— Пробуй.

— Bombarda! — Послышался треск, и возле палочки возникла струйка дыма.

— Недокрутил на последнем слоге, — хмыкнул Сириус. — До тех пор, пока ты не научишься творить чары мысленно, без движения самой палочки и речи, тебе придётся осваивать одновременное проговаривание и работу палочкой. Ещё раз.

— Bombarda! — туманный сгусток бледно-серого цвета ушёл в сторону стены. Звук, раздавшийся от разрыва, не шёл ни в какое сравнение с чарами Сириуса.

— Слабо, но для второй попытки просто замечательно, — одобрительно кивнул Сириус. — А теперь снова Люмос, Гарри.

— Lumos.

— Чередуй заклинания, пока не сможешь почувствовать разницу в истекающей из тебя силе, — Сириус хитро улыбнулся. — Когда меня обучал дедушка, он при каждой ошибке стегал меня болевым проклятьем. И я, знаешь ли, чертовски быстро осваивал любую магию. Но с тобой мы обойдёмся устным внушением.

Следующие полчаса прошли как в тумане. Я последовательно то творил освещающие чары, то пытался взорвать кусок стены. В том, чтобы направить силу в палочку — не было ни малейшей проблемы. Саму силу, о которой говорил Блек, я прекрасно ощущал. Но вот дозировать её в этом теле... Это было проблемой того же порядка, что и использование приёмов Имперской академии. Практика, практика и бесконечный самоконтроль.

Наконец, я ощутил некоторую разницу... словами это было не описать, но я понял, чего добивался Сириус.

— Lumos! — Яркий шар, пылая голубым огнём, ушёл к потолку.

— Ого! — удивился Сириус. — Да ты не поскупился! Только без Бомбарды в полную силу! Оглохнем!

— Хорошо, — усмехнулся я, повторяя движения палочкой. — Bombarda!

В углу с грохотом взорвался один из булыжников.

— Ну вот как-то так, — удовлетворенно произнёс Блек, от души хлопнув меня по плечу. — Твоя задача — освоить школьную программу Защиты, чтобы знать, что демонстрировать при ненужных свидетелях. А без свидетелей...

Темный маг кровожадно ухмыльнулся.

— Пожиратели не заслуживают милосердия, — рявкнул он. — Хотя бы потому, что все они получили правосудие, а я, невиновный, нет! И потому, что уж они-то не щадят никого во время своих рейдов!

Да... С Сириусом определённо надо было что-то делать. Ненависть, в особенности после отсидки в Азкабане, буквально пожирала этого волевого человека. Видимо, выйти оттуда в здравом уме и трезвой памяти было невозможно.

— В таком случае, продолжим, — хмыкнул я, вытащив из кармана и увеличив учебник по Защите. — Поправишь меня, если что?

— Вперёд, — хохотнул Блек. — Дьявольщина, в этом зале я чувствую себя так, словно помолодел лет на пятнадцать!

Обратно в гостиную Гриффиндора я пришёл уже поздним вечером, на подгибающихся от усталости ногах, в мокрой от пота помятой и кое-где порванной одежде, однако результат стоил многочасового издевательства. Больше десятка отработанных с Сириусом заклинаний, крёстный подсказывал мне ошибки, поправлял неудачные движения палочкой. Всё же опыт искусного местного мага оказался как нельзя кстати. И некоторые вещи, до осознания которых самостоятельно я дошёл бы, может, только к осени, Сириус смог разъяснить мне сходу, как тот же приём дозирования силы. Его нужно было еще отрабатывать на сотнях заклинаний, но один барьер был сломан. И я освоил несколько заклинаний, способных неприятно удивить не слишком сильного противника.

— Гарри? — Вскочила с кресла явно ждавшая меня Гермиона. — Что с тобой случилось?! Ты плохо себя чувствуешь?!

— Гермиона, — проскрипел я, ощутимо пошатываясь, — дай мне сначала умыться и переодеться. Не чувствуешь, как от меня воняет?

— Гарри Поттер! Где ты умудрился так себя загонять?!

— А если я скажу, что только что вернулся с оч-ч-чень зажигательного свидания с девушкой-семикурсницей в Хогсмиде, ты мне поверишь?

Гермиона тут же ощетинилась и её буквально прорвало:

— Тебя могли поймать в Хогсмиде и понять, что ты самовольно покинул школу! Тебя могли исключить! Гарри Поттер! Как ты мог так безответственно вести себя?!

— Почему же безответственно? — ухмыльнулся я. — Вполне даже ответственно, заверяю тебя. Всё было просто замечательно.

— Но! Тебе! Же! Еще! Нет! Даже! Шестнадцати! — С каждым словом Гермиона всё больше распалялась. Шутку стоило заканчивать.

— Да пошутил я, пошутил, — развернувшись, я пошёл к лестнице, — всего лишь тренировался в заклинаниях. Скоро приду.

Потерявшая от возмущения дар речи девушка молча прожигала меня взглядом и гневно сопела за моей спиной.

Шутка была грубой, и это признавал даже я сам. Но я уже понял, что Гермионе была свойственна чрезмерная любовь к дисциплине даже там, где это было бессмысленно. В данном случае — она решила сделать мне выговор, не имея на это никакого права. К тому же по любому поводу, как когда я выстрелил заклинанием в стену, она искренне пугалась, что факультет мог потерять баллы.

Но баллы, как я прочитал в «Истории Хогвартса», шли только в общий зачёт факультета. И нигде не фиксировалось, сколько баллов для факультета заработала Гермиона Грейнджер, даже если в действительности их было больше, чем у всех её одногруппников вместе взятых. Равно как и не фиксировалось, сколько баллов сняли с факультета по вине некоего Гарри Поттера. До сих пор ни один из учеников так и не понял, что весь год участвует в соревновании факультетов ради единственной цели: чтобы факультет Гриффиндор ровно день — в последний учебный день в году — чувствовал себя победителем, ведь зал окрашивался в цвета факультета только на это время. Переходящую же между факультетами уродливую бронзовую статуэтку с копией четырех песочных часов из Большого зала, и вовсе нельзя было рассматривать в качестве награды для учеников. Самое большее, на что она годилась — доставлять моральное удовлетворение декану победившего факультета.