Уметь бы искать следы, как собака… Да и то – понюхать нечего, чтобы след взять. Она может сидеть сейчас в любом из этих домишек со стенами из стоймя вкопанных досок, под любой из этих низких соломенных крыш. Прятаться среди виноградников или в придорожной роще. Или укрыться в усадьбе, которую они недавно проезжали – усадьба не подавала признаков жизни, обитатели затаились за воротами. Тут надо быть ясновидящим!

– Не думаю, что она будет долго прятаться, – сказал Тибо, когда Рери поделился этими соображениями. – Если аббатиса приказала сестрам идти в Реймс, они пошли в Реймс. Ведь им надо спасти реликвию. А ее надо спасать за надежными городскими стенами и подальше от вас.

– А ты-то чего так суетишься? – вдруг сообразил Рери. – Тебе тоже нужна эта штука?

– Нет, – Тибо смутился и отвел глаза. – Мне нужно совсем другое. Я хотел бы… чтобы ты, сеньор Рейрик, пообещал мне…

– Ну, ну? – с подозрением произнес Рери. – Что такое я должен тебе пообещать? Скажи сначала, а там посмотрим.

– Я помогаю тебе и хочу, чтобы ты потом помог мне… Это тебе ничего не будет стоить…

– Да говори ты наконец!

– Ты знаешь, что Ведульф, виконт Пероннский, погиб?

– Ну, Гербальд что-то говорил. И что? Он твой родственник?

– Вовсе нет. У него была невеста. Он был обручен с… Помнишь, ты видел ее в Амьене, в доме графини? Ее зовут Адель…

– Ну, – Рери нахмурился. – Вроде помню. Темненькая такая. И что?

– Я люблю ее, – собравшись с духом, признался Тибо. – И она, я верю, могла бы полюбить меня, если бы мне было что ей предложить. Но у меня три старших брата и я не могу рассчитывать на наследство.

– И что ты хочешь от меня?

– Король Аральд, твой брат, сказал, что выделит часть добычи тем франкам, кто помогал вам одерживать победы. Может быть, и мне. И тогда, если бы ты попросил графиню Гизелу, чтобы она поговорила с отцом Адель… Я смог бы купить хотя бы небольшую виллу, теперь многие земли разорены и продаются совсем дешево. Особенно из монастырских владений, если монастырь разорен и монахи перебиты или разбежались… Конечно, епископ все равно руку наложит, но в деньгах теперь все нуждаются… И если я помогу вернуть сокровища Святой Троицы, аббатиса Радеберта сама, может быть, подарит мне виллу, я заведу хозяйство и смогу жениться на Адель.

– Ну и женись. Я-то тут при чем?

– Если ты выскажешься за меня, никто не посмеет с тобой спорить. Графиня Гизела благоволит к тебе. Даже больше, чем к твоему брату.

– Нужно мне очень ее благоволение… – проворчал Рери, с беспокойством ощущая, как дрогнуло его сердце от этих слов. – Мне бы эту штуку разыскать… Ты-то не знаешь, что она собой представляет? Это что-то золотое? Меч, или копье, или котел, или чаша? Я слышал, на одном датском острове есть огромный серебряный котел, и кто искупается в нем, сразу исцеляется от всех болезней. Здесь тоже что-то в этом роде?

– Я не знаю… – Тибо отвел глаза. – Я раньше в Сен-Кантене не бывал и реликвию не видел.

Это последнее было правдой. А то, что знал, Тибо говорить не хотел, опасаясь, что его рассказ разочарует молодого норманна и тот, пожалуй, откажется от поисков.

На отсутствие ума в голове Теодрада, бывшая графиня Санлисская, дочь Эберхарда, графа Фриульского, и внучка короля Хлодвига, прозванного Благочестивым, пожаловаться не могла. Но и ждать, прятаться она не имела права. Аббатиса, мать Радеберта, приказала ей как можно скорее добраться до Реймса, и Теодрада не сворачивала с пути, стремясь исполнить свой долг. В спутницы ей аббатиса дала еще двух монахинь – сестру Гунтильду и сестру Иду. Обе они были молодыми, крепкими женщинами, простого происхождения, неучеными, зато не изнеженными и сильными. Не обученные, в отличие от Теодрады, никаким искусствам, не знающие грамоты или тонкого рукоделья, молитвы читавшие только по памяти, в монастыре они выполняли черную работу, но их выносливость сейчас оказалась очень кстати. Простой деревянный ящик, упрятанный в обычный грубый мешок, несла сестра Гунтильда – рослая женщина с круглым лицом и густыми бровями, замкнутая и даже несколько угрюмая. Иногда его брала сестра Ида – невысокая и сухопарая, постарше их обеих, даже на ходу с грузом продолжавшая распевать псалмы, иногда от усталости переходя на прерывистый шепот. Тогда мешок забирала Теодрада. Она хотела участвовать в спасении реликвии наравне с другими, но ей не хватало сил. Невысокая, хрупкая, она выглядела даже несколько моложе своих семнадцати лет. В тринадцать лет выйдя замуж, в четырнадцать она перенесла неудачные преждевременные роды и с тех пор была довольно болезненна. Решение дяди-короля после смерти мужа поместить ее в монастырь она приняла с удовольствием и рада была бы остаться здесь навсегда. Однако, король Карл пока не дал распоряжений об ее постриге. Имея множество врагов, он не отказался от возможности при помощи нового брака племянницы приобрести полезных союзников. Среди его приближенных, как Теодрада знала от матери, ходили смутные слухи о переговорах то ли с английским, то ли с шотландским королевским домом. Упоминался даже мятежный бретонский герцог Эриспоэ, хотя в возможность такого союза граф Гербальд не верил.

Но даже предложи Теодраде кто-нибудь любой трон на выбор, она предпочла бы монастырь Святой Троицы, чтобы жить в тишине, поблизости от матери и брата, единственных близких ей людей. Хорошо зная превратности жизни, подстерегающие женщин ее происхождения, Теодрада в монастыре видела спасение от этих бурь. Принадлежа к королевскому роду, будучи умной и образованной, она смело могла рассчитывать после Радеберты стать аббатисой, а эта должность для женщины ничуть не хуже, чем должность графа для мужчины. В ее руках окажутся земли и виноградники, принадлежащие монастырю, ей придется распоряжаться судьбами монастырских людей и даже, возможно, руководить монастырским вооруженным отрядом. У всех крупных состоятельных обителей имелись свои вооруженные отряды, собранные из зависимых или нанятых людей. В мирное время они защищали имущественные интересы монастыря, а в такое, как сейчас, обороняли жизнь и достояние монахов от захватчиков. Вот только в этот раз силы варваров, бичом Божьего гнева обрушившихся на графство Вермандуа, оказались слишком велики.

То, что мать Радеберта, отсылая с сокровищем Святой Троицы именно ее, желала спасти от норманнов заодно и саму Теодраду, ей не приходило в голову. Она очень хотела принять постриг, в мыслях отделила себя от мира, и теперь ее королевское происхождение почти не имело значения. Сама она считала себя лишь одной из смиренных сестер Святой Троицы и не думала, что кто-то еще может взглянуть на нее иначе. Но мать Радеберта медлила с ее пострижением, не решаясь принять в обитель родную племянницу короля без его позволения. Когда речь идет о таких особах, каждый шаг становится делом большой политики, а мать Радеберта не брала на себя так много. Получить же королевское позволение в осажденном городе было невозможно, поэтому Теодрада почти год жила в послушницах, хотя сама увидела бы на себе монашеское покрывало гораздо охотнее, чем графскую или королевскую корону.

Из города они выбрались только чудом – замешавшись в толпу несчастных жителей Сен-Кантена, хлынувших наружу почти сразу, как только в ворота ворвались норманны. Сутки спустя Теодрада содрогалась, вспоминая тот ад, который творился на площади перед воротами и особенно в самих воротах. Обезумевшие от ужаса люди рвались толпой прочь из города, понимая, что внутри их ждет смерть и плен; те, кто несли франкам все это, как раз стремились внутрь городских стен, два потока смешивались, образуя давку и кровавый хаос. Норманны без сомнений пускали в ход оружие, прокладывая себе путь через почти безоружную толпу, но напор и слепой ужас собравшихся в городе был так велик, что они сметали все на своем пути, не замечая клинков. Раненые и убитые падали и тут же исчезали под ногами толпы, и немало викингов постигла та же участь.