Великий полководец, недавно ставший министром обороны СССР, не забыл хлебопашца. После той сессии Верховного Совета послевоенного созыва они встречались часто и, бывало, просиживали за разговором не один час. А года три-четыре назад, когда маршал Жуков был командующим войсками Уральского военного округа, выдалась и вовсе редкостная встреча.

...Мальцев поехал в Свердловск по одному единственному делу: спросить у Жукова, не найдется ли в войсковых запасах трофейной дизельной электростанции? В колхозе был движок-самоделка, еще в начале тридцатых годов собрал и запустил его местный умелец Михаил Маркович Мальцев, и все эти годы, лет двадцать, он тарахтел по вечерам, посылая свет в избы. Когда тарахтел бойко, то и лампочки светились бодро, ярко, без всякой натуги. Но иногда начинал словно бы задыхаться, будто непосильной делалась ему работа, и все чаще замолкал вовсе.

«Видно, отработал ваш конь свое»,— думали колхозники о движке, как о живом существе, которое утомилось, износилось в постоянной работе, и теперь, как ни понуждай его, дела не будет, замена нужна. Вот и подговорили Терентия Семеновича к маршалу Жукову съездить, про трофей спросить.

Поехал, позвонил из проходной.

— А-а, Мальцев! Подождите минутку, сейчас проведут вас.

Они сидели в просторном кабинете, в котором не было ничего лишнего ни на столе, ни на стенах. Жуков тут же передал кому-то просьбу Мальцева, сказав:

— Если найдется, то поможем.

Однако выяснилось, что ничего подходящего не нашли.

Расставаясь, маршал спросил:

— Каким поездом домой возвращаетесь?

— Не знаю еще, на какой билет возьму.

— Ну, тогда со мной поедете. Мне как раз в ваших краях нужно побывать. Так что если у нас в городе еще какие дела, то побегайте, а вечером приходите к вагону...

К назначенному часу Мальцев приехал на вокзал, нашел путь, на котором уже стоял вагон под присмотром милиции. Направился было к нему, но его тут же окрикнули, и он отошел на порядочное расстояние. Ну как теперь быть? И тут увидел Жукова, который вышел на перрон как раз напротив вагона. Маршал был в окружении офицеров, говорил с ними и по сторонам не смотрел. Шумнуть Мальцев не решился. Однако Жуков сам заметил его, окликнул:

— Мальцев!..

В дороге человек всегда делается разговорчивее, по делу ли он отправляется или в гости, на отдых. Маршал начал вспоминать-рассказывать...

Через несколько лет Жуков подарит Мальцеву свою книгу «Воспоминания и размышления!», посвященную советскому солдату, отстоявшему Родину. Многое в этой книге Терентию Семеновичу было знакомо: хоть и не такая уж дальняя дорога от Свердловска до Шадринска, однако Жуков успел рассказать чуть не всю свою жизнь.

— И то, что вошло в книгу, и чего нет в ней,— вспоминал потом Мальцев.

Здесь, в вагоне, и перешли они на «ты». Разные по характеру, далекие по профессии — одни защищал страну, другой кормил ее. И если бы сложить судьбы только двух этих сынов Отчизны, двух погодков (Жуков был на год моложе), то оказались бы соединенными все события бурного двадцатого века.

Все чаще, отдавая должное новой теории и практике земледелия, безотвальную обработку почвы именовали «мальцевской». А он повторял упрямо:

— Надо вам сказать, что я этому не особенно радуюсь, так как иногда ученые с меньшей охотой работают над чужим методом, чем над своим. Поэтому пусть каждый разрабатывает свой метод. Давайте каждый по-своему искать — один так, другой иначе. У нас такой путь, но разве он единственный и наиболее правильный?..

Мальцев предостерегал от копирования и призывал проявлять больше собственной инициативы, иначе неминуем вредный шаблон.

— Одно мы считаем делом общим для всех районов — это стремление заставить однолетние растения систематически улучшать условия почвенного плодородия.

Щедрость эта, с какой Мальцев отказывался от авторства во имя общей пользы, встревожила общественное мнение. Люди все чаще выражали недоумение: почему Мальцев, внесший такой вклад в агрономическую науку, не имеет ученой степени? И были в обиде и за него и на него, поэтому советовали ему в письмах, подсказывали, настаивали: у вас много хороших статей, так почему бы не написать и диссертацию! У вас она уже есть, утверждали другие и указывали на его доклад о методах обработки почвы и посева, с которым выступал он на всесоюзных совещаниях в августе и октябре 1954 года. Он отмахивался от этих советов и отвечал с досадой:

— Не для диссертации я работаю...

Его всегда раздражали такие советы, в которых он усматривал не интерес к делу, а упрек, касающийся его личной жизни, упрек в том, что он не умеет жить, не пользуется благами жизни. Не понимают того, что нет для него выше радости, как радость достигнутого успеха.

И тогда Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина на общем собрании избирает Мальцева Терентия Семеновича почетным академиком. Избирает по совокупности научных работ, выполненных на практике и опубликованных в печати.

Весть эту в селах и городах страны встретили с одобрением. Для всякого, кто не безразличен к тому, что делалось за пределами круга личных интересов, Мальцев был близок думами и заботами своими. Он, мудрый пожилой человек, олицетворял собой лучшие черты русского народа. Он думал и чувствовал, как думал и чувствовал народ, и никогда ни в чем с ним не расходился. Поэтому и избрание его почетным академиком стало торжеством справедливости и для тех, кто хорошо знал, что дал Мальцев науке и практике, и для тех, кто лишь «сердцем слышал, как прав Мальцев»,— так выразился в письме один из поздравивших его.

Проблемы, которыми жил Мальцев, волновали не только специалистов, но и далеких от хлебного поля людей. Он заботился «о сохранении всей возделываемой площади земли в состоянии постоянной пригодности для будущих возрастающих потребностей». Выше этой заботы нет на земле ни одного дела.

Однако от специалистов сельского хозяйства все чаще приходили Мальцеву и такие письма:

«Вами разработана цельная и стройная система ведения земледелия, пригодная не только для Зауралья... Вы утверждаете, что растения сами в состоянии из года в год повышать плодородие почвы, что практически и доказано вами... ЦК КПСС в 1954 году оказал вам большую поддержку, проведя совещание в вашем колхозе. После совещания почти все колхозы обрабатывали небольшие участки так, как вы, и получили неплохие результаты, потом все это стихло. Прошла кампания лишь потому, что вы не установили прочной связи с продолжателями вашего дела. Министерство не обеспечило орудиями вашей конструкции, а люди науки затормозили ее дальнейшее распространение. Пропагандистом и организатором своей системы должны быть вы... Пишите больше статей... Вас поддержат сотни практиков, испытавших вашу систему».

Отвечая рязанскому агроному, написавшему это письмо, Мальцев скажет с горечью:

— Трудно перечислить, где и сколько раз я выступал, трудно подсчитать, как много специалистов и хозяйственных руководителей выслушало мои советы...

Он и сам знал, что ученые, признав на словах его правоту, не торопились подтверждать эту правоту на деле. Правда, некоторые с какой-то яростной злобой ополчились на травопольную систему земледелия — и начали перепахивать, теснить клевера и люцерну. Перепахивали не только там, где действительно не было смысла возделывать многолетние травы, потому что росли плохо, перепахивали и там, где они давали высокие урожаи. И ссылались при этом на Мальцева.

Вот ведь как обернулось. Да, он опроверг травопольную систему земледелия. Но, опровергая, Мальцев никогда и ни в чем не винил травы, не призывал к их огульному вытеснению из полевых севооборотов. Он доказал: наряду с многолетними травами надо заставить и однолетние растения накапливать элементы плодородия почвы.

Мальцев не сомневался: и многолетние травы необходимы в полевых севооборотах, особенно там, «где они хорошо растут, где для них благоприятны климатические и вообще природные условия, где они дают высокие урожаи сена, а иссушающее их влияние на почву не влечет за собой снижения урожаев высеваемых после них культур»,— писал он.