Он ударяется ему о затылок, диетическая кола и лед стекают ему за шиворот.

       - Черт возьми! - орет он на нас, пока мы проезжаем мимо. - Лисса! Черт побери! Реми! Ты стерва!

      Он все еще продолжает кричать, когда я теряю его из виду. 

*** 

      После почти двух пачек печенек Орео, четырех сигарет и такого количества Клинекса, что им можно вытереть весь мир, я, наконец, укладываю Лиссу спать.

      Она сразу же засыпает, дышит носом, ноги запутались в моем ватном одеяле.

      Я беру одеяло, подушку и иду в кладовку, где растягиваюсь прямо на полу.

      Я могу наблюдать за ней отсюда и быть уверенной, что она все еще спит, пока я отодвигаю коробки с обувью, которые храню в правом углу и достаю комплект постельного белья, который тоже спрятан здесь.

      У меня была ужасная ночь. Такое случается не постоянно, но в некоторые дни мне это просто необходимо.

      Никто не знает.

      Я свернулась калачиком, натянула покрывало на себя, развернула полотенце и достала плеер с наушниками.

      Затем я воткнула их в уши, выключила свет и включила седьмой трек.

      У меня в кладовке есть люк, так что когда я лежу вот так, лунный свет падает прямо на меня.

      Иногда я даже могу видеть звезды.

      Песня медленно начинается. Сначала гитара, несколько аккордов. Затем голос, который я так хорошо знаю.

      Слова я помню наизусть. Они для меня много значат. Никто не должен об этом знать. Но все в курсе.

      В «Колыбельной» мало слов.

      Простые аккорды.

      В пустой комнате тихо…

      Но послушай, послушай…

      Куда бы ты ни пошла…

      Даже если я тебя подведу…

      Эта колыбельная будет играть... 

       Я засыпаю от его голоса. Всегда. Каждый раз.

    - Аааааааааааааааай!

       - Вот же ж... цветочек!

       - Ох, щууууууууууууууука.

      В приемной две женщины, ожидающие свою очередь на маникюр, переглянулись, затем посмотрели на меня.

       - Эпиляция зоны бикини, - объяснила я.

       - Ах, - говорит одна, и возвращается к чтению своего журнала. Другая просто сидит, навострив уши, словно охотничья собака, в ожидании следующего крика. Немного погодя, выдержав свое ежемесячное испытание, приходит миссис Майклс.

       - Да пошло оно все к чеееерезвычайно плохому человеку.

      Миссис Майклс - жена одного из местных министров, она любит Бога также сильно, как гладкую, без единого волоска кожу.

      За год, что я работаю в салоне «Джои», из кабинета, где Талинга орудует своими восковыми полосочками, я слышала ругательств больше, чем во всех остальных кабинетах вместе взятых. И это включая плохой маникюр, неумелые стрижки и возмущенную посетительницу, у которой после обертывания морскими водорослями тело приняло оттенок лаймового пирога. Не в том плане, что «Джои» - ужасный салон. А в том, что всем не угодишь, особенно это касается женщин, когда речь заходит об их образе. Именно поэтому Лола, владелица «Джои», подняла мне зарплату в надежде, что я не поеду в Стэнфорд, останусь на ресепшне и буду успокаивать посетителей до конца дней своих.

      Я стала работать, потому что хотела машину. Моя мать предложила мне пользоваться ее «Камри», а она купит себе новую. Но для меня было важно достичь всего самой. Я люблю свою мать, но по опыту знаю, что с ней стоит заключать сделки только при крайней нужде. О ее капризах можно слагать легенды, и как только ей надоест новая машина, она потребует старую назад.

      Поэтому я собрала все свои сбережения - которые в основном состояли из денег за подработку няней и денег, которые мне дарили на Рождество, все это я копила вечность - достала журнал Консьюмер Репортс[8] и тщательно изучила все новые модели, перед тем как идти в агентство по продаже автомобилей. Я пререкалась и спорила, и мирилась со всей этой брехней продавцов машин, что чуть не убило меня, но в конце концов я получила машину, которую хотела - новенькую «Цивик» с прозрачным люком на крыше и полностью автоматическую, по цене гораздо ниже розничной, рекомендованной производителем. В день, когда ее забрала, я поехала в «Джои» и написала заявление на работу - за неделю или еще раньше до этого я видела объявление, что им требуется секретарь на ресепшн.

      Таким образом, еще до начала последнего года в школе, у меня уже были кредит на машину и работа.

      Как только миссис Майклс вышла из кабинета депиляции, зазвонил телефон. Сначала у меня был шок от вида людей после этой процедуры: они словно побывали на войне или пострадали в результате пожара. Она очень медленно идет к моей стойке - эпиляция зоны бикини особенно жестокая.

       - Салон «Джои» - ответила я на звонок. - Реми слушает.

       - Реми, здравствуй, это Лорен Бейкер, - сказала женщина на другом конце провода прерывистым голосом.

      Миссис Бейкер всегда говорила так, словно она запыхалась.

       - Тебе нужно записать меня на маникюр сегодня. У Карла важный клиент, и мы идем в «Ла Королла», но на этой неделе я перекрашивала кофейный столик, и мои руки…

       - Секундочку, пожалуйста, - говорю я монотонным, профессиональным голосом и нажимаю кнопку «Ожидание».

      Надо мной нависла миссис Майклс, она кривится, когда достает кошелек, протягивает мне свою золотую кредитку.

       - С Вас семьдесят восемь, мадам.

      Она кивает, я забираю кредитку и возвращаю ей.

      Ее лицо такое красное, а кожа вокруг бровей почти содрана. Ой. Она подписывает бланк, затем смотрит на себя в зеркало за моей спиной, строя гримасы.

       - О, Боже, - говорит она. - Я не могу пойти на почту в таком виде.

       - Абсурд! - Талинга, мастер эпиляции, приходит якобы по какой-то причине, но на самом деле, чтобы удостоверится, что миссис Майклс оставила ей в конверте щедрые чаевые.

       - Никто и не заметит. Увидимся в следующем месяце, хорошо?

      Миссис Майклс шевелит пальцами, затем выходит за дверь, все еще с трудом передвигаясь. Как только она уходит, Талинга забирает конверт, перелистывает купюры и издает звук, похожий на «хмм», затем плюхается в кресло и, скрестив ноги, ожидает следующего клиента.

       - Продолжаем, - я нажимаю кнопку первой линии. Слышу, как миссис Бейкер уже пыхтит, хотя я еще не начала говорить.

       - Давайте посмотрим, я могу вписать вас на три тридцать, но вам нужно быть во время, так как у Аманды в четыре уже следующий клиент.

      - Три тридцать? - отвечает миссис Бейкер. - Видите ли, пораньше было бы лучше, на самом деле, потому что у меня...

       - Три тридцать, - повторяю я, обрывая гласные. - Либо так, либо никак.

      Далее следует пауза, беспокойное дыхание, и затем она произносит:

       - Я приду.

       - Хорошо. Тогда до встречи.

      Когда я кладу трубку и записываю ее, Талинга смотрит на меня:

      - Реми, детка, ты такая стерва.

      Я пожимаю плечами. Правда в том, что у меня получается ладить с этими женщинами потому, что у большинства из них склад ума типа «привыкла-что-у-меня-все-есть» и «я-я-я» - в котором я отлично разбираюсь благодаря моей матери. Они не желают соблюдать правила, хотят получать все бесплатно, приходить в часы, когда назначено другим, и при этом оставаться любимыми всеми. Я справляюсь с этой работой из-за огромного жизненного опыта.

      Следующий час я  принимаю двоих женщин, ожидающих маникюр, заказываю ланч для Лолы, подсчитываю вчерашнюю прибыль, а между двумя восковыми коррекциями бровей и эпиляцией подмышек Талинга раскрывает мне кровавые подробности ее последнего ужасного свидания вслепую.

      К двум часам суета потихоньку спадает, и я просто сижу за стойкой, пью диетическую колу и смотрю на парковку.