Не знаю, почему, но новости в этом доме разносятся моментально. Не успел Этьен раскрыть рот и озвучить новый вариант моего имени, как его тут же повторила Эвелина. Утром она называла меня не иначе, как Беллой. Я пробовала возмутиться, но это ни к чему не привело. Она упрямо утверждала, что «Белла» звучит красиво и все тут. Пришлось махнуть рукой. Красиво, так красиво. Им, конечно, лучше знать. Но все-таки, мне интересно, известна ли Эвелине история о шкатулочке, к которой просто позарез нужно подобрать ключик. Бедняга Этьен уже никогда не сможет это осуществить, если сказал мне правду о своем желании. Впрочем, мне абсолютно не было его жаль.
Спустя неделю мы получили приглашение на прием к барону де Кастро. Эвелина пришла в восторг от новой возможности развлечься, но если кто и был рад, так это я. Вероника жила в нескольких лье от моего дома, к тому же, я была уверена, что она непременно пригласит и моего отца. Я не видела его уже месяц. Старые обиды быстро забываются, когда находишься вдали от дома. Хотя уверена, что увидев отца, я тут же о них вспомню.
Оставшиеся до приема два дня Эвелина не могла усидеть на месте. Она замучила меня подробностями своего туалета, бегая советоваться. Не понимаю, почему она считает меня таким знатоком в этой области. Я посоветовала ей сходить к своему братцу и не ожидала такой бури возмущения в ответ.
— Как ты можешь, Белла! — вскричала она, — Огюстен ничего не понимает в женских нарядах! И потом, он никогда не стал бы мне ничего советовать. Это женское дело.
Я-то по глупости и молодости лет думала, что герцог прекрасно в этом разбирается, просто не хочет посвящать свою сестру в подробности обучения. Не стала спорить, лишь пожала плечами.
— Мне кажется, это платье тебе идет, — сказала я, — что же касается того, модно это или нет — я понятия не имею. Не забывай, я только что приехала из деревни. Это ты должна меня учить, как следует одеваться.
— Но ты ведь была на королевском приеме, — жалобно протянула Эвелина.
— Ты тоже, — напомнила я.
— Да, но я ничего не запомнила.
— Я тоже не запомнила.
— Почему? — приступила она к допросу с пристрастием.
Не говорить же ей о сильно стянутом корсете? Или сказать? Что в этом такого особенного? И я сказала. Эвелина захихикала.
— Я помню твою тонюсенькую талию. Так завидовала тебе тогда! Нужно будет попросить Мими, чтоб она затянула меня потуже.
Вот и понимай, как хочешь. Разве я не распиналась минут десять о том, как мне было плохо? Так плохо, что я была не в состоянии даже рассмотреть как следует наряды парижских модниц.
— Эви, — тяжело вздохнув, заговорила я, — тебе никогда не ломали ребра?
— Конечно, нет, — она вытаращила глаза, — а почему ты задаешь такой странный вопрос?
— Потому что, в тесном корсете ты сполна испытаешь это ощущение. И могу заметить, что удовольствия это тебе не доставит.
— У тебя были сломаны ребра? — прошептала Эвелина.
— Были, — я поморщилась от не слишком приятного воспоминания, — и не только ребра. Я ломала руку и ногу. Помню, папочка очень боялся, что я на всю жизнь останусь хромой и кривой.
— И что?
— Как видишь, — я пожала плечами, — я не хромаю и кажется, не особенно кривая.
Она прыснула.
— Ты вовсе не кривая. Я поражаюсь твоей способности относиться ко всему столь легкомысленно. Ведь это, наверное, было больно? Я не знаю. Я никогда ничего не ломала.
— Конечно, ты ведь была послушной девочкой и вела себя как полагается.
— А ты?
— Я была отпетой хулиганкой. Я дралась как мальчишка, лазала по деревьям и крышам, каталась по перилам и скакала на лошадях так, как это не снилось многим лихим наездникам. Именно поэтому у меня столько поломанных костей. Ты ведь не думаешь, что я похожа на ангелочка?
Эвелина рассмеялась.
— Даже не зная о твоем героическом прошлом, этого не скажешь. Не представляю, как это можно делать. Ты права, я в детстве была очень тихой и спокойной. Это Огюстен постоянно носился. В этом вы с ним похожи.
Мы еще немного побеседовали о детстве, причем, воспоминания у нас были абсолютно разными. Я рассказала, как спустилась по печной трубе в кухню и до смерти перепугала кухарку, принявшую меня за черта. Я немало способствовала этому будучи перемазана сажей по уши, так еще и подвывая при этом. А Эвелина в ответ поделилась со мной тем, как она как-то залезла в материнскую шкатулку и надела на себя все драгоценности, лежащие там. За это ее оставили без обеда и заперли в комнате.
— Меня не запирали в комнате, — смеялась я, — это было бесполезно. Я в совершенстве изучила путь вниз по карнизу. И обеда не лишали. Напротив, папочка очень беспокоился за мою фигуру, считая, что я слишком тощая. Впрочем, все его усилия были бесполезны. Я до сих пор тощая.
— Ты вовсе не тощая, — запротестовала Эвелина, — ты просто очень стройная.
— Да, стройная до прозрачности. Мадам, вас унесет порывом ветра.
Мы переглянулись и расхохотались.
— Но все-таки, — девушка задумчиво окинула взглядом платья, разбросанные на кровати, — что же мне надеть?
— Надень красное, — посоветовала я.
— Боюсь, оно уже вышло из моды. Ну почему ты не смотрела по сторонам?
— А ты почему не смотрела?
— Я… хм… в общем…
Кажется, она смутилась. Я приподняла брови.
— Эви, куда это ты смотрела? А?
— Никуда, — насупилась она.
— Ну-ка, выкладывай.
— Не скажу.
Это было забавно. Я и без ее откровений догадывалась, в чем дело. Чем может быть занята девушка, если она не разглядывает туалеты дам? Если, конечно, она не затянула корсет до полного отупения.
— Кто же привлек твое внимание? — не отставала я, любуясь ярким румянцем, залившим ее лицо.
— А ты не скажешь Огюстену?
— Ни за что, — пообещала я.
— Этьену тоже не говори. Он поднимет меня на смех.
— Да никому я не собираюсь ничего говорить!
— Поклянись.
О Господи! Кажется, она хочет узнать, когда закончится мое терпение.
— Может, еще и кровью расписаться? — раздраженно фыркнула я, — ты ведешь себя как ребенок.
— Прости, — Эвелина глубоко вздохнула, — его имя Арманд де Ривери.
— Понятно. Ну и как он?
— Ты это о чем?
— Симпатичный?
Для того, чтобы с ней разговаривать, нужно предварительно котел каши съесть.
— Очень, — она снова покраснела как маков цвет.
Сейчас мне казалось, что она много меня младше. Лет этак на десять.
— Блондин или брюнет?
— Ну почему ты спрашиваешь? — попробовала возмутиться Эвелина, — зачем это тебе нужно знать?
— Ну как же. Мне интересно. Тебе трудно его описать? Ну ладно, не напрягайся. Все равно, я его увижу. Он ведь будет на приеме Вероники?
По густому румянцу, залившему многострадальную Эвелину я поняла, что будет.
— Ты тоже хороша, — вдруг напустилась она на меня, — кто на королевском приеме кокетничал с молодым человеком?
— Кто? — спросила я без задней мысли.
— Ты, кто еще.
— Я? С каким еще молодым человеком?
— Таким высоким и симпатичным.
Я напрягла свою память.
— Не помню.
— Как это, не помнишь? — поразилась Эвелина, — ты со многими кокетничала?
— Я ни с кем не кокетничала. Не знаю, почему ты так решила.
— А я видела, как он тебя куда-то повел, — не унималась она, — я ничего не стала говорить Огюстену. Думаю, ему это незачем знать.
— Повел меня? Куда?
Эвелина посмотрела на меня так, словно сомневалась в моих умственных способностях.
— Это тебе лучше знать.
— Но ты ведь могла запомнить направление. Ах, да! — вдруг озарило меня, — вспомнила! Мне нужно было подышать свежим воздухом и я спросила у него, где находится балкон. Мне было дурно.
Эвелина покачала головой с таким видом, словно я сказала ей какую-то глупость. Кажется, она до сих пор не могла взять в толк, как о таком можно забыть. Не знаю, почему я должна помнить разные пустяки.
Прием у барона де Кастро запомнился мне лишь благодаря его окончанию. Но об этом чуть позже.
Начать с того, что на приеме я обнаружила знакомые лица. Там были подруги Вероники, мадам де Санти, графиня де Сент-Берри и ее дочь, все так же насуплено смотрящая в мою сторону. Мне захотелось показать ей язык, но по понятной причине я удержалась. С самой Вероникой приходилось общаться очень немного. Она была хозяйкой и поэтому, разумеется, не могла оставаться на одном месте. Она беседовала со многими, давая им понять, что все здесь — гости желанные.