Когда на повторный осмотр к Вартеку привели нескольких илларийцев, а Гестия с серьёзным видом протянула ему стопку листков со своими заметками, и он сверил их с тем, что видел сам, врачу пришлось приложить немало усилий, чтобы спрятать улыбку. Выгнав Гестию вместе с её помощником, он задал каждому из солдат несколько дополнительных беглых вопросов, повторно измерил пульс, сделал пометки на соответствующих листках и отпустил с миром. Нечего было удивляться, что илларийца, не видевшего женщин вблизи месяцами, бросало в жар и в холод, от прикосновения тонких пальчиков или золотистых кудрей миловидной девушки, когда он стоял в одной набедренной повязке, а Гестия прикладывала ухо к его груди или спине, чтобы проверить «нет ли хрипов и затруднённого дыхания». Вообще-то Вартек снабдил её специальной слуховой трубкой, но илларийцы все как на подбор были статные мускулистые красавцы, так что девушка резонно решила, что если прижать ухо поближе, будет даже слышнее. Вообще производить профилактические осмотры ей понравилось. Немного смущало, правда, то, что пульс у всех осматриваемых оказывался неровным и учащённым, а зрачки слегка расширенными. Пробежав глазами остальные протоколы и повычёркивав симптомы «жар», «озноб», «учащённое дыхание», «неровный пульс» и прочее в том же роде, он вызвал к себе ещё нескольких илларийцев, пятерых отправил долечиваться с подробными сопроводительными указаниями, остальных признал здоровыми. Но сильнее всего его заинтересовал «контуженный» трибун.

Привёл его собственноручно Эртан. И шепнул Вартеку.

– Что-то он мне самому не нравится. Нам с утра Кайл разнос устроил, но не то чтобы сильный. Пожурил только, можно сказать. А с ним чем дальше, тем хуже делается. Заторможенный какой-то. То вдруг прервётся посреди фразы, то по два раза одно и то же переспросит.

– Угу, – пробормотал Вартек, профессиональным взглядом оглядывая илларийца. Тот стоял навытяжку, как будто Кайл всё ещё был здесь, и смотрел прямо перед собой. – Иди, Эртан, подожди снаружи. Но будь поблизости.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил врач, обходя вокруг трибуна, как вокруг статуи. Сходство усиливалось благодаря статичной и довольно напряжённой позе мужчины.

– Пригодным к строевой службе, – бесстрастно отозвался тот.

Вартек бросил беглый взгляд на листок, оставленный Гестией.

– Авл Лициний. Перелом руки, вывих бедра. Хм. А на лице что?

– Просто царапина, – сухо отозвался иллариец.

– Угу, необработанная, – с неудовольствием сказал врач, подойдя вплотную и бесцеремонно ощупывая лицо стоящего перед ним человека, – теперь шрам на всю жизнь останется. Я мог бы… а, да ладно, ты не девица, чтобы по поводу лица переживать, а у меня есть более срочные дела. Но удар был сильный… Голова не болит?

– Нет, – ответил иллариец, не меняя позы.

– Угу, – Вартек, только что оттягивавший ему веко, вдруг отошёл к столу, взял небольшой резиновый мячик и резко бросил его куда-то в область коленей трибуна, крикнув. – Лови!

Авл Лициний не задумываясь, быстрым и точным движением мячик поймал. И, скривившись, заскрипел зубами, сжал обеими рукам виски.

– То есть голова всё-таки болит, – утвердительно произнёс врач. – Особенно при резких движениях.

Осмотрев сломанную, но прекрасно заживающую руку, Вартек проверил рефлексы, но к своему удивлению нашёл их почти нормальными. Хотя сам мужчина, и правда, производил впечатление несколько странное.

– Что ещё тебя беспокоит? – спросил медик, набирая в пробирку и на предметные стёкла микроскопа кровь пациента.

– Ничего, – бесстрастно ответил тот.

Врач коротко вздохнул.

– Послушай, Авл, я хочу тебе помочь. Не усложняй мне работу. Рассказывай.

Иллариец молчал.

– У тебя на руке ожоги, – сказал врач, заглядывая в микроскоп. – Откуда они?

– Заснул у костра, – процедил сквозь зубы трибун.

– Почему?

– Что почему?

– Почему ты спал у костра? А не в палатке? К тому же, ожогов несколько, так что, видимо, это не единичный случай, – Авл Лициний не ответил, глядя прямо перед собой. – У тебя глаза красные, а под ними мешки. Ты мало спишь. Но, кажется, хочешь спать ещё меньше? – Мужчина продолжал хранить упорное молчание. – Я думаю, – невозмутимо продолжал врач, переходя к исследованию пробирок, – ты спал у костра, чтобы не будить своих товарищей. Ты кричишь во сне. И ложился поближе к огню, чтобы обжечься, как только рука безвольно повиснет. Тебя мучают кошмары.

– Это всего лишь сны, – глухо отозвался трибун.

– Когда я попал в руки жрецов креста, – сказал Вартек, не отрываясь от своего занятия, – они проделывали со мной много неприятных вещей… о которых мне не хотелось бы вспоминать. Но самой тяжёлой была пытка этим ошейником, не дававшим уснуть… Человек должен спать, Авл. Или он перестанет быть вменяемым человеком… Что тебе сниться?

– Какая разница?

Вартек вздохнул и посмотрел на илларийца.

– Давай пойдём с другой стороны. Кайл Росс, твой командир, приказал исполнять всё, что бы я ни потребовал. Что тебе снится? Отвечай.

– Я не помню, – глухо ответил Трибун и в первый раз опустил взгляд. – Я просыпаюсь от ужаса каждый раз, но не помню ничего.

– Давно это с тобой?

– С последней битвы. Нет, вернее… с тех пор, как с нас сняли цепи.

– Угу, – задумчиво сам себе сказал Вартек. – И ты не хочешь портить такой удачный контракт…

Врач снова подошёл к столу, но на этот раз взял с него крупный бриллиант. Точь-в-точь такой же, как у Ламберта фон Штосс.

– Ты знаешь, что это? – спросил он у илларийца. Бриллиант Эдельвейса, который он имел обыкновение вращать в руке, был известен не менее, чем зелёные глаза Камиллы или бумажные лошадки Канцлера. Врач не испытывал особой тяги к драгоценностям. Таким образом он делал заметки. Хотя были у этого камня и другие функции…

– Бриллиант, – ответил Авл Лициний. – Очень крупный. Я таких прежде никогда не видел.

– К тому же, чистой воды, – подтвердил Вартек. – Однако самое ценное в нём не это. Его подарил мне Леам-беат-Шаас, – при этом имени иллариец, проведший последние годы в Саламиниуме, на секунду задержал дыхание. – Он сам огранил его, – продолжал Эдельвейс, – рассчитал идеальное количество фацетов и углы между ними. Так что теперь это безупречная ловушка.

– Ловушка?

– Для света. Смотри, – Вартек позволил закатному лучу упасть на камень. И в самом деле – внутри него словно носился огненный зверёк. Врач поворачивал бриллиант, а Авл Лициний наблюдал, как мечется там пойманный свет.

– Итак, – спокойно произнёс Эдельвейс, – что же тебе снится каждую ночь?

– Что я убиваю Кайла Росса, – так же спокойно и не отрывая взгляда от драгоценности, ответил иллариец.

– Эртан, найди мне… – врач, выглянувший из-под полога палатки, увидел рыжую ведьму, прижавшуюся спиной к смущённому офицеру. Он показывал ей, как правильно бросать пилум.

– О, Гестия, ты уже тут. Очень удачно. Зайди, пожалуйста.

Внутри палатки он протянул ей массивное кольцо с изумрудом.

– Взгляни-ка вот на это. Здесь должно быть какое-то заклятие.

Гестия повертела украшение в руках.

– В самом деле есть. И сильное. Принуждение к убийству. Чьё оно?

– Жена Публия Лициния подарила его своему мужу в день свадьбы. А когда он пал на поле брани, его брат снял кольцо с его пальца, надеясь вернуть безутешной вдове. Я, впрочем, сильно сомневаюсь, что он нашёл бы её в том городе, где оставил супругу его брат.

– Хм, интересно… и кого же он должен был убить? – Гестия склонилась над изумрудом, мерно поводя пальцами, будто перебирая струны. Сосредоточенно нахмурилась.

– Не трудись, – прервал её врач. – Это я уже выяснил. Он должен был убить Кайла. Снять его ты можешь? И вообще, оно действует, только если кольцо носить? На любого, кто его наденет? Или как?

– Кайла? – ужаснулась Гестия. – Но почему?

– Ну, это как раз понятно… жёнушка Публия оказалась ревностной поклонницей креста.

– Вообще говоря, это индивидуальное заклятие. Действует на носителя постепенно, но зато даже если его потом снять, внушённое им желание останется. В случае смерти носителя заклятие переносит часть его ауры, поражённую воздействием, на преемника покойного. В данном случае, если детей у Публия нет, полагаю, на его брата, – тут взгляд ведьмы упал на Авла Лициния, с остекленевшими глазами сидевшего в углу палатки. – О, Боги! Вартек! Что ты с ним сделал? Я могу, могу это заклятие снять! Повозиться придётся, но сниму. И даже выясню, где сейчас эта стерва. Не надо его… так!