Как видим, выступая против системы земледелия, в которой роль улучшателей почвенного плодородия отдавалась только многолетним травам, Мальцев никогда не выступал против травосеяния, но боролся с шаблонами в земледелии: «Я не являюсь поклонником травопольной системы земледелия. Однако же сразу оговорюсь: в искоренении травопольной системы был допущен другой, такой же вредный шаблон, каким была и травопольная система. Дошло до того, что стали охаивать всякое травосеяние. А теперь районы, где большую выгоду могли бы дать, например, клевер или люцерна, даже ее имеют семян этих трав».

В том, что травяное поле начало катастрофически сокращаться, вины его не было. Нашлись ученые, которые ополчились на это поле — не только на многолетние, но и на однолетние травы: мол, распахав его, можно тем самым резко расширить зерновой клин. Рекомендации эти, правда, не без административного нажима, подхватили некоторые хозяйственники. Земледелие исподволь теряло всякую систему.

Любое действие человека, правильное оно или нет, обязательно скажется на практике. Действие, которое распространялось на районы и области, быстро привело к нехватке кормов на фермах, что отразилось на продуктивности скота: надои и привесы начали катастрофически снижаться, все чаще произносили слово «падеж».

Практика настойчиво требовала решения возникшей проблемы. Как быть? Сократить посевы зерновых культур? Но и хлеба нет лишнего... И тогда начали поглядывать на паровое поле: ведь под ним «прогуливает» до двадцати процентов пахотной земли...

Трудным выдалось лето 1958 года. За весь вегетационный период выпало всего девять миллиметров осадков — как в пустыне. Температура на поверхности почвы в июне достигала 63 градусов. Дожди пошли лишь во время уборки хлебов.

Для сравнения: в самом страшном по засухе 1911 году выпало 52 миллиметра осадков, в нынешнем — девять, то есть почти в шесть раз меньше. Тогда посевы погибли почти полностью и разразился голод, сейчас колхоз намолотил около 60 пудов с гектара — такой намолот прежде считался добрым даже в хорошие годы. Около 60 пудов — это на круг, а по паровому клину урожай переваливал и за сто пудов.

Сравнивая, Мальцев гордился: за все время своего существования колхоз «Заветы Ленина» никогда не бывал без хлеба, ни в сухие годы,— из последних десяти лет восемь были сильно засушливыми,— ни в холодные и дождливые, которые случались реже. А были всегда с хлебом потому, что полевое хозяйство в колхозе ведется с учетом существующих природных условий, а не наперекор им, не на авось. С годами менялась агротехника, как и в целом система земледелия, но пар оставался основой, фундаментом любого севооборота, потому что без него повышать культуру земледелия, утверждал Мальцев, так же немыслимо, как без школ и библиотек — культуру народа...

Сам стоял на этом и других предупреждал:

— Без пара, и пара хорошего, Сибирь может покрыться сорняками, наносящими огромный вред урожаям, и посевы в большей мере могут подпадать под вредное действие часто повторяющихся губительных засух...

Он хорошо знал, что сорняки, расплодившиеся в годы войны, все еще отнимали добрую половину сибирского урожая, а если ликвидировать пар как ремонтное поле, то они и вовсе задавят посевы. Так уже и было во многих хозяйствах.

Однако страстные предупреждения его явно не соответствовали общему настроению: все уже знали что-то такое, чего не знал он, Мальцев. Ему доказывали, что пар вполне можно занять кукурузой, которая даст нам нужное количество зеленой массы. К тому же, если за ней хорошо ухаживать, и с сорняками можно разделаться еще лучше, чем на паровом поле.

Мальцев оказался в странном одиночестве: все, кто еще вчера соглашался с ним, кто активно поддерживал его, сегодня так же активно спорили с ним, выставляя массу доводов в защиту новой идеи.

Может быть, он чего-то не понял? Может быть, и правда, занятый кукурузой пар будет не хуже чистого? Утверждают-то так вполне ответственные люди, и ученые их поддерживают — значит, проверили, поэтому и уверены в успехе.

Правда, занимать чистый пар пытались и раньше — и зерновыми на зеленый корм и травами,— однако паром такое поле не называлось, а называлось тем, чем и было оно занято: гороховищем, виковищем или картофелищем. Но пар, занятый кукурузой?..

Что ж, надо попробовать.

И Мальцев припоминает, прикидывает, думает: если пары, как предлагается, занять квадратно-гнездовыми посевами кукурузы с узкими междурядьями, то механизированная обработка возможна лишь до определенного периода роста. После этого трактором уже не въедешь и земля сильно зарастет сорняками. Выход тут один — оставлять широкие междурядья, располагать рядки не через 70, а через 210 сантиметров. Широкие междурядья позволят обрабатывать посевы все лето в разных направлениях. При таком редком посеве можно будет и с сорняками бороться и влагу в почве накопить и сохранить. Пусть и не так хорошо, как в чистом пару, но все же лучше, чем при густом севе.

А сам продолжал биться не за использование, а за сохранение паров: отводить пятую часть земли под чистый пар в наших условиях мы вынуждены, иначе поля могут превратиться в заросли сорняков, а посевы в случае засухи не дадут урожая. Будет возражать: термин «занятый пар» — это самообман, придуман для самооправдания, чтобы не быть без пара. Любое занятие пара ведет к снижению будущих урожаев, к снижению культуры земледелия — мы сами к себе лезем в карман.

Однако ни доказать, ни отстоять свою точку зрения ему не удавалось. Не приняли и его рекомендации по широкорядному севу. В руководстве сельским хозяйством все заметнее проявлялось своеволие, которое впоследствии назовут волюнтаризмом.

Мальцев открыто противился этому своеволию. Встревоженный положением дел, он поднимется на трибуну очередного Пленума ЦК КПСС, созванного в январе 1961 года, и скажет резко: хватит уступать, уступки ведут к беде.

— Мне кажется, стоило бы серьезно подумать о том, чтобы земля у нас находилась в крепких и заботливых руках. Земля просит хозяина не на день и не на два, а на многие годы. Неужели у нас среди агрономов не найдутся такие люди, которым можно было бы доверить заботу о земле, чтобы они держали ее в своих крепких руках и поднимали плодородие, следили за чистотой полей?! Ведение полевого хозяйства нельзя обезличивать, и не надо позволять кому попало вмешиваться куда не следует... Мы согласны в наших условиях соревноваться с любым ученым за лучший урожай. Это соревнование надо обязательно организовать...

Надеялся, что такая решительность заставит хотя бы задуматься и усомниться в том, что рекомендовалось все настойчивее. Верил, что поймут: проверка идей должна состояться до того, как они начнут широко внедряться в производство. Сам же продолжал размышлять: может, пар действительно не нужен? Задавшись этим вопросом, он ответил на него однозначно.

— Продумывая все обстоятельства и реальное состояние наших полей, невольно приходишь к выводу, что в нашем хозяйстве при засушливом климате еще не созрели условия для полной ликвидации пара, а потому решать этот вопрос опрометчиво, без учета конкретных особенностей весьма и весьма рискованно.

Да, взвесив все, Мальцев остался на своем, будут пары, будет и хлеб в любой год. Без них не добиться устойчивости в зерновом хозяйстве.

Но его уже не слышали. Начиналось повсеместное внедрение пропашной системы земледелия, вытеснявшей травы и пары. Заговорили о смелом северном походе кукурузы до Прибалтики, Урала и Сибири. Лишь немногие хозяйственники решались сеять травы, занимая ими дальние поля за болотинами и лесами, куда не было дороги. И никому из посторонних не показывали. Но при дороге и они сеяли кукурузу, вкладывая в нее все силы и удобрения, только-только начавшие поступать в хозяйства.

Честный человек, глядя на эти с тщательностью ухоженные, но ничего не обещавшие плантации желтеющих худосочных ростков, спрашивал председателя: а не лучше ли прекратить всякий уход, ведь все равно убирать здесь нечего будет? Посмотрит в глаза собеседнику председатель и, если поверит ему, признается: и сами бы не тратились, да ведь тогда-то и скажут, что без ухода оставили кукурузу, вот поэтому и не удалась она. А если не поверит, то ответит вроде бы даже бодро: ничего, корм будет. Отвечая так, он имел в виду те поля за болотинами и лесами, где тайно, как незаконнорожденный, рос, набирал массу густой клевер, который и покроет нужды.