«Бедняжка, три года без отпуска, а ряшку наел такую, что ее за три дня на велосипеде не объедешь.

Зачем ему отпуск, если они как на курорте! Правильно говорит шеф: „Всегда надо лично заинтересовать человека“. Вот я их сейчас заинтересовал, и все будет исполнено в лучшем виде. Всё найдут. Всё достанут. И еще будут рады, что крепко поработали, – сроки сжатые, работать им придется в поте лица своего, а такая работенка всегда облагораживает человека».

Георгий велел шоферу ехать на Дальнее озеро, а оттуда на очистные сооружения, – оба эти объекта располагались на противоположной окраине города.

– А как же обед? – неуверенно спросил Искандер.

Георгий промолчал.

– У меня язва, – сказал Искандер минут через пять медленной, нарочито унылой езды по раскаленным от полуденного зноя городским улицам.

Георгий промолчал. Всякий раз, когда он принимался за новое для себя дело, ему хотелось как можно скорее вникнуть в суть проблемы, узнать все, что можно узнать по этому поводу, объяснить все неясное, оценить, взвесить и – действовать, действовать, действовать до тех пор, пока дело не будет сделано или хотя бы сдвинуто с мертвой точки. Именно эта одержимость помогала Георгию делать в короткий срок то, что другие решали годами. И сейчас ему было жаль тратить время на обед.

Но когда Искандер еще раз напомнил о своей язве, он все-таки вынужден был сказать:

– Ладно, завези меня домой, но чтобы через двадцать пять минут был у подъезда.

– Через тридцать, – сказал Искандер, не упускавший даже малейшего случая выторговать для себя какое угодно, пусть самое крохотное, послабление.

– Папа! – обрадовалась Георгию Ирочка, игравшая у подъезда в «классики». Бросила свою подружку и пошла с ним наверх, в квартиру.

– А чем меня будут кормить в этом доме? – нарочито громко и значительно спросил Георгий, обнимая дочь за худенькие плечики.

– Сейчас посмотрим, – открывая холодильник, важно отвечала Ирочка. – Хочешь, разогрею борщ?

– Давай. – Георгий прошел из кухни в коридор, снял пиджак, мельком глянул в зеркало – из смутной глубины вдруг стрельнули в него темные Катины глаза, в сердце толкнула радость, и он удивился, что ни разу не вспомнил о ней до сих пор. «Интересно, что она делает сейчас? Ходит с Сережей по своим „клиентам“ или отсыпается на жесткой кровати? Я-то спал, а она за всю ночь, наверное, так и не сомкнула глаз. Хорошенький вчера к ней явился! А может, и не вчера, может, уже после полуночи? Значит, сегодня. Какой длинный день!»

– Па, а руки? – строго спросила Ирочка, когда он уселся за обеденный стол на кухне.

Георгий послушно прошел в ванную, крепко вымыл руки, вытер их досуха махровым полотенцем.

– Почему не наливаешь себе? – спросил он, возвратившись на кухню и видя на столе только одну доверху налитую борщом тарелку.

– Неохота.

– Ты замечательно разогрела, молодец!

Ирочка покраснела от отцовской похвалы, смущенно пожала плечиками и тут же добавила назидательно:

– Пожалуйста, ешь с хлебом.

Он ел, а дочь сидела напротив, по-старушечьи подперев кулачком подбородок, и смотрела на него с заботливой нежностью и тем удовольствием, которое бывает обычно на лицах молодых матерей, когда их малыши не страдают отсутствием аппетита.

Обе дочери были похожи на Георгия и лицом, и характером, и теми повадками, которые передаются непостижимым образом. Последнее было особенно заметно на старшей, Ирочке. Она так же, как и отец, в трудные минуты жизни почесывала большим пальцем левой руки переносицу, так же приподнимала одну бровь, когда ее что-то удивляло, так же, как и он в детстве, любила гримасничать перед зеркалом.

– Хочешь в лагерь?

– Не-а.

– Но дома скучно.

– Не-а. Мы с Танькой в «классики» играем, а завтра будем шить куклам платья.

– Они же одеты, зачем еще шить?

– Но им ведь хочется что-нибудь новенькое.

– А-а.

– Па, ты обещал достать фломастеры.

– Забыл. Извини, пожалуйста, сегодня же спрошу. – Георгий грустно подумал, что вот девчушке всего девять лет, а она уже говорит «достать», уже вошло в ее сознание, что все нужно «доставать». – Замечательным борщом накормила, спасибо тебе!

– На здоровье, – польщенно улыбнулась Ирочка. – Сегодня поздно придешь? А то я вчера ждала, ждала…

– Постараюсь пораньше.

– Сегодня по телику мультики!

– Да-а?!

– Ага. Ты приходи.

– Постараюсь. – Он чмокнул дочь в щеку, погладил по голове. – Мама звонила с работы?

– Звонила. Сказала, чтобы я не ходила с девчонками на море, а я и так не собиралась с ними идти.

– Понятно. – Мысленно Георгий был уже весь в делах. Он вспомнил, что не распорядился по поводу гостиницы для Али-Бабы, что забыл приказать, чтобы сняли гирлянды ядовито-оранжевых лампочек цвета ужаса на перекрестке, где они проходили ночью с Али. Наталкиваясь друг на дружку, всплыли в памяти разноцветным клубком еще десятки мелких и крупных дел, в том числе нужно было не забыть и про фломастеры – который день просит ребенок.

У подъезда уже сигналил Искандер.

«Пунктуальный, – подумал Георгий с удовлетворением, – вышколил я его. Раньше, бывало, пропадал часами и врал – то про нехватку бензина, то про поломки в пути, то про то, как он чудом избежал аварии. А сейчас боится, знает, что я могу проверить…»

На Дальнем озере делать было нечего – это стало понятно Георгию, как только они туда подъехали. Дальнее озеро было гораздо крупнее Студенческого и образовалось, в отличие от него, естественным путем в незапамятные времена. На берегах озера ничего не росло, и оно лежало голое в голой степи, сверкая на солнце, словно облитое светло-голубой глазурью огромное блюдо. Над ним и птицы опасались летать – из-за большого процента аммиака вода озера не годилась для питья, а стало быть, и для жизни.

Но можно ли эту воду использовать для промышленных нужд города? Этот вопрос интересовал Георгия живейшим образом. Он достал блокнот и записал: «Выяснить у специалистов возможность использования озера Дальнего».

– На очистные.

– Есть, – козырнул Искандер.

Главный инженер очистных сооружений оказался старым знакомым Георгия, его спарринг-партнером, – мальчишками они занимались вместе фехтованием в детской спортивной школе.

– Как дела, Витя? – крепко пожимая его руку, по-свойски спросил Георгий.

– Дела идут, контора пишет, – по-спортивному вяло отвечая на рукопожатие, проговорил тот неуверенно, видно, соображая в уме, как ему быть: называть Георгия на «вы» или на «ты»? – Чего к нам пожаловали? Кажется, у нас все в порядке…

– У тебя-то в порядке, у меня не в порядке. Слушай, мне срочно нужна квалифицированная консультация по воде. Ты ведь и в этом деле профессор!

– Да ну, – улыбнулся главный инженер, – куда, к черту! Но что знаю – расскажу. – Ему было приятно, что Георгий не забыл прозвища «профессор», которое прилепилось к Виктору в давние времена отрочества за умение не делать на дорожке лишних движений, – не случайно он уже через два года занятий выполнил норматив кандидата в мастера спорта.

Георгий видел, что лед сломан и теперь его бывший противник по рапире расскажет действительно все, что знает: и про воду, и про землю, и про бывших когда-то общими друзей-приятелей.

– Слушай, сто лет тебя не видел. Как жена, как дети?

– А я холостяк, Жора.

– Ну, ты даешь!

– Никто замуж не берет. А ты стал большой хаким!

– Какой там большой, – с наигранным смущением отвечал Георгий. – Средний.

Из рассказа главного инженера Георгий узнал, что в час водоочистные сооружения города способны перерабатывать три тысячи кубометров воды, что в сутки город потребляет шестьдесят тысяч кубов, притом добрую половину из них съедают промышленные предприятия.

– Тысячу кубов в час мы закачиваем со Старого водовода, а вторую тысячу – со Студенческого озера. Так что, если семнадцать тысяч кубов идет из озера, минуя очистные сооружения после отстоя и хлорирования, то еще семнадцать тысяч в сутки идет от нас.