Так что не радовали его эти 20 миллионов гектаров, обрабатываемых без оборота пласта. Мало. К тому же почти все они в районах Зауралья и в Северном Казахстане.

Ну, а в других зонах?

В Краснодарском крае, где не так давно, в 1969 году, разыгралась черная буря, донесшая кубанскую землю до Италии, ветер продолжает обкрадывать и терзать больше половины пашни. И беду эту приносит отвальный плуг — на Кубани он все еще остается основным орудием обработки почвы.

Только недавно безотвальная система земледелия начала внедряться на Полтавщине. Ее эффект здесь — плюс три центнера зерна с гектара. А это триста тысяч тонн хлеба в довес к обычному полтавскому караваю.

Однако в Башкирии, где восемьдесят гектаров из каждых ста подвержены водной и ветровой эрозии, где каждый гектар пашни ежегодно теряет около восьми тонн гумуса — этого главного элемента почвенного плодородия,— безотвальная система почти не применяется.

Заметную убыль гумуса в почве ученые наблюдают и в Нечерноземье, где нет ветровой эрозии, но где мал плодородный слой, который разрушается и перемешивается плугами. С его потерей уменьшается в почве содержание многих микроэлементов, обедняются энергетические ресурсы и ослабляются биологические процессы, протекающие в ней, угасает ее «рождающая сила». На такой истощенной земле не может вырасти здоровое растение, так как ему не хватает основных питательных веществ, содержащихся лишь в гумусе.

Гумус... Английский почвовед Уайльд, объясняя тайну плодородия, так охарактеризовал это сложное, это загадочное, это незаменимое в природе вещество, без которого жизнь на земле немыслима:

«Дух почвы. Продукт и источник жизни. Уже не падающие листья, но еще и не соль земли. Река жизни, переносящая энергию из почвы в растения, в животное и обратно в почву. Один из компонентов почвы, который подобно философскому камню и гомункулусу был таинственным вопросом алхимиков и который до сих пор остается им, несмотря на электронные анализы...»

Наука утверждает: чтобы увеличить содержание гумуса в почве всего на один процент, природе надо около ста лет. Анализ почвы на полях, обрабатываемых без оборота пласта, показал: за десятилетие количество деятельного гумуса повышается на три десятых процента Это значит, что накопление силы на такой пашне идет теми же темпами как и в естественных условиях.

Итак, время подтвердило счастливую догадку Мальцева: при безотвальной обработке почвы плодородие не убывает, а возрастает, потому что создаются условия, при которых процесс созидания преобладает над разрушением — включается в работу природная система.

И все же так обрабатывается всего десять процентов пашни. А это значит, что и сегодня качество вспашки оценивается по ее глубине, обороту пласта, степени разрыхления. И сегодня образцом земледельческой культуры считается то поле, которое тщательно и многократно обработано плугом. Мы и сегодня любуемся прибранностью в поле, той прибранностью, которая достигается потрясающим разрушением, — на глубину запахивается не только плодородный слой с пожнивными остатками, запахиваются и те полезные нам бактерии, которые могут жить только на поверхности, где и работают дружно над созданием органики, участвуют в великом круговороте веществ. Любуясь этим разрушением, мы забываем, а порой и не догадываемся, что под нашими ногами вовсе не то, что мы видим, не просто разрыхленная в пух земля, а слой биосферы, в котором обитает большая часть микроорганизмов нашей планеты. И если бы мы были во много крат зорче, то, взяв на ладонь всего один грамм почвы, увидели бы и насчитали в этом комочке около ста миллионов живых, по большей части полезных микроорганизмов.

Но и при таком взгляде обнаружим не все. Нужно посмотреть на Землю как бы с космических орбит, и тогда мы обнаружим, что гумусовая ее оболочка, как утверждает советский ученый В. А. Ковда, «является общепланетарным аккумулятором и распределителем энергии, прошедшей через фотосинтез растений и универсальным экраном, удерживающим в биосфере важнейшие биофильные элементы (азот, фосфор, калий и другие), защищая их этим путем от геохимического стока в Мировой океан».

Вот что нужно человеку увидеть. Увидеть и понять, что с этой тончайшей, такой ранимой оболочкой нельзя поступать, как с песком в детской песочнице, нельзя разрушать этажи жизни.

Вот над чем раздумывал в эти юбилейные дни Терентий Семенович Мальцев. Он никак не мог доискаться, почему выдвинутая им идея оказалась непонятой? Почему идея, опирающаяся на закон прогрессивного увеличения плодородия почвы, до сих пор не принята «на вооружение» агрономической наукой? Не поэтому ли и безотвальная обработка почвы внедряется слабо? Ей сопротивляются, ее компрометируют неумением, непониманием. Непониманием той главной цели, которой и служит безотвальная система земледелия. Одни считают, что она против ветровой эрозии, а от ветра, мол, есть и иная защита — леса, лесные полосы да кулисные посевы. Другие полагают, что стерня сохраняется для снегозадержания, а задержать его можно и другими способами — теми же кулисными посевами и лесополосами. А где и вовсе нет нужды ни в том, ни в другом — в нечерноземных областях, например. Значит, считают, и не нужна она, эта странная и такая непривычная безотвальная система земледелия...

— Нужна,— отвечал Мальцев. — И на земле Нечерноземья. Именно здесь, в Нечерноземье, как и  всюду на подзолах, солонцах, суглинках и супесях, где плодородный слой очень мал, с ним нужно обходиться совсем не так, как обходимся сейчас.

Российское Нечерноземье... То тут, то там вывернуты плугом глины или пески, и пашня вся в красных и серых латках. Даже летом, когда зазеленеют, поднимутся хлеба, видны эти латки, как плешины с чахлой и редкой зеленью,—тут нечем поживиться растениям, потому что почва с остатками перегноя на глубину запахана, а наружу вывернут лемехами бесплодный грунт. И так раз за разом, из года в год, сами того не желая, земледельцы перемешивают почву с глиной и песком, словно задались целью растворить ее бесследно, как что-то ненужное, никчемное. И словно не понимают, что этот тонкий слой почвы, на создание которого природе потребовалось от двух до семи тысячелетий, может уничтожить не только сильная буря или мощный ливень, но и отвальный плуг. Осознай это, они давно бы поменяли обрабатывающие орудия.

— Неужели же,— допытывался Мальцев,— в обширном Нечерноземье нет ни одного хозяйства, отказавшегося истощать свои поля отвальным плугом?

Услышал наконец: в Ивановской области будто бы начали применять безотвальную систему земледелия. Потом прочитал в журнале: в подмосковном совхозе «Тучковский» под Рузой пласт перестали оборачивать, а урожаи получают очень даже неплохие.

Прочитал — и посмотреть захотелось. Попросил знакомого журналиста связаться с директором по телефону:

— Я прилечу в Москву пятого июля, это воскресный день, так что по министерствам не побегу. А вот если бы директор совхоза подъехал к гостинице «Москва»...

Виталий Александрович Сургутский и сам искал такой встречи на земле хозяйства, но не очень верил, что она состоится. Когда-то, работая в Сибири, он бывал в гостях у Мальцева. Совсем недавно встречался с ним в Москве, но встреча эта была на людях, и поговорить, посоветоваться не довелось.

В назначенный день утром он уже был в гостинице: лишь бы после дороги Терентий Семенович не отказался ехать за семьдесят километров, да еще по такой жаре, какая выдалась сухим и знойным летом 1981 года.

Но Мальцев, не сказав ни слова, сел в машину. До этого он три с лишним часа добирался на «уазике» от села до Кургана — приехал как раз к отлету, так что ни минуты не пришлось отдохнуть. Правда, не много вздремнул в самолете, но не отдохнул — муторно сделалось при посадке. Потом больше часа добирался из Домодедова до гостиницы. И тут же снова в путь. Вернется он в гостиницу только поздним вечером и, увидев поджидавших его газетчиков, скажет, извиняясь: