Покажи мне Солнце после Ночи,

Я пришел к Тебе без боязни,

Молоденький и бледный, как былинка,

Укажи мне после тела казни

В Отчие обители тропинку.

Божий Сын, Невидимый Учитель,

Изведи из мира тьмы наружной

Человека — брата своего!

Чтоб горел он, как и Ты, Пресветлый,

Тихим светом в сумраке ночном,

Чтоб белей цветов весенней ветлы

Стала жизнь на поприще людском!

Белому брату

Хлеб и вино новое

Уготованы.

Помолюсь закату,

Надем рубище суровое

И приду на брак непозванный.

<1910. 1911>

73

Старый дом зловеще гулок,

Бел под лунным серебром.

Час мечтательных прогулок,

Встреч и вздохов о былом.

Но былому неподвластны —

Мы в грядущее глядим,

Замок сказочно прекрасный

Под луною сторожим.

Выйдем в сад. С тобой рядом

Мне так ново, так светло.

Под луны волшебным взглядом

Ты, как белое крыло.

Оттого ли, как в темнице,

Сердцу плачется с утра,

Что тебе — урочной птице

Отлететь на юг пора?

Иль душе поверить тяжко,

Что забыт в саду глухом,

Твоего возврата, пташка,

Не дождется лунный дом?

<1910>

74

Я был прекрасен и крылат

В богоотеческом жилище,

И райских кринов аромат

Мне был усладою и пищей.

Блаженной родины лишен

И человеком ставший ныне,

Люблю я сосен перезвон,

Молитвословящий в пустыне.

Лишь одного недостает

Душе в подветренной юдоли,—

Чтоб нив просторы, лоно вод

Не оглашались стоном боли,

Чтоб не стремил на брата брат

Враждою вспыхнувшие взгляды,

И ширь полей, как вертоград,

Цвела для мира и отрады,

И чтоб похитить человек

Венец Создателя не тщился,

За что, отверженный навек,

Я песнокрылия лишился.

<1910, 1911>

75

Отвергнув мир, врагов простя,

Собрат букашке многоногой,

Как простодушное дитя,

Сижу у хижины порога.

Смотрю на северный закат,

Внимаю гомону пингвинов,

Взойти на Радужный фрегат,

В душе надежды не отринув.

Уже в дубраве листопад

Намел смарагдов, меди груду...

Я здесь бездумен и крылат

И за морями светел буду.

<19Ю. 1913>

76

Наша радость, счастье наше

Не крикливы, не шумны,

Но блаженнее и краше,

Чем младенческие сны.

В серых избах, в казематах,

В нестерпимый крестный час,

Смертным ужасом объятых

Не отыщется меж нас.

Мы блаженны, неизменны,

Веря любим и молчим,

Тайну Бога и вселенной

В глубине своей храним.

Тишиной безвестья живы,

Во хмелю и под крестом,

Мы — жнецы вселенской нивы,

Вечеров уборки ждем.

И хоть смерть косой тлетворной

Нам грозит из лет седых:

Он придет нерукотворный

Век колосьев золотых.

<19Ю>

77

В златотканные дни сентября

Мнится папертью бора опушка.

Сосны молятся, ладан куря,

Над твоей опустелой избушкой.

Ветер-сторож следы старины

Заметает листвой шелестящей,

Распахни узорочье сосны,

Промелькни за березовой чащей!

Я узнаю косынки кайму,

Голосок с легковейной походкой...

Сосны шепчут про мрак и тюрьму,

Про мерцание звезд за решеткой,

Про бубенчик в жестоком пути,

Про седые бурятские дали...

Мир вам, сосны, вы думы мои,

Как родимая мать, разгадали!

В поминальные дни сентября

Вы сыновнюю тайну узнайте

И о той, что погибла любя,

Небесам и земле передайте.

<1911>

7

8В морозной мгле, как око сычье,

Луна-дозорщица глядит;

Какое светлое величье

В природе мертвенной сквозит.

Как будто в поле, мглой объятом,

Для правых подвигов и сил,

Под сребротканным, снежным платом

Прекрасный витязь опочил.

О, кто ты, родина? Старуха?

Иль властноокая жена?