– Поздно, – сказал Кармин. – Я понимаю, что ты не согласен, но ты и не обязан соглашаться. Мне с этим жить, а не тебе.

– А ты сможешь? – с удивлением спросил Доминик. – Сможешь с этим жить?

– Выбирать не приходится.

– Нет, это не так, – сказал Доминик с полнейшей убежденностью в голосе. – Поверить не могу, что кто-то мог счесть это хорошей идеей!

Подойдя ближе, Хейвен остановилась неподалеку от двери. Пребывая в ярости, Доминик расхаживал по комнате, в то время как Кармин стоял поодаль, раздраженно теребя волосы. Винсент и Коррадо наблюдали за ними. Атмосфера в комнате, казалось, накалилась до предела.

– Он – мой сын, – сказал доктор ДеМарко. – Я всегда поддержу его.

– Что за чушь! – яростно воскликнул Доминик.

Хейвен вздрогнула, услышав его слова. Внимание собравшихся в комнате моментально переключилось на нее.

– Все в порядке? – робко спросила она.

– Все хорошо, – ответил доктор ДеМарко. – У нас возникли некоторые разногласия, но сейчас не время и не место их обсуждать.

Осмотревшись по сторонам и всмотревшись в их лица, Хейвен ощутила охвативший ее страх. Несмотря на заверения доктора ДеМарко, что-то определенно было не так. Развернувшись к Кармину, она приподняла брови, ожидая от него объяснений, однако он только лишь покачал головой.

– Не волнуйся.

Не волнуйся.

– Думаю, мне нужно прилечь, – сказала Хейвен, отходя назад.

– Я с тобой, – сказал Кармин, бросив на Доминика сердитый взгляд. Кармин взял Хейвен за руку, и, попрощавшись со всеми, она последовала за ним к лестнице.

– Они злятся из-за того, что ты сделал в Чикаго? – спросила Хейвен, когда они поднялись в спальню.

– Вроде того, – пробормотал Кармин. – Слушай, я не хочу сейчас об этом говорить. Я хочу просто… насладиться покоем. Хотя бы немного.

– Хорошо, – согласилась Хейвен, пытаясь отогнать дурное предчувствие. Кармин опустился на кровать, и она последовала его примеру, ложась рядом с ним.

– La mia bella ragazza, – сказал Кармин, притягивая ее к себе. Хейвен наклонила голову, когда он потянулся к ней и поцеловал ее шею. – Мне так хотелось, чтобы сегодняшний день был идеальным.

– Мы были вместе, – прошептала Хейвен, – благодаря этому, для меня этот день стал идеальным.

Хейвен не планировала засыпать, однако ее усталость оказалась куда сильнее, чем она ожидала. Нараставшее эмоциональное истощение заметно сказывалось на ней, сон поглотил Хейвен буквально за несколько минут.

Проснувшись посреди ночи, она провела рукой по кровати, и, не обнаружив рядом с собой Кармина, вздохнула, поняв, что она была одна. Выбравшись из постели, она бесшумно прошла к двери, услышав приглушенную мелодию «Лунной сонаты». Хейвен нахмурилась, прислушиваясь к знакомой, печальной мелодии.

Кармин сидел в библиотеке, перебирая струны своей гитары. Благодаря тонкой полосе лунного света, льющегося через большое окно, Хейвен смогла разглядеть мрачное выражение его лица. Она позвала Кармина по имени, однако он не откликнулся, словно и вовсе не услышав ее, и продолжил наигрывать мелодию. Пройдя вперед, Хейвен собиралась вновь позвать его, однако Кармин опередил ее, тяжело вздохнув.

– Мне приснился сон.

– Снова кошмар? – спросила Хейвен, проходя к нему. Подняв голову и смотря на Хейвен, Кармин замер, перестав играть, однако она едва ли заметила это. Хейвен не могла сосредоточиться ни на чем, кроме его зеленых глаз, которые некогда пылали жизнью. Теперь же, в них не было ничего, кроме глубокой печали, лишавшей его глаза былой яркости.

Убрав гитару в сторону, Кармин вытянул ноги, приглашая Хейвен присесть. Он обнял ее, когда она устроилась у него на коленях.

– Нет, не кошмар, – ответил он. – Это был хороший сон.

– Что тебе снилось?

– Ты, – тихо сказал Кармин. – Ты написала картину – это была абстракция или что-то вроде того, не знаю – но она была настолько хороша, что они вывесили ее в музее и восхищались твоим талантом, будто бы ты была новым, блять, Пикассо, tesoro.

Хейвен рассмеялась.

– Я даже рисовать не умею, Кармин.

– Но ты могла бы научиться, – сказал он. – Тебе хочется этого?

– Может быть, но я не знаю, получилось бы у меня или нет.

– Конечно, получилось бы, – заверил ее Кармин. – Нельзя в себе сомневаться. Ты в силах добиться всего, чего пожелаешь.

– За исключением игры на рояле, – шутливо заметила Хейвен. – И на гитаре.

Кармин усмехнулся.

– Да, пожалеем чужие уши и оставим музыку мне, но всему остальному ты можешь научиться. Знаешь, пожалуй, ты можешь заниматься всем и сразу – рисунком, живописью, скульптурой. Ты можешь создавать престранные формы и говорить людям, что это совсем не то, чем кажется. Для этого нужен талант.

Хейвен улыбнулась.

– И ты считаешь, что я обладаю подобным талантом?

– Разумеется, – ответил Кармин. – Главное – начать, потому что затем уже ничто тебя не остановит.

– Спасибо, – прошептала Хейвен, пытаясь совладать с эмоциями. – Для меня много значит то, что ты веришь в меня.

– Я был бы идиотом, если бы не верил, – сказал он, целуя ее в макушку. – Знаешь, в тот раз мы так и не договорили.

– О чем?

– О твоей свободе.

Вздохнув, Хейвен еще сильнее прижалась к нему.

– О чем там еще говорить?

– Мне интересно, что означает для тебя свобода в полном смысле этого слова.

В течение последующего часа они сидели вместе перед окном в темной библиотеке, пытаясь понять мысли друг друга. Они не обсуждали испытания, выпавшие на их долю, и боль, которую они по-прежнему испытывали – напротив, они сосредоточились на том, что делало их счастливыми. Кармин расспрашивал ее про самые сокровенные желания, ему хотелось узнать, что она сделала бы, если бы, проснувшись на следующий день, осознала, что может начать с чистого листа. Что бы она сделала, если бы однажды ей представилась подобная возможность?

Она рассуждала о друзьях и семье, о доме, в котором было бы полно книг и домашних животных. Хейвен описывала свою собственную американскую мечту, составляющими которой были двое-трое детей, выкрашенный белой краской забор, барбекю по выходным с соседями и летний отпуск, проведенный в Диснейленде.

Казалось, что в этот момент все прочее отошло на второй план, реальность уступила место возможному будущему, которое Хейвен всегда хотелось иметь, несмотря на то, что она никогда в него не верила. Она рисовала в своем воображении свободное будущее. Свободное от ограничений.

Свобода.

– Мне хочется, чтобы люди замечали меня, – сказала Хейвен. – Я хочу, чтобы они знали о моем присутствии, когда я буду заходить в комнату. В действительности, мне хочется, чтобы так было везде. Мне больше не хочется быть невидимкой.

Кармин провел тыльной стороной руки по теплой щеке Хейвен. В ответ она прижалась к его руке, отозвавшись на его прикосновение.

– Я замечаю тебя, колибри, – прошептал Кармин.

– Я знаю.

– Знаешь, что еще я заметил?

– Что? – спросила Хейвен.

Кармин кивнул в сторону окна.

– Снег.

Оглянувшись, Хейвен заметила большие белые снежинки, опускавшиеся на землю с небес. Не дав ей времени среагировать, Кармин поднялся на ноги и потянул ее за собой.

– Пойдем.

Хейвен рассмеялась, когда Кармин повел ее за собой в спальню.

– Куда мы идем?

– На улицу.

– Сейчас? – удивилась Хейвен, посмотрев на часы, когда Кармин отпустил ее. В темноте комнаты были отчетливо видны ярко-красные цифры – час ночи.

Кармин с шумом распахнул окно спальни. В комнату вихрем ворвался холодный воздух, моментально всколыхнувший шторы. Задрожав, Хейвен обхватила себя руками и нахмурилась.

– Разве доктор ДеМарко не заколачивал это окно?

– Заколачивал, но сделал он это плохо, – ответил Кармин. – Я вытащил гвозди.

Хейвен хотелось узнать, когда он успел это сделать и зачем ему это вообще понадобилось, однако Кармин лишил ее такой возможности – обувшись, он направился прямиком к окну.