- От буржуи… Развелось тут… Ездят на своих мерседесах… и здесь теперь пробки устраивают… Чего ж тебя в метро-то потянуло, а?
- Ёпт, да помоги уже мне её вставить! – чудовище обернулось к Ромке.
- Так, кому тут чего вставить? Давай вставлю! Тебе, что ли?– к чудовищу, расталкивая людей локтями, пробивалась огромная, выше Романова, тетка в шубе. Несколько студентов рядом громко заржало. Чудовище бросило на них дикий взгляд и каким-то чудом сумело протолкнуть картонку в турникет. Дверцы разошлись, и Романова вынесло на эскалатор.
В вагоне Ромку прижало к стене. Парень поднял голову – прямо перед ним с перекошенным от злости лицом стоял, вернее, лежал на ком-то его начальник. Он двинул локтем – и сади сразу же заверещали высоким женским голосом:
-Мужчина! Ну, яйца, яйца же раздавили! Осторожнее, куда руки-то суете?!
Свет на долю секунды погас. Вагон качнулся, притормаживая. Романова впечатало в подчиненного, и смешков всё тех же студентов он не услышал. Ромка болезненно выдохнул и сделал попытку шевельнуться. В макушку ему тяжело, с хрипотцой дышало чудовище.
- Стой спокойно, не дергайся. Ох, да куда ты… черт… недоразумение ходячее…
Ромка покраснел и спрятал лицо в воротнике романовского пальто. Вот так и стоять бы. Долго-долго. Пускай слева впивается в бок что-то острое, справа дышит перегаром очередной алконавт, а спереди, вот прямо тут… тоже чувствуется… теплое, горячее даже. Чудовище попыталось отстраниться, но в толпе не хватало места даже для того, чтобы нормально дышать. Ромка был счастлив, что его лица сейчас никто не видит.
Вагон снова тряхнуло – рядом раздался шорох, кто-то чертыхнулся и Смолину под ноги посыпались яблоки.
- Петр Алексеевич,- Ромка поднял голову.- Петр Алексеевич, нам выходить на следующей.
***
Нельзя же отрубить голову, если кроме головы ничего нет.
Льюис Кэрролл «Алиса в Стране Чудес»
-Вы к кому, мужчина? Ой, Пётр Алексеевич, это Вы… Там, в зале заседаний, все только Вас и ждут. Уже минут двадцать,- Марина проводила шефа удивленным взглядом. Романов никогда прежде не являлся на работу в таком виде, будто всю ночь пил, дрался и трахался в подворотнях. Следом за начальником мимо секретарши проскочил переводчик. В точно таком же состоянии. Разве что без синяка под глазом. Марина охнула и потянулась за валерьянкой.
Несясь по длинному коридору в зал заседаний, Ромка не отводил взгляда от спины чудовища. Так было спокойнее. Где-то на границе обзора мелькали фигуры сотрудников, сливаясь одну безликую массу. Сердце колотилось то ли в горле, то ли в желудке, то ли в каждой клеточке организма сразу. Ладони взмокли. Смолин с трудом мог бы сейчас ответить, на каком этаже он находится. Мир сузился для него до одной точки. И Ромка едва не впечатался носом в спину шефа, когда тот вдруг остановился, тяжело вздохнул и толкнул дверь из матового стекла. Смолин точно так же втянул носом воздух, задержал дыхание, словно собираясь погружаться на большую глубину, и шагнул следом за чудовищем.
Их было много. Слишком много против них двоих. Из-за глубокого, обволакивающего, пеленающего по рукам и ногам волнения Ромка никак не мог сосредоточиться: вглядывался в лица сидящих перед ним людей, замечая всех и не узнавая никого. Мысли отчего-то сконцентрировались на длиннющем темном столе. Сознание подбрасывало лишь одну ассоциацию: плаха. Плаха, казнь, палачи. Колени стали ватными, Ромку повело, он уткнулся носом в плечо шефа и прикрыл глаза, втягивая носом родной, успокаивающий запах. Чудовище, кажется, вздрогнуло.
Распоровший тишину голос директора прозвучал глухо, словно из колодца:
- Значит, всё же решил придти. Тогда садись, в ногах правды нет.
Плечо, за которым так удобно было прятаться, дернулось, оставляя Ромку один на один с враждебным миром. Жесткая, грубая ткань пиджака больно полоснула по веку. Смолин никак не мог отвести взгляда от спины чудовища, страшась остаться без последней спасительной соломинки. Романов сделал пару шагов и занял место за противоположным от шефа концом стола. В его руках сразу же оказалась бутылочка с водой. Крышка открылась с громким, слишком громким шипением.
- Присаживайтесь, молодой человек. Вас-то нам как раз и не хватало.
Ромка очнулся из забытья, оторвал взгляд от чудовища и послушно отправился на поиски свободного места. Как слепой котенок, ткнулся с одного края, с другого – занято. Замер, чувствуя, как щеки заливает алая краска смущения. Легкий рывок – и он уже на стуле. Еле заметный поворот головы: Саша улыбнулся натянуто, одними губами, тронул Ромкино запястье ледяными, слегка влажными пальцами и перевел взгляд на директора.
Андрей Саныч прокашлялся, выровнял и без того лежавшие аккуратной стопкой бумажные листы:
- Петр Алексеевич, думаю, вы прекрасно помните представителя наших швейцарских партнеров. Роман… хм, Роман, я надеюсь на вашу помощь.
Ромкин взгляд скользнул по лицам сидящих напротив людей и замер. Длинная белая челка, острый лисий нос, поджатые яркие губки – шоколадный принц ответил Смолину снисходительным кивком и развернулся к чудовищу. Вот как… значит, владелица «Vestle» прислала вместо себя сына. Ромка вспомнил, с какой неохотой Штефан принимал участие в делах компании, и в груди зажглась шальная надежда: странное рвение юного Штойера отлично укладывалось в картину вчерашних подозрений.
Шоколадный принц, словно наслаждаясь моментом, смакуя каждую секунду, выдержал паузу и заговорил. Сейчас он был триумфатором. Гладиатором, повергшим непобедимого соперника на землю, заставившим того задыхаться в пыли и молить о пощаде. Ромка видел, как подрагивает от нетерпения уголки его тонких губ, как белой лисице хочется заклеймить чудовище, показать свою силу. Переводчик следил за тем, как двигаются эти губы, как за ними мелькает блестящая полоска зубов. Ромка понимал, что вот сейчас, в этот самый момент, хитрая лисица перегрызает шею его чудовищу. Смолин даже не пытался вслушиваться, лишь ловил отдельные фразы: «недостойно честного имени», «разрушенное партнерство», «понести наказание»… множество странных и страшных слов.
- С тобой всё в порядке? – горячий Сашин шепот прямо в ухо. Ромка вздрогнул и оторвал взгляд от Штефана. Все внимание собравшихся снова было приковано к переводчику. Шоколадный принц молчал, выжидательно глядя на Смолина. И только чудовище старательно делало вид, что его сейчас интересует лишь синяк на скуле. Ромка откашлялся и заговорил:
- Наши партнеры очень озабочены произошедшим и настаивают на том, чтобы виновные… виновный… понес наказание. Уголовное.
Терещенко, до этого что-то увлеченно вертевший в руках, вдруг замер, крепче сжал кулаки – и на стол упали два обломка, прежде бывшие карандашом. Ромка боялся сейчас смотреть на чудовище. Видеть его таким не хотелось. Только не таким: разозленным, разгневанным. Он страшился рассмотреть в темных глазах обвинение, презрение, ненависть. И никаких доказательств невиновности: ни Ромкиной, ни его, чудовища. Оставалась единственная надежда – заступничество шефа. Не может быть, чтобы Андрей Саныч не смог ничего предпринять. Наверняка есть какие-то лазейки. Романов ведь никогда не был для него чужим.