Ему хотелось обнять, уткнуться лицом в Адель, почувствовать её запах и так уснуть. Ему хотелось забыть, как под ногами чавкают внутренности и кровь вперемешку с застывающей от жара грязью. Хотелось забыть лица, которые он видел, удивлённые, напуганные, полные страданий. Хотелось быть прощённым. Не чувствовать тяжесть вины, что легла на его плечи.

И пусть он пытался оправдывать себя раньше, и пытался оправдывать себя сейчас, эффекта от этого было ноль. «Система» была частью него. Чем больше проходило времени, тем сильнее давило на него это чувство, словно со временем лишь делалось сильнее. И чем больше он над этим думал, тем хуже всё становилось.

Рей позволил себе отдаться этому гнетущему чувству, пока они ехали к городу.

Под вечер они отъехали к берегу, где разожгли костёр за небольшим холмиком, что скрывал их от посторонних глаз. Там же около костра они разложили свои спальные мешки (Рею выдали три одеяла, два на землю, одним укрыться). Рей молча погрузился в свои мысли, что были, мягко говоря, не самыми жизнерадостными.

Девушка устроила свой спальный мешок рядом с ним и весь вечер пыталась разговорить его, растолкать и поднять настроение, но потом отказалась от этой идеи. Просто обняла Рея, видимо женским чутьём понимая, что творится у него на душе.

И, к удивлению Рея, ему слегка полегчало. Чувствуя чьи-то объятия, его слегка отпустило. Пусть не полностью, но всё же ему стало лучше. Рей слышал, что иногда простые объятия могут заменить тысячи слов. Сейчас он как никогда был с этим согласен. Так он и уснул.

На утро затягивающее отчаяние и боль оставили после себя лишь тягучую тяжесть на душе с привкусом лёгкой депрессии. Те мучительные мысли и картины о городе не пропали, но сместились уже на задворки сознания, перестав мельтешить в голове. Но с этим Рей наделся справиться и сам, хоть и не был уверен в своих силах.

Всё утро девушка улыбалась ему, а потом, когда её, как Рей понял, отец запрягал существо, подошла к нему и спросила, как он.

— Намного лучше, чем было, — честно ответили Рей. — Спасибо тебе.

— Да не за что. В конце концов, мы, девушки, имеем свои способы иногда помочь, — улыбнулась она. — И… ты бы, кстати, мог поехать с нами, если хочешь. Судя по твоему телу, ты явно натренирован и умеешь драться, да и меч на поясе говорит об этом. Отец наверняка согласится.

— Спасибо, но мне придётся отказаться, — покачал он головой. — Боюсь, есть то, что надо закончить.

— Понятненько, — улыбнулась она, показывая, что ответ не стал для неё сюрпризом, хотя она и надеялась на положительный ответ. — Но я рада, что тебе легче. А то выглядел так, что неровен час и ты сам бы попытался отправиться в последнее путешествие.

Они отправились дальше по пустому берегу, где единственным пейзажем было хмурое небо, кустарник и одинокие маленькие деревца.

Не наступил даже полдень, как они забрались на высокий холм на берегу моря, где ничего кроме травы не росло и где ветер был особенно сильным, пропитывая всё солью. Здесь ему открылся вид на город Киртенс. В отличии от Бромдука, этот не был так сильно вытянут вдоль берега, скорее имея форму неправильного круга.

От сюда открывался вид и на дорогу, которая сейчас была пустой. Рей успел всех обогнать. Это было к лучшему, ему будет легче отыскать Стелларис и Воса до того, как город наводнят незнакомые люди.

Почему он думал, что они будут здесь? Просто это был ближайший крупный населённый пункт, а они имели при себе только деньги. Другой населённый пункт, судя по указателю, находился может вдвое дальше, чем этот. Следовательно, далеко без еды они бы не ушли.

По крайней мере он на это очень надеялся.

Рей продолжил путь с попутчиками, спускаясь к городу, где его ждало неопределённое будущее.

Киртенс.

Этот городок был олицетворением борьбы за жизнь. Да, в нём много грязи, его нельзя назвать красивым и безопасным. Да, в нём много того, от чего у некоторых волосы дыбом встают. На фоне этого проституция кажется самым обычным делом.

Но этот город жил. Он делал это не от скуки и не ради забавы. Так он конкурировал с другими портами.

Изначально это был маленький городок или большая деревня, коих был великое множество в некогда большой и сильной стране. Он, как и все другие, поставлял рыбу, что смогли выловить рыбаки здесь. Но после войны он стал просто деревней, которая теперь осталась без защиты и денег. Многие деревни просто исчезли, вымерев от голода или болезней, захватывались работорговцами и разграблялись бандитами. Но эта боролась за свою жизнь.

Как? Давала то, что не могли дать другие города-порты, что сохранились после войны.

Сначала контрабанда без налогов, которые требовали другие. Дань группировке, что орудовала здесь. Деревня стала закупать у других деревень продукты, что продавала приходящим судам, тем самым помогая выжить остальным.

Глубоководье около берега сыграло свою роль, позволяя тем подходить близко к побережью. Отстроили небольшой порт и стали брать небольшую плату за швартовку и отчаливание. Появились постоялые дворы, которые могли порадовать приплывших путешественников кухней, выигрышно отличавшейся от вяленого мяса и пресной воды с чёрствым хлебом.

Большая часть экипажа была мужчинами и в город потянулись безработные девушки, которые могли предложить своё тело в обмен на деньги. В этом хаосе они больше не видели способа прокормить своих детей или самих себя. Позже они стали преступной группировкой, которая практически вся состояла и женщин. Этим девушкам требовалась еда и жильё — подтянулись люди из разрушенных городов и обнищалых сёл, которые могли предоставить свои умелые руки и опыт.

Деревня росла, расширялась и требовала защиты. Появились люди из армии, что теперь стала историей. Они были не нужны, городам, что имели свою стражу, которая уже пополнилась теми солдатами, кто успел туда вступить. Те, что остались не удел, ринулись в город, который предложил им кров, еду и деньги в замен на свою силу. Бандитам продолжали исправно платить, и они решали вопрос с некоторыми делами, что нельзя было решить миром.

И вот уже есть обеспеченный маленький городок, что готов жить дальше. Бороться за свою жизнь.

Но этого было мало.

Городок принялся отстраиваться. Появлялись склады, где можно было хранить товар и не бояться за его сохранность. Появлялись дома, которые готовы были принять к себе жильцов; бары, что могли дать напиться; гостиные дома, где можно было снять комнату на час или на ночь.

Позже город стал предоставлять не самые стандартные развлечения, давая возможность людям выпустить пар. Это привлекало других. Слух распространялся среди торговцев и моряков, и они устремились в этот город, привлечённые не только услугами, но и приятными налогами за товары. Город продолжал расти и уже благодаря размеру мог не волноваться быть захваченным и разрушенным обычными бандитами.

К тому же уже сам правитель прибрежной торговой республики Грантсон видел в них ещё один источник денег и был готов вкладывать туда деньги. И не только вкладывать, но защищать свои вложения. Теперь город защищала не только личная стража, но и государственная армия, которая была лишь обычными наёмниками. А благодаря бандитам, город мог вести и свои чёрные делишки.

Город смог отвоевать своё место под солнцем. Он смог дать работу другим деревням, спасая их от голодной смерти. Он смог обеспечить целый регион стабильной работой. Да, он нарушал закон, да здесь была грязь, но это было лучше чем смерть для многих или безнадёжное существование без будущего.

Именно в момент активного роста появилась сильнейшая на данный момент мафия.

Девчушки из Киртенса. Раньше это словосочетание было оскорбительным и принижало достоинство тех, к кому это было сказано. Прошло сто лет и теперь это словосочетание боятся и уважают.

Началось всё с проституции.

Город рос, росло количество приплывающих кораблей, росло количество мужчин, что хотели удовлетворить свои плотские желания после долгого плавания. Как говорили они, помять что-нибудь мягче, чем канат для швартовки.

Проститутки, что жили или в маленьких домах, или на улицах, приехавшие со всей округи, чтоб хоть как-то заработать на еду, оставались без защиты перед пьяными клиентами. Убийства молодых девушек, вступивших на этот путь не от хорошей жизни, стало обычным делом. Выходя на улицу ни одна не могла быть уверенна в том, что обратно она сможет вернуться хотя бы живой. А некоторые имели детей и родных, о которых надо было заботиться.