Но все же мышь нельзя сравнивать, скажем, с таким действительно отвратительным, неприятным, грязным, зловонным и смелым до наглости и настолько свирепым, что боятся даже кошки, хищником, как крыса. Крысы вполне заслуженно пользуются всеобщей ненавистью.

К мышке я очень привык и привязался. Право, этот зверек был слишком мил, чтобы его не любить!

Можно было бы на этом прервать рассказ о маленькой серой мышке-норушке... Но читателей, конечно, будет интересовать — что же дальше? Чем окончились мышкины похождения?

Кончилось тем, чем обычно кончается история мышиной жизни.

В нашем доме появился кот? новый кот по кличке Котька. И мне пришлось срочно позаботиться о безопасности своей любимицы. Кот, конечно, не оставит ее без внимания.

Банку, где жила мышь, до того я ничем не закрывал — мышь все равно не могла взобраться по стеклянным стенкам. Теперь — приспособил тяжелую решетчатую крышку. И мышке не грозило удушье, и коту не залезть в банку когтистой лапой.

Разумеется, было бы куда спокойнее, если бы кота не было совсем. Но мыши в чулане — родственницы нашей ручной забавницы — понемногу продолжали «пошаливать», и взрослые сочли за благо, если кто-то будет попугивать их.

Не знаю, насколько привлекал кота чулан, но около банки он просиживал долгими часами, как загипнотизированный. Много раз он пытался ловить мышку, но, наткнувшись на стекло, опять застывал, не спуская жадных глаз с недосягаемой добычи.

Стеклянный дом! Он всегда ненадежен. А что делать, если у тебя нет другого?

Первое время мышка пугалась страшно. Она отскакивала от стенки, 'начинала метаться, потом цепенела. Со временем, однако, поняла, что она в безопасности, и стала относиться к близкому неприятному соседству значительно спокойнее. Да и кот, казалось, смирился с тем, что из этой охоты у него ничего не получится, мышь не для него, и стал реже наведываться к банке Приходилось лишь соблюдать крайнюю осторожность во время мышкиных «прогулок». Я выставлял кота на кухню и плотно закрывал двери. И все шло благополучно...

Но однажды, вернувшись из школы, я поймал на себе какой-то странный сочувственный взгляд матери. Отведя глаза от меня, она покосилась на кота. Он сидел на стуле у печки и сладко жмурился. У меня дрогнуло сердце...

Я не нашел банки на обычном месте. Не было и мышки. Осколки стекла валялись на полу у стола, тут же были разбросаны и разноцветные тряпочки, из которых так любовно мастерила себе гнездышко мышка. Мама нарочно оставила все это до меня...

Кто был виноват в случившемся? Да я же, я! И никто другой. Я, человек, должен был предусмотреть, чтоб не случилось чего. Видел ведь, что кот подкарауливает жертву.

После того как кот слопал мою ручную мышь, я на него несколько дней даже смотреть не хотел. Но разве можно сердиться на животное, если оно поступило так, как ему подсказала его природа! Виновато ли оно?

ДРУЖИЩЕ КОТЬКА

Он был крупный белый кот с тигровыми пятнами на спине и боках, с длинным гибким хвостом, которым, рассердившись, он начинал вертеть во все стороны, и большими колючими усами. Зеленые глаза его днем были совсем узкими и, казалось, не смотрели ни на кого, но тотчас расширялись, в них появлялось хищное выражение, если мимо пролетала птица или пробегало какое-либо животное. На концах ушей у Котьки торчали пушистые кисточки, как у рыси.

Да и повадками он порой напоминал дикого зверя

Говорят, кошки больше других домашних животных сохранили свой независимый нрав и способность обходиться без человека. Наш Котька был живым подтверждением этого. Впрочем, с тем же успехом он мог бы послужить и доказательством обратного.

Как Котька появился у нас

Котьку никто не приглашал к нам жить — он сам явился. Немы выбирали его — он выбрал нас.

Однажды наш дворовый пес Томка загнал чулсую кошку на столб под сараем. Томку вскоре привязали на цепь, но кошка продолжала сидеть на столбе, хмуро поглядывая вниз.

Прошел день — все сидит. Что она, присохла там? Боится или не может спуститься? Мы поочередно ходили и смотрели на гостью, звали — не спускается. Кончилось тем, что к столбу приставили лестницу, мама держала лестницу внизу, я полез наверх и снял горемыку. Пушистый бродяжка не сопротивлялся, но едва я выпустил его из рук, тут же «задал лататы» и был таков.

Однако назавтра он объявился уже на кухне. Время было летнее, первый этаж, двери и окна открыты, заходи кто хочешь; и бродяга мог беспрепятственно шмыгать туда и обратно. Убедившись, что его не трогают, он быстро осмелел и не стремился убежать. С этого дня мы могли считать его своим.

Кот мог бы сойти за красавца, не будь он так тощ и грязен. При всем желании на нем нельзя было найти ни одного чистого волоска. Можно было подумать, что он только что вылез из дымовой трубы, где собрал на себя всю сажу.

Удивительно, как животные чувствуют, где их любят. Только этим я могу объяснить, что кот так легко променял свою привольную бродячую жизнь на наш дом. Однако привычка к независимости и самостоятельности еще долго сказывалась в нем.

Судя по всему, у него не было хозяев, а если и были, он не дорожил ими. Прежняя его жизнь,. видимо, была не слишком сладкой, и вначале он всех сторонился, пугался легкого шума и забивался под стол или кровать. Каждый день для него ставили на кухне плошку козьего молока, клали кусочек мясца. Кот торопливо лакал молоко, а мясо уносил куда-нибудь в укромный уголок и там съедал, угрожающе урча. Раз, когда его захотели погладить, зашипел, прижал уши и немедленно пустил в ход когти. После этого его оставили в покое. Пусть привыкнет!

Кот не сразу признал свою кличку — Котька; слабо действовало на него и обычное кисканье, на которое идут все кошки.

Но время шло, и кот начал меняться.

Первый признак перемены — стал усердно мыться. Счищать свою давнишнюю грязь ему пришлось довольно долго, однако, как выяснилось, старания и терпения ему было не занимать.

Вам приходилось наблюдать, как моется кошка? Она не просто лижет, а именно моет, последовательно, с большим искусством, приводя в порядок одну часть своего тела за другой. Вытягивая поочередно то одну, то другую заднюю лапу, долго и тщательно вылизывает их. Потом, полулелса на спине, примется за пушистое брюшко. Затем встанет, отряхнется и возьмется за хвост, бока, спинку... Котька был настолько гибок, что, изловчившись, доставал языком шею. После этого шло самое главное — мытье головы и мордочки. Облизав лапку, он остервенело тер ею усы, щеки, за ушами, действуя с такой силой, что порой ухо отказывалось вывернутым наизнанку, а зализанные против шерсти места долго не могли прийти в нормальное состояние.

День ото дня кот становился чище и красивее. Шерсть стала блестящей и пышной, хвост распушился, морда округлилась, обросла баками. И весь он раздался» вид сытый, довольный, важный...

Теперь он разрешал себя гладить. Более того, сам часто терся о ноги, выгибал спинку и громко мурлыкал. Ласкаясь, вспрыгнет на колени и поет, поет...

Но насколько он был ласков со своими, настолько же неприветлив и даже сварлив с чужими. С посторонними кот не терпел никаких фамильярностей, даже прикоснуться к себе не позволял. Мгновенно разъярится, зашипит, оскалит зубы, как собачонка... берегись!

Все знакомые носили следы его когтей.Его считали нелюдимом, злюкой, а мне, признаться, нравилась такая черта: значит, коту не все равно, кто его ласкает, кому дарить свое внимание!

Когда серёдка сыта

Чем дальше, тем забавней, озорней становился кот.

Целыми днями он носился по дому, задрав хвост и яростно мяукая. Когда он с мрачным видом сидел на столбе, враждебно поглядывая вниз на собаку и людей, кто бы мог подумать, что он окажется таким игривым! Он был неистощим на выдумки и был способен забавляться сам с собой с раннего утра до позднего вечера. Иногда не хватало даже этого времени, и тогда он пускался в игру среди ночи. Летели стулья, трещали шторы. То он висит на занавеске, то взлетел по шкафу под потолок. Топоча лапками и как-то по-особенному мяукая, «мяргая», как выражалась наша бабушка, кот нередко будил весь дом. Однако досадовать, сердиться было просто невозможно. Прикрикнешь на него — плут сейчас же подойдет, потрется, замурлыкает, и сердиться уже не хочется...