— Он не только всем раструбил, что знает про ёжика в клетке, но и всячески намекал, что головоломка находится у него! Это ещё четыре года назад было. Весь город тогда стоял на ушах, и про Маринчака и его находку говорили с утра до вечера.

— У него и в самом деле был ёжик? — с интересом спросил Индра.

Мирек завертел головой.

— Дырка от бублика у него была, а не ёжик! Если бы он у него был, вонты бы его отняли! Они тогда пришли к нему домой и потребовали, чтобы он им ёжика отдал добровольно. Он, мол, принадлежит Трущобам, где изначально появился. Маринчак слегка встревожился. Сам знаешь, вонты — не простая организация, с ними шутки шутить не стоит. Но Маринчак наивно полагал, что они ему ничего не сделают, поэтому только посмеивался да отнекивался. А потом началось: вонты за ним повсюду ходили, словно тень. Домой он каждый раз возвращался с синяками, весь избитый. Его подлавливали по пути в школу и домой. Даже в его собственном дворе на него не раз набрасывались вонты, и не переставая требовали, чтобы он отдал им ёжика, иначе его мучения никогда не закончатся! Маринчак начал клясться, что головоломки у него нет, и что эту новость он выдумал шутки ради, но бесполезно — вонты ему не верили. И так продолжалось страшно долго! Кажется, недели две, уже не помню точно. Потом обо всём этом узнал отец Маринчака, и пригрозил вонтам полицией. По двоим даже прошёлся палкой, когда вонты напали на Маринчака прямо при нём. Представляешь, не испугались присутствия взрослого! Отец Маринчака тогда действительно сообщил всё полиции, и на переходах из Трущоб к нам поставили полицейские патрули. Маринчак ходил в школу в сопровождении Долговязого-В-Каске ³, и кроме школы никуда не выходил. А уж в сторону Трущоб и взглянуть не смел!

Мирек замолчал, но Индре было интересно:

— А чем всё кончилось? Что было потом? — наседал он на Мирека.

Ему ответил Быстроножка:

— Потом всё закончилось, — сказал он. — Вонты вернулись в свои трущобные улицы и оставили Маринчака в покое. Жёлтых булавок на Другой Стороне после этой истории не видели ещё, пожалуй, полгода.

Жёлтые булавки были отличительным знаком вонтов — ребят из района Трущоб. Они всегда и при любых обстоятельствах носили обычную булавку со стеклянной жёлтой головкой, приколотую к отвороту куртки, на майке или рубашке. Они никогда не дружили с ребятами из других городских кварталов. Это была отдельная каста, гордая и воинственная, а для всех остальных — загадочная, непостижимая и внушающая страх.

Своё название — вонты — эти трущобные ребята получили по имени Войтеха Вонта — одного инициативного юноши, много лет назад объединившего всех ребят из Трущоб на общую борьбу против оскорбителей из других кварталов города. Дело в том, что название района — Трущобы — давало многим злым языкам повод ко всяким колким замечаниям по поводу позорного прошлого этого района. Живущие в Трущобах сильно обижались, когда кто-нибудь начинал смеяться, что они живут в самом бедном, грязном и обветшалом уголке города, и с ними даже не стоит дружить. Славные бои тогда были под предводительством самого Войтеха Вонта! Отцы многих сегодняшних ребят до сих пор те времена вспоминают. Некоторые были даже лично знакомы с Войтехом Вонтом.

Когда Войтех вырос, созданное им единство трущобных ребят не ослабло, потому что Вонт выбрал своего преемника — решительного юношу, возглавившего после него Трущобы. К этому времени целью вонтов, как назвали себя трущобные ребята в память о первом лидере, перестали быть драки с ребятами из других районов. Им и без этого теперь хватало и работы и развлечений.

Так и повелось, что когда вырастал возглавлявший их вонт, он уходил со своего поста, как это сделал когда-то Войтех Вонт. Выборы нового предводителя — т. н. Великого Вонта — нередко сопровождались внутренними раздорами, так как на это место всегда находилось немало претендентов, и мнения местных ребят о них расходились. Если при этом для окончательного выбора не было достаточно слова уходящего Великого Вонта, то между претендующими на лидерство ребятами проводилось соревнование. Правила проведения соревнования знали только ближайшие приближённые Великого Вонта. Остальным оставалось о них только догадываться, исходя из нехотя брошенных обрывочных намёков тех, кто эти соревнования лично видел.

Не много было известно и об отличительном знаке, который поколения Великих Вонтов передавали друг другу, как доказательство того, что только они могли называться Великими Вонтами.

За пределы же Трущоб не выходили даже эти крупицы информации, доступной обычным вонтам — там строго следили за дисциплиной и сохранением своих секретов.

Тот, кто однажды был вонтом но переезжал из Трущоб, утрачивал свою принадлежность к вонтам и уже не мог носить жёлтую булавку, однако ему не запрещалось приходить в гости, что переехавшие оттуда ребята обычно с удовольствием и делали. Своим же новым товарищам на новом месте они не рассказывали и слова о том, что касалось вонтов. Им вполне хватало их тайного восхищения и напрасных просьб рассказать хоть что-нибудь о загадочном мире трущобных улочек и закоулков. Впрочем, в Трущобах были практически одни старожилы, которые очень неохотно переезжали, и можно было бы на пальцах одной руки пересчитать тех, кому за последний год из-за переезда пришлось снять жёлтую булавку.

Обсуждали вонтов и «Быстрые Стрелы» идя к рыночной площади, которая находилась как раз на границе Другой Стороны и Трущоб.

— Мне всё время было жутко интересно, — рассуждал вслух Ярка, — каким образом вонты созывают собрания, или как узнают, что у кого-то есть важная новость. Ведь в Трущобах, наверное, сотни вонтов, да к тому же там сложно ориентироваться. Думаю, там и Долговязый-В-Каске заблудится — каждая улица закручена будто раковина у улитки, везде сплошь лесенки, закоулки, дворики и подворотни.

— Правда, — кивнул Мирек. — Некоторых тамошних закоулков даже и на карте-то нет.

— Это нам просто так кажется, — сказал Красненький, пребывавший сегодня в особенно молчаливом настроении. — Это мы думаем, что там любой в два счёта заблудится, потому что никто из нас в Трущобах толком никогда и не был. Действительно, ребята из других кварталов в Трущобы не ходили — там всё дышало опасностью. Даже многие из тех, кто в этом городе родился, ни разу не были в Трущобах! Некоторые отваживались только быстро там пробежать, некоторые просто проходили мимо с родителями или другими взрослыми. А вот проникнуть в Трущобы без сопровождения было отважным поступком — вонты быстро узнавали чужаков, не помогала и жёлтая булавка, приколотая к отвороту куртки для отвода глаз.

«Быстрые стрелы» были так увлечены беседой, что не замечали, что уже долго идут. Широкие, новые улицы сузились, изменился облик домов — ребята подходили к старой части города. Где-то впереди была рыночная площадь, а за ней — Разделительный проспект, по которому ходит трамвай. За этим оживлённым, широким проспектом был лабиринт из улочек, переулков, крытых проходов, двориков и маленьких тихих площадей. Там были Трущобы!

По дороге ребятам то и дело встречались небольшие группки оживлённо болтавших мальчиков и девочек, а из услышанных обрывков разговоров им сразу стало ясно, что обсуждают ёжика. Здесь, в тесном соседстве с Трущобами, которые в прошлом заявляли о правах на этот странный предмет, чувствовалось довольно большое оживление по поводу его появления. Вряд ли ребята с Другой стороны также отреагируют на эту новость, когда о ней узнают.

— Смотрите, наверное это там! — воскликнул Индра Гойер, показывая куда-то в угол небольшой площади.

Там, у серой высокой стены без окон, стояла группка мальчиков и девочек, что-то с интересом рассматривая. «Быстрые стрелы» направились туда. Шли они не спеша, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, а у самой стены смешались с толпой стоящих там ребят. Их взгляды тут же привлёк рисунок — на стене перед ними мелом был нарисован ёжик в клетке. Выглядел он именно так, как его всегда и описывали.