Постепенно нарастающий мужской смех, превращающийся в гомерический хохот, отрезвил Айрис. Нагнувшись, она подняла чашу и достала из нее монету. Первую она неглубоко закопала, вторую спрятала в складках одежды. И все это под неудержимое веселье ее нового фамильяра (умереть, не встать — это действительно работает).

— Твой? Твой?! Ха-ха-ха! — Кажется, от хохота сотрясались горы и небеса, но Брес был неумолим.

А Айрис не торопилась ему объяснять, что это — просто часть ритуала, а не слова ее мечты. Будь ее воля — она бы с радостью их опустила.

— В этот самый момент, смертная, над тобой смеется женская половина божеств всех существующих пантеонов. — Заявил он под конец, тяжело вздыхая.

— Четверть.

— Что?

— Женских божеств в общей сумме всех пантеонов, не половина, и даже не треть. А четверть. — Поправила Айрис тихо, запахиваясь в рубище, пронизываемое ветром. — Странно, что этого не знает их любимец.

Перед глазами стояла безынтересная земля. Откуда-то сбоку доносился соблазнительный голос мужчины, который покорил своей красотой эту «четверть».

— О, буду знать. А теперь, дорогуша, позволь откланяться. Можешь молиться на эту монету, хранить ее в изголовье, разрешаю целовать ее и даже представлять всякие непристойности. Но постарайся ее не потерять, потому что после твоей бесславной кончины, я потребую ее назад.

— Не стоит переживать. — Проговорила Айрис, подбираясь ближе к защитному кругу, начертанному на каменной неровной плите. — Свою монету ты получишь еще до рассвета. — Требовательный вопрос, облаченный в напряженное молчание, заставил ее продолжить: — Неосознанно, но неизбежно любой бог привязывается к какой-нибудь материальной вещи, которая с тех пор становится его олицетворением. Сами того не зная, он или она наполняют вещь смыслом, душой и в итоге сковывают себя с этим предметом… мы называем его идолом. Если идол попадет в руки знающего, что с ним делать, то божество или демон будет обречен служить ему. Так вот, дабы не наступить на те же грабли во второй раз, советую тебе держать ее все время при себе и никому о ней не рассказывать.

— Когда я соберусь прислушиваться к советам людей, я дам тебе об этом знать в первую очередь. — Отозвался раздраженно мужской голос. — Как ты и сказала, я всегда носил ее при себе. Даже я сам не знал о том, что долбаная монета — моя слабость. И какой в этом толк, если я все еще стою здесь?

— Это ненадолго. Просто, если бы вещица попала в руки другому человеку, он попросил бы у тебя гораздо больше за твою свободу…

— Гораздо больше? Больше, чем что? Ты еще не назвала цену!

Соскоблив с камня слой запекшейся крови, тем самым разрушив защиту, Айрис проговорила:

— Все что от тебя требуется — посетить со мной один пир. И претвориться на нем… — Девушка неловко замолчала на последнем слове. Выпрямившись, она повернулась к Бресу спиной. — В общем-то, моим…

— Боги-боги, да что с тобой не так? — Протянул Брес, оглядывая фигуру, замотанную в тяжелую, грубую ткань. — Ты всего две минуты назад смотрела на мою монету так, словно хотела с ней переспать, а сейчас боишься произнести «любовником»?

Поморщившись, Айрис едва удержалась от резких слов, а что еще сложнее — от прямого взгляда на наглеца.

— Рада, что ты такой понятливый. Не придется дважды объяснять. Исправно сыграешь эту роль, и уже сегодня отправишься восвояси.

— Глупая женщина. Ты проделала столько работы и довела себя до заикания, просто чтобы похвастаться перед своими подругами мужчиной, который уже завтра о тебе забудет? Которого ты еще даже в глаза не видела?

Ладно, она изначально знала, что идет на войну. С самой собой. Этот восхитительный тон умолял только об одном — повернуться и насладиться видом, который некогда поставил на колени даже могущественную Инанну. Сколько удовольствия сулил этот голос, сколько блаженства. Бери, говорил он, подтверди, что я «твой».

— Бойтесь… бойтесь данайцев, дары приносящих. — Бросила Айрис через плечо, после чего быстро двинулась вниз с холма, в сторону города. — Идем, но… сохраняй дистанцию.

Все еще озадаченный той легкостью, с которой нищенке удается им манипулировать, Брес замешкался, прежде чем сдвинуться с места. Очевидно, все сказанное ей было правдой. Это касается и монеты и того, что она отпустит его на все четыре стороны после пира, который им предстоит сейчас посетить. В любом случае, совет касательно его идола, он уже принял к сведению. Брес поклялся, что как только монета вновь окажется в его руках, он сделает все, чтобы защитить вещицу от чужих взглядов.

Посмотрев в спину человеку, идущему впереди, Эохайд недобро усмехнулся. Все-таки он ошибся, женщина была невероятной дурой. Из всего обилия благ, которыми он мог бы откупиться, она попросила прикинуться ее любовником. Неужели она так жалка и уродлива, что даже за деньги с ней никто не захотел идти на этот пир? Из-за безнадежности пришлось прибегать к таким ухищрениям?

И все же она обвела его вокруг пальца, это ж надо…

Но, так уж и быть, он милостиво наградит ее порядочность тем, что не свернет нахалке шею сразу после того, как получит свое добро назад.

Так рассуждал сам с собой Брес, не предавая значения тому, что чувствует себя в этот самый миг полностью излечившимся. В отличие от Айрис, тело которой сжала болезнь. Фигурально. Ее трясло от холода и волнения. Спину прожигал чужой взгляд, усиливая лихорадку. Все еще боясь своего скорого будущего и в то же время желая положить конец противоречиям, она то сбавляла, то ускоряла шаг.

А еще эта невозможность обернуться. Знание, что хватит всего одного взгляда, чтобы позабыть даже собственное имя. И Айрис боролась… не с любопытством, на самом деле. Куда труднее было сопротивляться гордости, которая уверяла на все лады, что она-то в эту сеть не попадется. Кого она только не видела за свою короткую, но насыщенную жизнь! И красавцев, от которых дух захватывало, и таких же уродов…

И все же Айрис упрямо смотрела под ноги, отсчитывая шаги, концентрируясь на мелькании сандалий в поле зрения. Когда она ступила на улицы города, то отметила удивительное затишье, которое его сковало. Весь свободный люд, который предпочел бодрствование сну, теперь гулял на свадебном пиру. А тот должен был начаться в доме отца невесты, а закончиться в доме мужа. Куда Сет внесет Таю на руках, показывая таким образом особое положение жены в его доме, в его судьбе.

Кусая губы от досады на саму себя, Айрис брела короткой дорогой, извивавшейся тонкой зловонной змеей между жилищами граждан полиса. И, казалось, в тревоге она позабыла о спутнике, который следовал за ней молча и незаметно. Созерцая, наблюдая, всматриваясь…

— Госпожа! — Тихое восклицание заставило Айрис отшатнуться назад. Дорогу ей перегородила рабыня, которая теперь упала на колени. — Благослови.

В отличие от свободных граждан, рабы, если не любили, то проявляли некую солидарность по отношению к ней. Айрис раздавала им хлеб и овощи, полученные Мортой от клиентов, а невольники называли ее «к????» и при встрече падали в ноги, прося благословения. Конечно, если только по близости не было жрецов.

Прочитав священные слова, Айрис коснулась головы женщины, давая понять, что в этой смиренной позе больше нет никакого смысла. Что она может встать и пропустить ее.

Рабыня лишь приподняла голову, впиваясь глазами в темноту, дышащую за спиной Айрис.

— Благословлена ты богами, госпожа, если за тобой следует сам Дионис.

Она уже было обернулась, но ее отрезвил циничный смешок Бреса:

— Дионис? И рядом не валялся.

— Видишь его? — На самом деле это следовало читать как: «можешь ли ты отвечать на вопросы при этом?».

— Вижу, как тебя. — Женщина умиленно сложила руки на груди.

— Ладно… Опиши его.

Что тут скажешь? нужно было знать хотя бы общие черты того, кого она собирается всем представить как своего мужчину.

— Не скупись на слова, дорогая. — Промурлыкал так неприкрыто вызывающе Брес, что у несчастной женщины сбилось дыхание.