Пятеро мужчин, выступивших из темноты и преградивших дорогу, сразу дали понять, что просто так Муращенко от них не уйдет, потому что возглавлял эту пятерку тот самый мужик, что получил от него по морде. Все, что смог сделать Данила, - это отступить назад, но дорогу к бегству тотчас же перекрыли, окружив.

 - Ну, сученыш, не ждал? Сейчас за все получишь. Ребята, значит, как договорились: сначала бьем, чтобы не был такой борзый; ломаем руки, чтобы не распускал их, когда не надо; а потом можете выебать этого пидора. Думаю, ему понравится, - и мерзкий смех, от которого стало гадко и тошно.

 Понимая, что шанса на спасение нет, Данила рванул в атаку. Помирать, так с музыкой!

 Тот, кто натравил на него банду, получил первым: кулак смачно впечатался в лицо, отчего мужик завизжал, скрючиваясь и хватаясь за окровавленный нос. От удара справа Муращенко увернулся, пытаясь прорваться к подъезду, но проскочить не удалось: сначала он запнулся обо что-то, и тут же слева прилетел удар в бок, отбросивший на одного из нападавших, сразу же прописавшего свой кулак в живот Данилы.

 Дальнейшее участие Муращенко в драке свелось к тому, что на нем начали отрабатывать удары руками и ногами. Данила прикрывался, как мог, но разве можно справиться в одиночку, когда на тебя нападают со всех сторон? До сознания долетел истошный женский крик, зовущий на помощь, к нему присоединился другой голос, вопящий «Караул! Убивают!», но топчущие свою жертву мужики даже не подумали остановиться.

 Уже погружаясь во тьму, Данила ощутил, как правая рука, которой он закрывал голову, ощутимо хрустнула, и мир вспыхнул ярким красно-синим огнем, прежде чем все вокруг взорвалось с яростью рождающейся сверхновой звезды. 

Очнулся Муращенко уже в больнице, от выворачивающей все тело боли. Застонав, он открыл глаза, чтобы сразу же зажмуриться со слезами на глазах - настолько больно резанул по глазам яркий свет. Рядом тут же кто-то заговорил приятным женским голосом. Даниле даже на мгновение показалось, что Дина рядом, но потом он вспомнил, что сестра с родителями неделю назад укатила в Египет, так что оказаться так быстро в больнице не могла, разве что он пролежал какое-то время в коме.

 Кое-как разлепив слезящиеся глаза, Данила успел заметить женщину в белом халате, что-то делающую с капельницей, а потом сознание поплыло, перед глазами все помутилось, словно туман накрыл его с головой, и Муращенко провалился в медикаментозный сон.

Следующее пробуждение было не менее болезненным, но теперь рядом звучал не женский голос, а два мужских, причем один из них был Даниле хорошо знаком. Собравшись с силами, он открыл глаза и, убедившись, что это не слуховые галлюцинации, просипел, не узнавая свой голос:

- Олег Сергеевич? Почему вы тут?

- Потому что вы с сестрой вечно попадаете в неприятности. А теперь закрывай глаза и продолжай спать, пока я договорюсь с доктором о тебе. - Данила хотел было возмутиться, но сонливость пересилила, так что он послушно закрыл глаза. - Всегда бы так, - засыпая, успел услышать он насмешливый голос.

Третье пробуждение было более спокойным, хотя боль никуда не делась, просто стала не такой острой. Ныли живот, бедро и ребра справа, но сильнее всего ощущалась боль в правой руке. Открыв глаза, Данила осмотрелся, благо в палате, кроме него, никого не было. Правая рука, лежавшая поверх одеяла, была загипсована от локтя до пальцев, грудь - туго забинтована, в остальном ничего необычного Муращенко не заметил. Попробовав пошевелить пальцами загипсованной руки, он закусил нижнюю губу: боль резко возросла, а результат оказался нулевым.

- Сломана, - вздохнул Данила.

- Сломана, - подтвердил входящий в палату Олег Сергеевич. – А еще трещины в ребрах, ушиб мягких тканей бедра и живота. Внутренних кровотечений нет, и сотрясения мозга тоже, как ни странно.

- И что вы тут делаете?

Прежде чем ответить на этот вопрос, Вяземский внимательно осмотрел Данилу, принес стул, стоявший у окна, и устроился на нем, вольготно откинувшись на спинку. 

- Мне Дина позвонила и попросила присмотреть за тобой, пока они с родителями не вернутся с курорта. А ей позвонила соседка, которая и пугнула избивавших тебя мудаков, после того как вызвала полицию. Двое из нападавших, кстати, были задержаны сразу, они быстро сдали остальных, так что сегодня к тебе зайдет следователь.

- Зачем? – Данила нахмурился, все еще туго соображая после всего случившегося.

- Чтобы ты заявление написал и еще всякие мелкие формальности выполнить. Мой тебе совет – пиши заяву. Этих ублюдков нельзя упускать безнаказанными. В следующий раз они не просто изобьют, а убьют кого-нибудь, а так посидят пару-тройку лет, может, думать научатся.

- Думаешь, научатся? Скорее выйдут оттуда озлобленными и ненавидящими всех еще сильнее.

- А может, вообще не выйдут. Ты их жалеть будешь? Я так и знал, тебе вечно всех жалко, себя бы пожалел. Кстати, ты заметил, что когда не задумываешься над тем, что именно говоришь, то обращаешься ко мне на "ты"?

- Да, буду. Меня жалеть не надо, я сам за себя отвечаю. Нет, не заметил, - Данила начинал злиться, в то время как Олег Сергеевич явно развлекался. – И вообще, я в себя пришел, теперь можете идти.

- Вот видишь, опять на «Вы». И я не уйду так просто, потому что обещал Дине позаботиться о тебе. А если ты себя уже нормально чувствуешь, значит сегодня вечером тебя выпишут под мою опеку.

- Как?.. Почему это? – Муращенко буквально закипел от возмущения. – Я живу сам.

- Ага, сам. В съемной квартире, один, да еще и с поломанной правой рукой. Был бы ты левша, может, я и оставил бы тебя в покое, а так никаких возражений не принимаю.

- Дина скоро вернется, - попытался хоть как-то отвертеться от бизнесмена Данила.

- Вернется, когда билеты поменяют, а в сезон это не так просто. Так что, пока не снимут гипс, ты мой. В родительскую квартиру ты же не захочешь переехать? – Данила отрицательно помотал головой. – Что и требовалось доказать.

Эти слова сопровождала такая кровожадная улыбка, что Муращенко поневоле вздрогнул. Именно в этот момент в палату вошел мужчина лет пятидесяти, в белом халате, накинутом на форму.

- Здравствуйте, Данила. Я старший лейтенант Извозов, можете уделить мне десять минут? Я хотел бы получить ваше заявление и показания относительно избиения.

Олег Сергеевич встал со стула, уступая место полицейскому, а сам подмигнул Даниле:

- Ну давай, добрый самаритянин, спасай заблудшие души. Увидимся через три часа. 

* * * 

Ровно через три часа Муращенко, укутанного в пальто Олега и плед, вывезли в кресле из больницы, чтобы тут же пересадить в мерседес. Шофер, поеживаясь от пронзительного ветра, терпеливо дождался, пока Вяземский устроит пассажира на заднем сидении со всем возможным комфортом, и, только получив команду бизнесмена, плавно тронулся с места, выезжая с больничной стоянки. Все время, пока Олег Сергеевич забирал его из больницы и вез к себе домой, Данила молчал, демонстративно отворачиваясь. Когда же машина остановилась у дома, Вяземский, не сказав ни слова, отбросил плед и подхватил парня на руки, вынимая из машины. Испуганно вскрикнув, Данила обхватил здоровой рукой Олега за шею и тут же застонал. Резкое движение болью отозвалось в отбитых ребрах. Вяземский ругнулся и начал извиняться:

- Больше не буду тебя так резко хватать. Извини.

- Может, лучше вообще меня оставить в покое? – отдышавшись, спросил Муращенко с такой надеждой в голосе, что Олег, заходя в дом, тихо рассмеялся, стараясь сильно не трясти избитого парня.

- И не надейся. Сейчас устрою тебя в спальне, примешь таблетки, поужинаешь и спать. О твоих правах и обязанностях поговорим завтра.

Комната, в которую Олег Сергеевич поместил Данилу, оказалась небольшой, но очень светлой. Диван, стоявший у окна, был уже разложен и застелен; возле него располагался письменный стол, на котором Данила заметил несколько книг, графин с водой и стакан. На стене, напротив дивана, висел плазменный телевизор, под которым стоял музыкальный центр с супернавороченными колонками. Дальше находился трехстворчатый шкаф с зеркальными дверцами и кресло, тогда как второе кресло располагалось между диваном и входной дверью.