В общем, я получил первое » своей жизни ответственное задание: доставить покупку своим ходом на ее новое местожительство. Ведь я уже был большой. И мне можно было доверить присматривать за коровой. Купили два воза сена; сено тоже должно было двигаться с нами. С возами — два возчика, бородатые мужики; третий возчик — в коробке, в котором ехал я. Коробок знаете? Очень удобный экипаж: плетеная корзина на дрогах, в корзине сено, чтоб было на чем сидеть, мягко! Козлы для кучера, сзади' можно привязать багаж, все как полагается. Значит, три лошади, три воза (коробок тоже шел не пустой), три возчика, корова и я... Целый караван.

Отправились рано поутру, солнце только-только вылезло из-за леса. И пошла-потянулась пыльная дорога.

Скрипели, переваливались в нырках возы. Глухо стучали о землю конские копыта, порой подкова высекала искру из камня, пыль завивалась вокруг ног. Постепенно все становилось серым — кони, коробок, бороды у возчиков, Красуля, я...

Сколько нужно времени, чтобы пройти-проехать вот так, неспешным пешим шагом, пятьдесят верст? День? Два? Педелю? А сколько требуется для этого корове?

Прежде мне казалось, что коровы ходят медленно, очень медленно, и передвигаться на длинные расстояния не способны. А Красуля наша шла и шла, помахивая хвостом с пучком волос на конце и отгоняя мух, что вились над нею назойливым роем.

Двигались в таком порядке: впереди возы, ко второму была привязана Красуля; замыкал процессию коробок. Из-за возов я почти не видел дорогу впереди, зато хорошо видел длинный Красулин хвост. Он непрерывно болтался у меня перед глазами, и я, хотел или «в хотел, вынужден был все время смотреть на него.

Мах-мах, мах-мах... Ох и льнут! Они и ко мне льнут, эти дорожные надоедливые мухи, нипочем не отгонишь! Да это и не мухи вовсе, во всяком случае не те безобидные букашки, что водятся в городе, а свирепые, крупные, черные и кусачие — страх! — слепни. Впиваются, как звери, только зазевайся. Почему «слепни»? Не видят, что ли? Слепые? Однако нас, свои жертвы, они видели превосходно и успевали сесть — присосаться в одну секунду.

Чем выше поднималось солнце и жарче разгорался день, тем нестерпимее делались слепни. Заедят! Зажалят до смерти! От таких нахальных не отобьешься. Пока отбиваешься от одного, два других успеют сделать свое черное дело — вопьются и сидят. Как прилипнут! А что будет, когда начнется полуденный жар? Да еще эта пыль... И что думают по этому поводу возчики? Думают они или не думают? Сидят, как истуканы, мой — на козлах, два других — на возах, ноги свесили, и качаются туда-сюда, туда-сюда.

Но я ошибался, думая, что мы будем ехать без остановки весь день до вечера.

Неожиданно первый воз свернул с дороги в сторону к лесу, за ним последовали остальные. Лошадки явно оживились...

Куда они?! Мы же должны ехать все прямо-прямо, по дороге!! Я вскочил, озираясь и стараясь понять, что происходит, коробок внезапно подкинуло, я плюхнулся... стоп, приехали.

Возчики, оказывается, и не собирались двигаться в самый зной. А завели возы в лесок и остановились. Тут веяло прохладой, тихо шелестели листвой березы, щебетали, перескакивая с ветки на ветку, разноперые пичуги. Я забыл про свои сомнения.

Но они тотчас вернулись, когда увидел, как отвязали Красулю и пустили свободно пастись на лужайке.

Убежит!!! — ужаснулся я.

Куда она денется,— равнодушно возразил один из бородачей.

И в самом деле: если побежит, догоним на лошади. И вообще корова не умеет бегать.— не орловский рысак.

Лошадей выпрягли, стреножили и тоже пустили на траву.

Возчики развели костер, сварили варево — съели. Поел и я с ними. Теперь можно н двигаться. Отдохнули — хватит. Но они продолжали нежиться на травке. Им-то куда торопиться? Когда-нибудь доедут и ладно. Красуля продолжала безмятежно щипать траву, помахивая хвостом от удовольствия.

Странно, но здесь и слепни почти не трогали нас. Должно быть, они атаковали проезжих только на дороге, а здесь хозяевами были птицы. Ах как хорошо поют! И вообще как хорошо...

От костра тянуло дымком, по лесу разносился могучий храп — возчики видели сны.

Но все-таки поедем мы дальше или не поедем? Я ужасно боялся: что-нибудь случится и мы не доведем Красулю.

На небе появились облака, чуть потянул ветерок. Зашевелились возчики. Запрягли лошадей, затоптали костер. Тронулись.

Снова дорога. Пыли стало еще больше, слепни еще злее. Но я уже стал к ним привыкать. Какая дорога бывает без неудобств?

Я смотрел на Красулин хвост.

Мах-мах, мах-мах... Как не надоест ей махать хвостом?

Ох и длинные пятьдесят верст! Где-то в стороне, за пригорками, в ложбинах, проплывали деревни, кукарекали горластые петухи, лаяли собаки, а мы ехали, ехали... нет, не ехали, а ползли, как черепахи: трух-трух, трух-трух...

Потянулась улица большого села, улица — дорога с канавами по бокам. Дома с палисадниками и жиденькой растительностью по ту и другую сторону, собаки... Как ополоумевшие, они выскакивали из всех подворотен и опрометью неслись к нам, а затем долго сопровождали, каждая до границ своего участка, давясь собственным лаем и норовя ухватить за ноги лошадей, Красулю. Кончит одна и, довольная собой, потрусит назад, вместо нее принимается другая... Как эстафету передают! Естественно, больше всего я опасался за Красулю: ноги покусают — как дальше пойдет?

Ну до чего злые! Да ты что лаешь, что? Проезжих не видала? Сейчас мне все собаки казались злыми, хотя это были добрейшнэ деревенские шавки, помани — замолчит и подойдет, завиляет хвостом — гладь. И лаяли они только для порядка, знай, мол, наших. Возчики на них не обращали ни малейшего внимания, лошади и Красуля — тоже. Вообще волноваться приходилось мне за всех.

Жителей попадалось мало. Время уборочное — жатва, все на работе в поле, дома только старики да малые дети. Наверное, потому и собаки расшумелись: несут службу с удвоенным старанием.

Солнце перешло на другую сторону и клонилось к горизонту. Зной начал спадать. Пустынная дорога тянулась все такой же серой лентой, казалось, ей не будет конца. Нас никто ни разу не обогнал. Изредка попадались встречные подводы. Интересно: сколько еще нам осталось? Но спросить я не решался. Снова закопошились сомнения. Доведем, ничего не случится?

На Красулином хвосте я усмотрел какое-то пятнышко. Репей. Интересно, где она подцепила его? В лесу репьи не растут.

Нет, обязательно что-нибудь случится. Не может не случиться. Такая пустынная дорога.

Не подумайте — я не трусил, я просто беспокоился.

Сейчас бы поговорить с кем-нибудь. С возчиками я стеснялся: еще засмеют, скажут — испугался городской товарищ (больше всего я не хотел показаться смешным). А Красуля топ да топ, знай себе шагает за возом и, не догадываясь о моих терзаниях, бодро помахивает хвостом. Что она — железная? Не устала? Я сидеть устал, а она хоть бы что.

Снова остановились.

Привал будем делать. Шабаш.

Разве мы сегодня не приедем?!

Вздумал! До города еще потянешь. Ночевать здесь будем .

Вот уж этого я никак не ожидал. Ночевать — в лесу?! А как разбойники? медведи? волки?

Чувствовал я, что добром все не кончится...

Но я не буду бояться, нет-нет. Я удвою бдительность.

Лошадей снова стреножили и пустили. Передние ноги связаны, получается действительно вроде как три; на трех лошадь далеко не ускачет. Тимофей — мой возчик — подоил Красулю. Я удивился: впервые видел, чтоб корову доил мужчина. У нас этим занимались мама и бабушка. А молока-то сколько: целое ведерко! Тимофей наполнил до краев глиняную кринку и протянул мне: «Пей. Пей, пей, не стесняйся». Я приложился, попробовал — и выдул зараз всю кринку, даже не передохнул ни разу. До того вкусно. Парное, теплое, ароматное. Да еще в лесу. Чудо!

Всё?

Всё.

Тимофей опрокинул кринку вверх дном.

Ай да молодец. Ну, расти большой да умный.

Освободившись от молока, Красуля легла, но челюсти ее продолжали непрерывно двигаться — пережевывала жвачку. И хвост продолжал двигаться: слепней не стало, но зажужжали, запели тоненькими голосками комары. Съедят они нас тут за ночь-то!