Дорога домой с остановки, недлинная - минут пять ходьбы. Надо просто от основной дороги завернуть, сразу, как пройдешь, детский сад - вот он и двор.

Мой дом самый последний в периметре, если идти от остановки, а если от школы - самый первый, вернее не от школы, а от ее черного входа. Так удоб-но раньше было - выйдешь из школы, пройдешь метров пятнадцать, шмыг-нешь в поворот, вот он и подъезд.

Я и сейчас так хожу. Пройду мимо домов, до школьного забора, как уче-ники некоторые из города в школу идут, и поверну на дорожку между дома-ми.

Можно бы и короче - через двор, да Клим, тварь, всегда поставит маши-ну прямо на тротуар, дорогу перегородит и плевать ему на всех, ходите как хотите.

Он и вправду здесь самый крутой. У него есть все: черный БМВ с номе-ром 444, шикарная квартира и прочие атрибуты, свидетельствующие, по всеобщему мнению, об удавшейся жизни. Я не знаю, как и на что, но он от-крыл фирму, которая активно сотрудничает с нашей управляющей компани-ей и ТСЖ. То есть, с Галиной Георгиевной, или просто «ГГГ», как я ее назы-ваю, главой ТСЖ, живущей в моем подъезде, - и главой УК, как ее зовут - не знаю. Короче говоря, что бы не делалось коммунальными службами, делается фирмой Клима, делается плохо, но кто ж ему возразит? Да и вообще, по-моему, он здесь главный меценат и крестный отец в одном лице, здесь у него нет врагов, одни друзья - что барыги, торгующие спиртом, что участковый милиционер, жмущий ему руку при встрече.

И еще: там, во дворе, всегда кто-нибудь пялится в окно и разглядывает, терпеть этого не могу. Потом еще гадость какую-нибудь придумают. Вот пару недель назад шел я домой. Дождь моросил мерзкий и, чтобы побыстрее было, пошел через двор. И надо же такому было случиться, поскользнулся я и упал, испачкался. И что? Через пару дней мама меня прямо спросила – пью ли я? Скандал был. Оказывается, кто-то сплетню пустил, что пьяный валялся во дворе.

Итак, завернул я в свой двор и направился к своему подъезду, под окна-ми - так быстрее, да и привычнее, не люблю по дорожке ходить.

Пнул пустую пачку «Кэмела», валявшуюся на дороге - люблю попинать всякую фигню, от нечего делать. Идешь, пинаешь, хоть по сторонам смотреть не надо. Допинав верблюда до подъезда, увидел практически уникальную картину - скамейка была пуста. Тихо, как ни странно - никого нет, наверное, все уже укушались и спят. Только бабка, «блаженная» - я ее зову так, ходит и трезвонит на всю улицу, птичек кормит, под неусыпным вниманием кота, де-лающего вид, что спит, а на самом деле неустанно следящего за перемещени-ем крылатых.

Надо сказать, у бабы Нюры - так ее здесь называют - омерзительно звон-кий голос, который к тому же не имеет регулятора громкости. Она всегда визжит на всю улицу, о чем бы и с кем она бы не разговаривала, причем рас-стояние до окон дома не имеет для нее особого значения. Одно слово - бла-женная, ей плевать с кем и про что разговаривать, все равно все закончится тем, что она поела и вышла погулять. Ей все равно, кто перед ней - алкаши, бабки, дети, животные. Абсолютно все равно. Этот человек всегда всем дово-лен и счастлив. Хотя порой мне кажется, что все ее простецкие замашки - просто маска, за которой скрывается ненавидящий всех человек. Уж взгляд больно пронзительный и не стыкуется с внешностью жизнерадостной бабуль-ки.

- Здрасьте, - буркнул я, доставая домофонный ключ, а в мыслях - только бы не прикопалась с каким-нибудь тупым вопросом. А ведь могла бы, если бы не кот, проявивший активность. Только звон в ушах стоял, когда я закрывал за собой дверь, она что-то чекотала то ли мне в след, то ли оживившемуся ко-ту, я ни хрена не понял в любом случае.

«Царство ночных кошмаров» - это цитата. Какой-то умник настрочил на стене в подъезде маркером, между надписями, прославляющими рэп и скин-хэдов. В общем, он прав - лампы давно отсутствуют, темно, и не знаешь, кто в этой темноте. И этот вечный запах жареной рыбы, всегда смешанный с ка-ким-то еще запахом. Второй запах может быть любым, но вонь жареной рыбы есть всегда. Терпеть ее не могу. Потом, правда, становится светлее, из-за грязных окон, через которые все равно пробивается кой-какой свет.

Живу я на третьем этаже (в доме их пять), так что неминуемо приходится проходить мимо почтовых ящиков.

Эта площадка - запасной аэродром нашей синевы, они собираются здесь, когда на улице холодно. Удовольствие еще то - мимо них идти, особенно, если они уже разогреты. Если не зацепили - вам повезло. Они тут себя хозяевами мнят. От них не спасает ничего - ни домофон, ни, тем более, эфемерный уча-стковый.

Видел я этого служителя закона всего пару раз, да и то - мельком про-шмыгнет, и все.

Хотя, когда домофон ставили, наша старшая по подъезду уверяла – новая жизнь. Типа, домофон будет и сразу пьяные собрания прекратятся.

Как же! Одна точка, где барыжат спиртом - прямо в подъезде, и еще две - в соседнем. Куда они денутся и куда алкаши от них денутся? Этот домофон, скорее, помогает барыгам, от милиции, а не людям. Хотя, чего им, барыгам, милиции-то бояться?

Впрочем, сегодня тепло и никого нет, вернее, нет синяков. Зато стоял Санек - тот самый, что с ноября не заходил. Саня был моим другом, вернее, он так считал, если исходить из того, что знакомство с детства означает дружбу. Туповатый, но сильный, не крутой и не лох, короче, реальный, он учился со мной с 1-го класса и жил в доме напротив, но своим другом я его все равно назвать не могу. Слишком разные мы. Приходя со школы, я находил еду, приготовленную мамой еще утром и заботливо оставленную под подушкой, а не пьяного папашу, уже завершившего свой рабочий день, так и не начав его.

Он нигде не учится, шатается по улицам, изредка занимается гоп-стопом и все такое. Короче, его недоумком никто не зовёт, в отличие от меня. А если вдуматься, он в более выигрышном положении, чем я - у него есть условник и армия, похоже, в отличие от меня, ему не светит.

Как только его увидел, сразу понял – он меня ждет, даже не гадай, все на лице и так написано, а лицо у него знатное - немного продолговатое, нос на-бок, а в темных глазах прыгает плохо скрываемая искорка тупоумной хитро-сти.

От мысли, что долги отдать пришел, стало немного смешно, даже спра-шивать бесполезно. Откуда у него? А если и есть, не отдаст.

- Здорово, - говорит, почесывая свою бритую башку, - как дела?

«Пока не родила», так и хотелось ответить. Блин, не день, а уродство сплошное.

- Нормально, - говорю, но уйти и не пытаюсь, знаю - просто так Саня бы не пришел, да еще бы не ждал столько, судя по плевкам на полу и свежим ха-барикам, торчавшим из открытой рамы.

- Ты это… - все мнется, - На… - протягивает мне газету.

Газета обычная, простая, городской еженедельник, пропаганда голимая, по ящикам ее рассовывают бесплатно. Блин, двадцать ящиков, половина ло-маных, без дверок, лежат газеты - бери не хочу, а раскрыл именно мой, хоть на хлюпком, да замке. Закрыть видно не смог, дверка так и открыта. «Ломать, не строить».

- Есть курить? – спрашивает.

Покурили, поговорили ни о чем минут пять. Дежурные вопросы. Тупость сплошная. Где пропадаешь? Чего делаешь? Да еще эту газету распотрошен-ную не сложить никак.