В Калининградской области, обживая недавно приобретенную в качестве трофея Восточную Пруссию, в составе 11-й гвардейской армии расположились 1-я танковая дивизия, 28-я, 29-я, 30-я гвардейские механизированные дивизии. В казармах прусской армии расположились русские солдаты, на полигонах вместо машин с крестами на броне, двигались «тридцатьчетверки».

На южном фланге — в Одесском военном округе, грозя туркам, которые тоже подались в НАТО, стояли в полной готовности 34-я и 35-я гвардейские, 28-я механизированные дивизии.

Во внутренних военных округах находилось еще несколько танковых и механизированных дивизий — в частности, под Москвой расположились «парадные» 4-я Кантемировская гвардейская танковая и 23-я гвардейская механизированная Таманская дивизии.

Еще один мощный танковый кулак был создан в Забайкалье. На территории соседнего Китая с новой силой разгоралась гражданская война. Мао Цзедун, во главе коммунистической армии, поддерживаемый и вооружаемый Советским Союзом, вел борьбу с войсками Чан Кайши. Чтобы коммунисты чувствовали себя увереннее, в их тылу сохранялась мощная советская военная группировка, готовая в любой момент вмешаться в ход внутрикитайского конфликта, если дела пойдут не по советскому сценарию. Поэтому здесь, после разгрома Квантунской армии, в районе Борзи, в безлюдной даурской степи, осталась 6-я гвардейская механизированная армия, в составе которой были 5-я гвардейская и 111-я танковые дивизии, 14-й и 9-я гвардейская механизированные дивизии.

Места здесь были знакомые для танкистов — еще в 1939 году именно отсюда боевые машины бронетанковых и механизированных войск Забайкальского военного округа совершили бросок к Халхин-Голу, где разгромили 6-ю японскую армию. Близ Улан-Удэ, на станции Дивизионная разместилась еще одна 61-я танковая дивизия, выведенная в 1947 году с территории Монголии.

Мао управился с Чан Кайши и без открытого советского вмешательства, но в воздухе уже запахло войной в Корее, поэтому мощь бронетанковых и механизированных войск на Дальнем Востоке наращивалась. Сотни танков пошли на формирование бронетанковых войск северокорейского вождя Ким Ир Сена, его танкистов обучали советские офицеры — предстояла очень важная операция — «освобождение» Южной Кореи от буржуазного режима и американцев.

Даже при беглом взгляде на историю Советской Армии в послевоенные годы трудно отделаться от впечатления, что советское политическое и военное руководство не сделало для себя никаких выводов из катастрофы 1941 года, по-прежнему считая, что в войне побеждает тот, у кого больше танков, пушек и прочего железа. Сталин еще в 1942 году сделал вывод, который лег в основу советской военной науки: «теперь судьбу войны будут решать не преходящие факторы, такие, как фактор неожиданности, но постоянно действующие факторы: стабильность тыла, моральный настрой солдат, качество и количество дивизий, вооружение армии и организационные способности командного состава армии».

Такого же мнения были многие генералы и маршалы, считавшие, что при строительстве вооруженных сил вполне применим принцип «кашу маслом не испортишь». Печальный опыт лета и осени 1941 года, когда весь танковый парк, создававшийся десять лет, был потерян за шесть месяцев и танки пришлось распределять по армиям поштучно лично Верховному Главнокомандующему, был забыт. А ведь почти шестикратное предвоенное превосходство в танках превратилось в пыль, подтвердив старую истину — «воюют не числом, а умением».

При этом маршалов мало интересовал вопрос — а может ли страна и народ, пережившие великую войну и дальше бесконечно тянуть воз вооружений, ковать вместо орал одни мечи. К тому же в это время игнорировались возможности новых видов оружия — ядерной бомбы, ракет. Великий полководец Сталин даже заявлял, что «не рассматривает атомную бомбу в качестве серьезной силы, каковой ее склонны считать некоторые политики. Атомная бомба предназначена для того, чтобы запугать слабонервных, но она не может решить судьбу войны, так как атомная бомба недостаточно эффективна для этого». Эффективным оружием по-прежнему считались танки.

Каковы были причины развертывания в мирное время столь мощной группировки танковых войск на востоке и западе СССР? Ответ на этот вопрос лежит, видимо, в опыте второй мировой войны и идеологии холодной войны. Советские бронетанковые и механизированные войска вложили непропорционально большой вклад в достижение победы, поскольку постоянно использовались советским военным командованием не как специализированный род войск со своими специфическими задачами, а как универсальное средство вооруженной борьбы.

Танки взламывали оборону противника, отражали его контрудары, совершали рейды в глубь оборонительных рубежей. Это приводило к тому, что танков из-за их часто неумелого использования и как следствия — огромных потерь (взять хотя бы Берлинскую операцию — две танковые армии «прогрызали» немецкую оборону на Зееловских высотах, вели уличные бои в Берлине, в результате чего за 23 дня боев было потеряно 1997 танков) постоянно не хватало, но в глазах советских военачальников они приобрели значение решающего критерия и всеобщего эквивалента военной мощи, способного выполнить любые задачи.

В засаде. Т-72 поджидает условного противника

У многих политических и военных руководителей, в том числе и у Сталина, возникло убеждение, что главное — иметь как можно больше танков и другой бронированной техники. Количеством имевшихся танков было так просто измерять военный потенциал страны. Не нужны сложные подсчеты, сравнение боевых возможностей различных видов вооружения и военной техники. Все очень просто, а это как раз и любил Иосиф Виссарионович.

Как вспоминали советские маршалы, убеждая Хрущева не сокращать армию на рубеже пятидесятых — шестидесятых годов, «после войны, когда американцы создали атомную бомбу, нам пришлось решать, как быть. Тогда Сталин не раз собирал Политбюро, и оно пришло к выводу— нет другого выхода, кроме как создать в Европе мощный бронетанковый кулак, который навис бы над ней. Да, американцы могли нанести нам тяжелый урон, сбросив атомные бомбы. А мы уничтожили бы Европу. По сути дела, мы сделали европейцев заложниками нашей, советской безопасности — пусть они удерживают США от ядерной агрессии против Советского Союза».

Поэтому, значительно уступая США в воздушной и военно-морской мощи, руководство СССР пыталось ее компенсировать превосходством сухопутных войск. А их главной ударной силой со времен войны стали танки. Именно количеством танков стали у нас определять военную мощь страны. Что еще мог противопоставить Сталин американской военной мощи, кроме огромной танковой армады? Ведь стратегических бомбардировщиков, основного носителя ядерного оружия в то время, у СССР не было. Машины дальней авиации, прошедшие войну, устарели и морально и физически (причем большинство из них было американского производства).

Не случайно одним из приоритетов авиационного строительства в Советском Союзе стало копирование американских «Сверхкрепостей» В-29, совершивших вынужденную посадку на Дальнем Востоке в последние месяцы войны с Японией. Напряженный труд коллектива под руководством Туполева завершился принятием на вооружение советской версии американского бомбардировщика — Ту-4, скопированного с иностранца один к одному. Но несколько десятков этих машин не могли уравнять шансы СССР и США в потенциальном военном конфликте в Европе либо где-то еще.

На море десяткам авианосцев и сотням боевых кораблей других классов, бороздивших под звездно-полосатым флагом океанские просторы, могли противостоять несколько изношенных, устаревших крейсеров и эсминцев советского ВМФ. Попыткой хоть как-то изменить соотношение сил стало развертывание массового строительства подводных лодок. Это был наиболее дешевый и быстрый путь, уже опробованный в годы войны Германией.