— Джон… — Маша посмотрела в черные глаза юноши, блестевшие через стекла очков. — Я обязательно к тебе вернусь.

— Ты не можешь остаться?

— Нет. — Девушка покачала головой. — До того как я познакомилась с тобой, у меня была своя жизнь, свои обязательства. Мне нужно выполнить их.

— Расплатиться по счетам, — с пониманием закивал американец.

— Что ты? — удивилась Маша. — У меня нет счетов. Счет может быть только у капиталиста, эксплуатирующего чужой труд.

Джон с удивлением посмотрел на Машу.

— Счет должен быть у каждого работающего человека.

Маша растерянно молчала.

— Я ведь никого не эксплуатирую, и мой отец-врач, спасающий жизнь людям, тоже, — постарался растолковать девушке американец.

«Может, он и прав, — подумала Маша и вспомнила вылинявший транспарант, висевший на ее доме: „Храните деньги в сберегательной кассе”. Раз призывают хранить — значит, кто-то может заработать столько, чтобы оставалось до следующей получки».

Но ей лично хранить было нечего. Аспирантской стипендии никогда не хватало до конца месяца, еще она подрабатывала лаборанткой у вечерников, и все равно приходилось занимать.

— В общем, я все улажу и обязательно приеду, — прекращая спор по политэкономии, твердо пообещала Маша. — А еще лучше, чтобы сначала ты приехал в Москву.

— Но у меня работа. Если я ее оставлю, то в таком маленьком городе, как у нас, другой не найти.

— Вот видишь! А у меня аспирантура!

Эту их последнюю ночь Маша еще долго не могла забыть.

Где-то вдалеке играл джаз.

— Это с дансинга, — объяснил Джон, увидев, что Маша с удивлением прислушивается к звукам популярной мелодии.

Маша слышала ее не раз. Ребята крутили эту американскую музыку на теплоходе. Но у них она звучала не самым лучшим образом: клеенная-переклеенная магнитофонная лента, перескакивая с одной музыкальной фразы на другую, словно икала. А здесь, где родился этот джаз, кто-то виртуозно исполнял его на саксофоне в тишине прекрасной романтической ночи.

— Потанцуем, — предложила Маша и, вскочив с лавочки, прижалась щекой к груди Джона.

— Первый раз в жизни танцую со своей пациенткой, — нежно подхватив девушку, улыбнулся Джон.

— А я первый раз в жизни — со своим врачом.

— Вы хотите пригласить к себе а-ме-ри-кан-ца!? — Грузная женщина в погонах лейтенанта подозрительно вглядывалась в бумаги, принесенные Машей в ОВИР. И, не дождавшись ответа, тут же продолжила наступление: — А он случайно не капиталист?

— Что вы! — поспешно заверила Маша. — Он обыкновенный врач, он спас мне жизнь.

— Ну и что? — проигнорировала этот довод сотрудница ОВИРа, даже не поинтересовавшись, где и как Джон спас Маше жизнь. — Вам спас, а у других может отнять.

— Как? Зачем?! — Возмущенная девушка чуть было не вырвала у нее из рук документы.

— Может, его наняли спецслужбы, чтобы вас вылечить, а потом… — Лейтенант не закончила свою речь, потому что Маша вскочила и, еле сдерживаясь, проговорила:

— В общем, я оформила приглашение как положено. Подпись треугольника и моя характеристика из аспирантуры имеются.

Женщина, оторвав тяжелый зад от обшарпанного стула, подошла к сейфу и, поджав губы, многозначительно щелкнула замком, заперев, словно в тюремную камеру, папку с Машиными документами. Плюхнувшись обратно на место, она так же многозначительно уставилась на Машу, будто подозреваемую в тяжком преступлении.

— Ну а если он мой жених? — безнадежно выдохнула та.

— Девушка, не бросайтесь словами! — словно стеганув Машу хлыстом, милиционерша поставила ее на место. — Американец — жених?

— Это, в конце концов, мое дело! — разозлилась Маша.

Лейтенант презрительно окинула взглядом ее новенькую болонью.

Когда Маша улетала в Москву, шел сильный дождь. Легкое платьице в мгновение промокло на ней до нитки.

— У тебя нет зонта? — Джон озабоченно взглянул на Машу.

— Для подводной охоты мне, как рыбе, он не нужен, — попробовала отшутиться Маша, вспоминая, что даже в Москве она не могла его достать.

— Тебе нельзя простужаться, — серьезно возразил доктор и, оставив Машу на минутку, заскочил в магазин. Вместо зонта он вынес то, о чем она даже не могла мечтать, — новенький темно-синий плащ из болоньи. Мало кто в Москве мог похвастаться такой модной вещью.

— Это мне? — воскликнула девушка, не веря своему счастью.

— Да, — медленно произнес Джон, не очень понимая ее реакцию и смущаясь, что, возможно, не угодил.

Маша, накинув на плечи болонью, зачарованно осматривала себя. Рукав реглан делал плащ как бы безразмерным. Это оказалось очень кстати, поскольку чудесная вещь была чуть великовата. Но это не имело никакого значения. Все равно Маше никогда не удавалось доставать вещи своего размера. Импорт, завозившийся в магазины, начинался с цифры сорок четыре. А ей требовалась одежда на два размера меньше.

Джон, как бы оправдываясь, что не попал в размер, разъяснил:

— Пока, чтобы не промокнуть, ну а потом, если не понадобится, выкинешь его в самолете.

Маша онемела от удивления. И только спустя годы она поняла, что для американца эта покупка была равнозначна целлофановому пакету.

Но сейчас лейтенант в ОВИРе глазами надсмотрщицы завистливо пялилась на подарок американца.

Маше было приятно, что она хоть чем-то могла досадить этой толстозадой милиционерше.

— Так когда мне прийти за приглашением для своего американского друга? — с вызовом поинтересовалась Маша.

— За ответом, — злобно поправила ее лейтенант.

— Ну да, — не совсем поняла Маша.

— Мы вам сообщим, — злорадно пообещала женщина.

Прошло тридцать лет.

Нью-Йорк, Пятая авеню.

Прием, который устроили спонсоры всемирного форума «Наука без границ» проходил в фешенебельном отеле «Гранд Хайат».

Темнокожие швейцары в красных ливреях и темных цилиндрах, ловко передвигаясь на высоких каблуках, с почтением открывали дверцы автомобилей прибывающих гостей. Роскошный ресторан пятизвездочного «Хайата» на несколько часов превратился в интеллектуальный клуб.

Попадая в огромный холл с фонтанами и живой растительностью, гости вдыхали чудесные ароматы богатой и гостеприимной Америки.

Фуршет с изысканными яствами и разнообразными напитками, на которые не поскупились спонсоры, не оставил равнодушным даже приверженцев строгой диеты.

Изобилие сыров, веточки разносортного винограда, огромный выбор копченостей из мяса и рыбы, веером уложенные креветки с дольками лимона и зеленью. Под блестящими выпуклыми крышками в металлических емкостях дымились, источая аппетитные запахи, горячие блюда: мелкий молодой картофель в сметанном соусе, кусочки телятины в собственном соку, спинки форелей под белым соусом. Далее следовали огромные прилавки со сладостями.

Желудок не вмещал такое количество яств. Нужно было на чем-то остановить свой выбор. Любительница сладкого, Маша положила себе на тарелочку немного закуски, оставив место для соблазнительного торта.

— Пойдемте приобщимся, — полушутя предложил Марии Петровне коллега из российской делегации. Его взгляд тоже был устремлен на сладкий стол.

Торт высотой с американский небоскреб, облепленный кремовыми розочками, буквально просился в рот. Шампанское, которое разносили приветливые официанты, пенилось пузырьками в элегантных фужерах.

Наряд, купленный Марией Петровной по совету племянницы Оксаны в одном из модных бутиков в Москве, съел весь гонорар, который она получила за последний проект.

Коктейльное платье очень ей шло. Изящный пояс с элегантной пряжкой подчеркивал нерасполневшую талию, небольшой вырез под горлышко — ухоженную высокую шею, длина до колена — все еще стройные ноги. Красивая модная стрижка и в меру наложенный макияж сбрасывал с женщины добрый десяток лет, а активный веселый характер делал душой компании и привлекал внимание мужчин.

Однако личная жизнь как-то не складывалась. Сначала юношеские мечты о далеком американце Джоне и неугасающая надежда, что все-таки они встретятся. Потом защита докторской и мимолетное замужество. Затем работа в институте и поиск возможностей, чтобы не потерять себя в новой российской жизни. К счастью, он увенчался успехом. Машу, теперь уже доктора наук, способную и исполнительную Марию Петровну, очаровательную женщину, разрывали на части: работа в престижной фирме, бесконечные проекты, преподавание в вузе, приглашения за рубеж.