Щелкнуло, хорошо так, маслянисто, но не совсем так, как должно бы, наверное. Что‑то скрежетнуло. Но все равно щелчок знатный, даром, что патрон сам вытаскивал, а всеж перепугался. Посмотрел в механизм — замок вперед ушел, планка вверх. Только не дошел замок вперед, сантиметра не хватило. Ну, вот и понятнее стало немного — потому и неисправен — видно, что‑то все же эти осколки покорежили внутри.

Делать нечего — за отвертку, да снимать боковую крышку вторую. Пришлось еще и рукоятку мясокрутную свинтить. А как снимаю крышку — то сразу все вопросы и отпали. Прежде всего отпали два небольших осколка чугунных — и сразу дощелкивается замок вперед. Отлично. Осмотрел и крышку снятую — вмятина здоровая. Варсу говорю:

— Тут, похоже, рихтовать надо! Молотком постучать придется, звону будет.

— Ну — почесал голову Варс — Ты это… на — позад позиции пойди в траншее, постучи там…

Матерясь про себя, беру фонарь, да и иду отстукивать пластину. Хорошо хоть, нашелся блок каменный ровный, да и сама она из латуни что ли, мягкая относительно. Возвращаюсь, да прежде чем на место все ставить, снова машинку изучаю. Хитро придумано, однако — кривошип замок взад — вперед тягает, а маховик крутит пружина, как часовая. А пружину ту рукоятка заводит, как ключ в часах. Выходит — взвел механизм, и стреляй несколько раз. А если помощник есть — то он 'подзаводит' пружину, пока стрелок целиться и стреляет. Не удержался, прямо без крышки накидываю рукоятку, дергаю ее к себе — немного прошла, пружина‑то уже сжата. Отпускаю, берусь за рукоятки, и на спуск. Ух, ты — смотри — застрекотал механизьмус! Точь — в точь швеймашинка! И, ведь — немало 'стежков' дает — раз десять, наверное, стрекотнул. Ну‑ка, еще раз! На этот раз рукоять идет до упора, пол — оборота — но туго же! Так, теперь пробую 'короткими очередями' дать — и ведь получается! С одного завода даю несколько 'очередей' — темп работы небольшой, отсекать получается легко совсем.

— Ну, чего там? — не выдерживает Варс — Починил, что ли?

— Почти — отвечаю ему — Сейчас, немного еще…

Не торопясь, проверяю все, смотрю еще как масленка фукает, протираю… Собираю обратно на место машинку, еще разок прокрутил вхолостую — работает, зараза! Даром, что коробка теперь дырявая — ну, да, главное грязи — пыли не набрать много, а потом заделать можно будет. Собрав, так же не торопясь, перебираю ленты, очищаю от грязи — пыли, набиваю неспешно пустые. Машинки для снаряжения не нашлось в трофеях, да и скорее всего ее и не было — не те тут объемы и расходы, а расчет большой, есть кому и когда набить и руками.

Как‑то сразу приходит на ум мысль, что оружие — оно как‑то олицетворяет собой эпоху. Есть в нем что‑то такое, дух какой‑то. Наверное, потому как оружие — есть суть лучшее в технической и промышленной мысли, вершина развития науки и техники. И от этого пулемета, от всего устройства его, веяло как‑то… Печалью какой‑то, эдаким желанием сохранить что‑то старое, что невозможно вернуть. Грустный тут мир, все‑таки. Выходит, от той роковой войны уже века прошли — а все следы какие‑то всплывают, отпечаток везде есть понемножку.

— Ну, чего? — снова Варс нетерпеливо — Готово уже?

— Готово — говорю — Зови, что ли, взводный, начальство, пробовать станем!

Варс даже такую наглость мне спустил — тут же солдатика отправил за капитаном. Явился Кане — а вот разрази меня гром — самую малость, но принявши, наш доблестный ротный. И оттого чуть глуповато — язвительно — снисходительно лыбится.

— Ну, — говорит Кане — Что вы, демоновы дети, мне отдохнуть не даете? А?

— Вашбродь, разрешите доложить — Варс вытягивается чуть — Вот — этот вот… Картечницу, тую, что поломана была — говорит, починил, в порядок привел…

— Да ну?! — преувеличено удивляется капитан — Иди ты! Прям починил?

— Так точно, вашбродь, я сам смотрел — вроде как умело все ен делал…

— Ах, какой умелец у нас в роте! — ко мне, значит, поворачивается — Ах, что же нам теперь с ним делать? А?

— Виноват, вашбродь — уже привычно принимаю 'вид лихой и придурковатый', с выпученными оловянными глазами.

— Ну — ну… — все улыбочкой протягивает Кане — Варс… Так чего ж ты меня дергаешь, а?

— Это… вашбродь — сержант чуть замялся — Ен говорит — спробовать надо. Я вот и подумал…

— Ладно, чорт с вами — машет рукой капитан — Тащи эту каракатицу на дальнюю позицию, там попробовать чуть — и бегом в укрытия, эту дуру хоть там прямо и бросьте. 'Он' в ответ сыпать шрапнелью поди станет…

Спустя пять минут грозное орудие уже было установлено на дальней позиции. Варс топчется позади меня, видимо, и желая поучаствовать, и, похоже, не зная обращения с пулеметом, не решаясь соваться. Капитан, все же пошедший с нами, облокотившись о стену окопа, что‑то мурлыкает под нос, солдатики теснятся у выхода с траншеи. Еще раз осмотрев машинку, заправляю из коробки на станке ленту, протолкнув хвостик через окно приемника и потянув до щелчка. Откидываю рамку прицела, и навожу, вращая вертикальный винт, на максимальной дальности, на верх вражеской горы. Перелетом пойдет, но мне только попробовать, в общем‑то. Так, теперь взвести — проворачиваю рукоять… Ну, все готово!

— Готов к открытию огня! — докладываю я.

— Вашбродь? — вопросительно так зовет капитана Варс

— А? А — аа… — наш Кане, кажется, чуть задремывать начал уже — Давай — давай…. Ишь, чего удумали, картечницы чинить они будут… Давай, скотина, пробуй. Огонь!

Ну, я и врезал. Подсознательно ожидал отдачи, но даже вибрация совсем небольшая. Оно и понятно — патрон как наш автоматный, а аппарат премассивнейший. Загрохотал как надо, словно дизель завели. Вспышка на стволе слепит чуть, ни чорта толком не видать сразу. Гильзы вылетают куда‑то вперед, позвякивая. Но, двумя очередями, выпускаю 'весь завод. Оторвавшись от спуска, дергаю рукоять — и снова, теперь стреляю короткими, и пытаюсь поворачивать орудие, представляя, как с него бить по — настоящему. Снова кончается завод — но тут же подскакивает Варс, дергает рукоять, и фейерверк продолжается — лупим, в темную ночь, как в копеечку, жаль, трассеров тут нету. Варс рукоять дергает, а я знай луплю, и ведь то, что он 'подзаводит' — не особо мне и мешает даже — есть все же плюсы в том, что массивный этот станкач. Пол ленты, пожалуй, рассадили, как Кане скомандовал прекратить огонь — и тут же всех погнал в укрытия.

И вовремя — едва в блиндаж ввалились — затрещала над нашей позицией шрапнель, потом еще две мины прилетели, ну и ружейный огонь был, бестолковый, конечно. Потом и затихло, в общем.

Кане, уже чуть протрезвевший, от пробежки по траншеям, наверное, хищно улыбнулся, приказал солдатам адскую машинку сходить забрать, в меня ткнул пальцем, велел освободить от смены и разрешил спать, пообещавши утром во всем разобраться. После чего, поманив Варса, удалился, насвистывая что‑то неуловимо напоминавшие Марш Авиаторов.

Утро началось не добро. Выспаться я выспался отменно, даже проснулся раньше, додремывать пришлось. А потом, почти сразу с подъема понеслось. Не успели мы получить завтрак, только дежурные притащили здоровенные деревянные термоса — приперлись пара злобных офицеров и унтер в лохматке. Начался ор и ругань, явился заспанный капитан. Старший из офицеров, тоже капитан, начал было на повышенных тонах что‑то качать, но Канэ, протирая чуть заплывшие смотровые щели, буркнул ему классическое:

— Тише будь.

Капитан покраснел, и замолк на секунду, но тут же продолжил разборки, чуть сбавив обороты. Вскоре картина выяснилась — вчерашняя наша стрельба всполошила врага, и надо ж было приключиться сему — именно когда там шуровала разведка. Представители которой, в виде командира и старшего разведгруппы, и заявились к нам с утреца на разбор. Кто был второй офицер, лейтенант крепкого сложения, пожалуй, староватый для этого звания — я не понял. В разговор он не вмешивался, стоял себе, и негромко осматривался. Унтер вообще глядел в сторону, покряхтывал, и грыз ус. Мало — помалу, а ругань стихла, разведчик сварливо выговаривал Кане за стрельбу, из‑за которой только чудом обошлось без потерь, но пару человек осколками поранило — валашцы, решив, видно, что это ночная атака, стали кидаться с позиций гранатами. Кане безмятежно внимал, старательно изучая невысокое облачко над горизонтом