На выходе помог торопящейся домой женщине с ребенком перейти лу-жу. Просто подал ей руку, а ребенка перенес. Женщина поблагодарила.

- Пожалуйста, – ответил я и, закурив последнюю сигарету, выбросил пустую пачку в урну, на мое удивление стоявшую пустой рядом с ларьком и… тут же опять в эту лужу и вляпался.

«Х…сос е…й, чтоб, б…ь, я тебя не видел здесь! Иди на х…! П…рас, б…ь, х…лот. Не знаю я тебя больше! Так и сдохнешь в канаве, х…сос!». Машиналь-но я оглянулся – это по-прежнему отец с сынулей выясняли отношения, нимало не заботясь, что об их жизни (и ориентации) узнает вся улица.

Минут через пятнадцать я вышел к дороге и пошел домой. Остановил-ся, хотел почистить подошвы, но грязь из лужи так и не оттиралась.

Меня взбесило - сидит баран в ларьке, курит, как будто на улице ему не покурить, сволочь! Нюхайте, я тоже крутой! «Кента» курю! а самому даже гре-баную доску у дверей не положить! Конечно, он ведь с другого входа заходит, чернота!

Да нет, не в цвете кожи дело, а в другом. Можно подумать, «белый» бы так себя не вел. При чём тут вообще – чёрный, не чёрный.

Иду. Смотрю по сторонам. Мигает светофор - зеленый, красный, желтый. Как камушки в серьгах Насти.

Настя.

Опять в моей голове была только она. Я не мог перестать думать о ней, а когда думал – ненавидел - то ли ее, то ли себя, непонятно. Голова болела, но боль была не от виска - боль была почище физической. Наверное, это и есть долбаная любовь - чувство постоянной тоски. Тебя тянет и тянет к человеку, вопреки велениям разума и рассудка.

Как я устал за эти три дня!

Морально даже, наверное, больше, чем физически. Не уехала бы мама - и все было бы как всегда. Я прочитал бы Холдена и пошел бы завтра на учебу. Сочинение я все равно бы не написал, но настроение было бы другое. Я и дальше был бы в этом вакууме, и плевать мне было бы на всех. А тут налетели уроды, Санек этот, дебил. Настя тоже… Ненавижу ее, ненавижу за то, что ка-кое-то чувство рвет меня на части, тянет к ней. Тянет, несмотря на то, что я для неё - просто очередной клёвый парень и всё. Она оставит меня, как тогда, в кино – и я не буду способен её удержать. Это держит меня на плаву и при-даёт что-то моему существованию. Но так я не хочу…

Именно существованию, не жизни. Вот Артур, или Санёк – они живут, да. И Настя живёт. А я – нет. Я вижу, что никому из них… нет - вообще нико-му, я не нужен.

И такая тоска нашла из-за осознания всего этого. Я не хочу существовать вообще. Я не хочу такого мира. Мира, где я просто ненужная вещь. Впрочем, мне этот мир тоже не нужен. Мир Саньков, алкашей у подъезда и гопников у магазина.

Раньше меня просто идиотом считали, а теперь еще и голубым, оказыва-ется, за глаза называют. А эти две вещи – это уже приговор. Спасибо, Настя, за просвещение.

Полдвора, а может и больше, хочет меня побить, достал я всех! А чем это? А, может, сами меня достали?

Тоска. И ничего не изменить уже.

Только если…

А, фигня все это.

И тут понял я, что нельзя мне домой. Может, просто испугался, но страш-но стало до чертиков. Мне стало казаться, что братва (Артур сотоварищи) ме-ня будет ждать у подъезда.

И что? Что я натворил? Избив синяка и сломав ружье? Кому я что дока-зал? Я не супермен!

И домой мне нельзя! Доигрался…

«У тебя просто проблем в жизни не было» - вспомнились слова Санька. Проблемы вы сами себе придумываете, скоты тупорылые. Превратили жизнь в болото и квакаете, жабы. Болото. Лягушки, змеи, комары, мухи, малярия, тина, грязь. Коль увяз – все, трясина. А если уж родился, то просто обязан быть кем-то из списка.

На болоте еще клюква растет, кислая такая, полезная для здоровья.

Решил я не идти домой. Кое-как ночь перекантоваться где-нибудь, а по-том рвануть на вокзал, маму встречать. На учебу? Да пошла она, учеба эта.

Вроде как, в мае в это время должно быть еще светло на улице, но из-за туч было не то, что темно, а как-то серо. Поэтому и включились фонари, осве-тив улицу тусклым искусственным светом. Хоть какое-то освещение, на моей улице даже такого нет.

Поднял я воротник на куртке и пошел вдоль дороги.

Огромный, ядовито-желтого цвета, рекламный баннер:

«Тарифный план: 50 минут бесплатно».

Вернее, там было написано про 500 минут, но ноль последний как-то поистерся и тонет на фоне ядовитых цветов.

Ярко-красная растяжка через дорогу:

«Скидки 75%!!! Приходи!!!».

Голая телка, оскалившаяся в неестественно широкой, а оттого и уродли-вой улыбке. «Вставные зубы - это круто!» - думаю. Не вижу, что она там рек-ламирует.

Еще одна полуголая телка в спокойных зеленых тонах:

«Кредит - это ваш шанс на большое и светлое будущее!»

«Турне всех звезд реалити-шоу…»

По улице бежит настоящая людская река. То и дело случайно толкнёшь кого-то, заденешь. Только и слов: «Извините. Извините. Извините». Кто-то не обращает внимания, кто-то удивлённо смотрит, кто-то с вызовом - как будто я им что-то гадостное говорю.

Люди снуют туда-сюда, торопятся, толкаются, не замечают друг дру-га… Готовы сожрать друг друга, ни за что… Они действительно ничего не ви-дят и не хотят видеть. Им и так хорошо.

И витрины, витрины, витрины - и не отражаюсь я в них, в свете фона-рей. Действительно, хорошо… а может, и нет ничего? Может я все-таки боль-ной? Не бывает так, чтобы большинство было аномалией…

Туча закрыла солнце и темнота накрыла улицу.

Кинотеатр. Трансовая музыка из Бэхи. «Фэшн» пишется! Да не через «е», дура, а через «а» русское! Фасхион пишется! Не русская «с», «с» как доллара значок», - злобно причитает в мобильник кобыла, идущая впереди, каблуками буквально высекающая искры из асфальта. Сивая кобыла на «Лексусе» никак не может выехать на дорогу, только без перерыва сигналит кому-то. И такая грустная музыка в ушах стоит, но в жизни, в отличие от кино, ее нет.

Светофор починили, кажется. Теперь на нем как будто заело красный цвет. Еле дождался зелёного. Пошёл.

Свет фар и скрип тормозов.

- Куда прешь, пидор, - крик из машины. Наверное, мне.

- Пи..ры на красный едут, - сам не замечаю, как ору в ответ.

- Ну, ты, сука, б…дь, пидор, - в спину крик.

Наверное, мне.

26

Уже подходя к своему району думал.

Все-таки забавная штука - погода весной, в мае. Днем может быть жа-ра, почти как летом. Даже лучше, чем летом, оттого, что свежо.