Жизнь Гюстава Флобера — это история творческой личности, принесшей себя в жертву ради удовлетворения единственной страсти: сочинять литературные произведения. В самом деле, на свете не так уж много найдется известных писателей, способных отождествлять себя с персонажами своих произведений до такой степени, что их собственная жизнь отступала бы на второй план. 58 лет, прожитых Флобером на этой земле, лишены даже налета романтизма. Несколько путешествий и коротких романов, которые заканчивались, казалось, едва успев начаться, отсутствие карьерных устремлений и честолюбивых помыслов, в том числе политической ангажированности, если не считать отдельных нелестных высказываний в адрес коммунаров и прочих революционных деятелей, за что он мог бы прослыть в глазах общественности реакционером. Правоверный католик, в большей степени из-за стремления к порядку в обществе, чем по глубокому внутреннему убеждению, с заметной примесью антиклерикализма, присущего большинству творческих личностей того времени. Счастливое детство в окружении любящей и заботливой семьи, безбедная жизнь рантье в зрелые годы. Это лишь то, что лежит на поверхности.

Тем не менее жизнь этого писателя — что может показаться странным — походит на увлекательный приключенческий роман. Он целиком и полностью посвятил себя творчеству и поискам совершенной формы, поискам самого себя. Никогда Гюстав Флобер, за исключением редких случаев, не писал ради денег или женщин, как Бальзак, или ради славы, как Шатобриан и Гюго. Его перо изысканно. Каждый его роман — это вызов обществу, выражение глубоко скрытой боли. В этом смысле он реализует, возможно в большей степени, чем какой-либо другой литературный деятель, стремление возвести писателя в ранг некого мирского святого, исповедующего единственную религию — литературу, представляющую собой, по его мнению, последнее прибежище правды и красоты, в противовес изменчивому и сотрясаемому до основания окружавшему его безумному миру. Невозможно понять Флобера, обрекшего себя на жизнь отшельника, без того, чтобы не проникнуться его навязчивой идеей: одна лишь красота способна спасти этот мир с его неуемной жаждой наживы и вздорными демократическими поветриями. Высокомерию буржуазного общества и политическому мессианству Флобер противопоставляет свое совершенное по форме и глубокое по содержанию творчество. К тому же до конца непознанное. На протяжении последних ста пятидесяти лет кто только не пытался толковать его произведения: и университетские ученые мужи, и писатели с воспаленным воображением. Так, Сартр в своем произведении «Идиот в семье» скупыми мазками рисует портрет Флобера, напоминающий собственный автопортрет. «В смерть дверь открыта для всех», — пишет он. Возможно, весь секрет состоит в том, что эта спокойная, размеренная жизнь, где место ярких событий и увлекательных приключений занимает одно лишь Слово[1], вызывает интерес своей неразгаданной тайной и постоянной внутренней борьбой писателя с самим собой…

Гюстав Флобер родился 12 декабря 1821 года в родильном отделении городской больницы Руана, где главным хирургом работал его отец Ашиль Клеофас Флобер, который, как считают, преуспел в своей профессии. Родом из Шампани, Ашиль получил блестящее медицинское образование в Париже, откуда он отправился в Руан работать по специальности под началом доктора Ломонье, главного хирурга местной больницы.

В 1812 году в 27-летнем возрасте Ашиль женился на Анне Жюстине Каролине Флерио, сироте, которую приютил доктор Ломонье. Будущая мать Гюстава, сыгравшая весьма важную роль в его жизни, была скромной и привлекательной юной особой. Впрочем, нельзя сказать, что она была без роду-племени. Жюстина Каролина имела аристократические корни и принадлежала к знатному роду Камбремер де Круасмар. В действительности приставку «де Круасмар» присоединил к своей фамилии один из предков писателя, когда женился на вдове одного из Круасмаров. Флобер на протяжении всей своей жизни считал себя выходцем из дворянской знати. Но он не первый и не последний из тех, кто тешит себя подобными иллюзиями: сам Бетховен думал, что он из рода королей Пруссии!

Гюстав не был единственным ребенком в семье. Его брат Ашиль, который впоследствии пошел по стопам отца и стал врачом, родился в 1813 году. Затем на свет появились Каролина и Эмиль Клеофас, умершие во младенчестве. Следующим ребенком был Жюль Альфред, который от рождения был настолько слабым, что скончался через полгода после рождения Гюстава. Наконец на свет появился наш Флобер. Нельзя сказать, что радость родителей была чрезмерной, поскольку они ожидали девочку. Но что делать: мальчик, так мальчик. Он оказался достаточно крепким, чтобы не умереть сразу же после рождения. Его крестили в январе 1822 года, несмотря на то, что отец под влиянием идей антиклерикализма и полученных научных знаний не переступал порога церкви.

Ашиль Клеофас Флобер прошел все ступени лестницы, ведущей на медицинский олимп. Сын ветеринара, он учился в лицее, где в руководстве был весьма колоритный персонаж, аббат Жан Батист Сальг. Автор книг, в которых осуждались предрассудки, Жан Батист Сальг водил дружбу с «сильными мира сего» и не гнушался связями с «дамами полусвета». Принятый затем в качестве интерна в парижскую городскую больницу, Ашиль стажировался на хирурга. Везде, где бы он ни находился, он проявлял незаурядные способности и подавал надежды. И потому его, начинающего врача, назначили на должность ассистента доктора Ломонье. Его работа заключалась в том, чтобы лепить из разноцветного воска анатомические муляжи, которые затем рассылались по медицинским факультетам и музеям в качестве учебных пособий для студентов и просвещения населения. Ашиль успешно защитил диплом и в 1815 году на тридцать втором году жизни заменил престарелого и больного доктора Ломонье. К тому времени он уже твердо стоял на ногах и завоевал признание в медицинских кругах. В частности, он был известен тем, что учил студентов не бояться мертвецов, с которыми им приходилось работать.

Столь специфическая атмосфера не могла не оставить следа. «Какие странные воспоминания у меня с той поры!» — написал Флобер через 30 лет. «Морг городской больницы выходил окнами в наш сад. Сколько раз с сестрой мы забирались на решетчатую ограду, чтобы, повиснув на ней, с любопытством разглядывать лежащие на столах трупы. Сверху нещадно палило солнце. Те же самые мухи, которые кружились над нами и цветами в саду, садились на покойников, чтобы с громким жужжанием улетать назад! Как сейчас вижу моего отца, поднимающего голову над вскрываемым телом мертвеца, чтобы прогнать нас. По виду он был такой же, как труп»[2].

После смерти доктора Ломонье, последовавшей в 1818 году, семья Флобер переехала в просторный дом, примыкавший к зданию больницы. Надо увидеть это место, чтобы понять, в какие цвета было окрашено детство Флобера, откуда берут начало его глубокий пессимизм и цинизм студента-медика по отношению к человеческой плоти: «Я вырос среди человеческих бед и страданий, от которых меня отделяла всего лишь одна стена. Еще ребенком я играл в больничном морге. Возможно, по этой причине у меня столь мрачное и пессимистическое восприятие окружающего мира. Я не люблю жизнь и совсем не боюсь смерти»[3].

Доктор Флобер посвятил свою жизнь работе в больнице и своим пациентам. С раннего утра и до полудня он стоял за операционным столом со скальпелем в руке, а в остаток дня делал обход больных в сопровождении коллег. Каким запомнился отец Гюставу? Похожим на полубога, непререкаемым авторитетом в заляпанном кровью фартуке, демиургом, обладающим правом дарить жизнь или смерть страждущим человеческим существам, которые находились в его власти. Вот откуда жуткие «медицинские» сцены в романе «Госпожа Бовари», описание операции по устранению искривления стопы Ипполита, сарказм автора по отношению к медицинской братии.