Наконец, он решился.

- Твоя матуха сегодня с сумкой выходила, - спокойно заговорил он, глядя мне прямо в глаза, - ее вечером не будет, да?

А я как-то и позабыл об этом, если честно. Ненавижу, когда в глаза смот-рят - как на допросе, как будто что должен ощущение появляется. Прям в размерах уменьшаешься.

- Ну да, - отвечаю. Что юлить-то? а сам думаю: отдохнул, что называется. Ии газету эту в трубочку сворачиваю, руки деть некуда.

- Так это… я зайду… сёдня… с пивом, ладно?

И сразу ясно - не вопрос это, и деваться некуда - не пошлешь же его куда подальше, хоть и хочется. Не по-пацански как-то. Что мне оставалось делать? Только и попросил, чтобы один приходил.

Повернулся и пошёл.

- Это… - что-то мне в след он выговорить хотел, но я уже не слушал, что еще можно услышать?

Эта встреча ничего хорошего изначально не сулила, но если бы я знал, с кем он придет и что из этого выйдет, я бы послал бы Санька куда подальше и плевать мне на пацанские понятия. Гори он и его дружба, но в тот момент я только попрощался с ним и, расстроившись из-за потерянного вечера, отпра-вился домой. Все время так - не могу послать никого куда подальше. Не от-кажу, а потом жалею. Действительно – язык мой враг мой.

Больше всего боялся компании, какую мог привести Санек (с него ста-нется). Нет, не беспорядка, который оставит сия дружина, этого и так не из-бежать. Бывал я на такой «вечеринке», уж и не помню, каким ветром меня туда занесло. Очень не люблю, да что там - просто ненавижу шум и гам, да еще общение с тупыми и пьяными уродами, которые еще и свысока на тебя смотрят. И подстраивайся под всех, лицемерь. Уф-ф.

9

Моя квартира совершенно стандартная, обычная двухкомнатная «хрущо-ба», с маленькой прихожей, крохотной кухней и с такими же унизительно ма-ленькими туалетом и ванной. Прикольно было, когда совершенно стандартная стиральная машина стояла в ванне. Переодеваться приходилось чуть ли не на одной ноге. Правда, теперь стиралка стоит на кухне, так что не повернуться теперь там.

Зато комнаты достаточно просторные, но и тут архитектор пошутил, сде-лав их смежными. Для кого это строилось? Точно не для людей. Вот приведи, допустим, я жену жить, что маме все слушать, что в соседней комнате тво-рится? Нет, это точно не для людей строилось, скорее, наоборот, у архитекто-ра был какой-то зуб, поэтому он так и сделал, гад.

Но, это все фигня, нам с мамой хватает.

Да, еще. Забыл - у нас же есть кот.

Барсик его зовут, вернее Барсик-второй. Первого убили, как - рассказы-вать не буду, скажу только, что убили люди, прямо в подъезде. То есть, нет, не в подъезде, умер он дома, в подъезде ему нанесли смертельные раны. Мама принесла его домой, чуть дышавшего. Шла она домой с работы, в подъезд зашла, а там мелкие стоят кругом и разглядывают что-то, интересно им, сволочам, как кот мучается. Поразительно, но этот маленький комочек жизни, не кричал о своей боли. Он пытался ходить, волоча за собой заднюю лапу. Есть - ничего не ел, только подходил попить воды. Думали, отлежится, пытались ему витамины давать, а он только смотрел на нас своим жалобным взглядом, прямо в глаза, словно что-то сказать хотел или спросить. Спустя три дня, он залез за кресло и, уснув, тихо умер.

Кто это сделал искать не стали ни мама, ни я. Какой смысл? Каждый второй может сделать это, и каждый второй может отмазаться. Какой-то по-ганый ублюдок избил. Может, потому, что он черный был. Примета, типа пло-хая. Может, из развлечения, просто так. Других причин не было. Мы с мамой никому ничего плохого никогда не делали, ни на кого не суявили и никого ни-когда не трогали, так что убивать нашего кота из-за мести не было поводов. А, может быть, это и послужило поводом - то, что мы ни к кому никогда не ле-зем, то есть лохи. Что они сделают-то?

Попадись мне этот упырь сейчас, я бы ему показал, что могу с ним сде-лать.

Конечно, можно было бы, как пацаны все делают, первому на кого дума-ешь морду набить. А смысл? Барсика уже все равно не вернуть этим. Да и бо-ец с меня невеликий, хоть и хилым я назвать себя не могу. Могу в морду дать в теории, но, если честно, дрался все один раз в школе. Побил одного урода на крыльце школы, в седьмом, вроде, классе, уже и не помню за что. Потом так погано было, особенно когда все мнение обо мне менять начали, подтрунивать перестали и некоторые руку тянуть начали, даже кто раньше не здоровался. Так что вот так.

Барсик второй живет у нас уже три года, приблудный он. Тоже черный, но нос у него не розовый, как у своего предшественника, а черный и белого пятнышка на груди нет. Мама подобрала его на улице, вернее, в подъезде, какие-то хорошие люди выкинули его котенком. Наигрались и выкинули.

У него был понос и все такое, но мы его выходили и теперь он - полно-ценный член семьи. Правда, гулять его не выпускаем, так спокойнее. А ведь самое интересное в нем, что ручным он так и не стал. В смысле, на руки не лезет и живет в каком-то обособленном мире. Глядя на него, думаешь - коты лучше собак. Кот, несмотря на свои малые размеры, всегда смотрит в глаза, в отличие от тех же собак, он словно в душу заглянуть хочет, и увидеть там че-ловека, он созерцает. Кот, если его ударили, никогда не будет вилять хво-стом, как тупая собака, служащая тому, кто ее вырастил, независимо от то-го, хороший он человек или плохой - все равно вертит хвостом. Вообще, по-моему, собак заводят одни уроды.

Практически никогда Барсик не показывает своего характера, хотя тот у него, несомненно, присутствует. Даже если он посреди ночи обнаружит свою миску пустой, он не станет орать на весь дом, а сядет рядом с маминой кро-ватью и будет терпеливо ждать.

И сейчас он сидел на тумбочке у телефона и смотрел мне прямо в глаза.

Кстати, вот говорят, у котов зеленые глаза. Врут, желтые они у них.

Как же можно ударить такое вот чудо? Чудо, которое смотрит на тебя и видит, кто ты есть на самом деле. Они ведь живые. Они видят. Слышат. По-нимают. Любят. Умирают. Им также больно, как и всем. В сущности, если хо-тите, коты это ведь еще и индикатор нашей с вами человечности, и если спо-койно живет кот, значит и ты человек хороший. Может, поэтому и гадостные люди и стараются ударить кота - боятся, что он увидел их сущность поганую.

Барселон мурлыкнул, словно спросил: почему настроение у меня парши-вое? а настроение было действительно паршивое, даже очень. Потрепал его за ухо, но котяре это не понравилось, он спрыгнул с тумбочки и засеменил на кухню, к своей миске.

Не хотелось мне никого видеть.

Газету сразу в помойку выбросил.

Покормил кота, сам есть не стал, не хотелось. Поотжимался раз десять-пятнадцать, не больше – так, чтобы не увядать. Привычка такая.

Убрал диски на место, в ящик. Раньше как-то руки не доходили, валяют-ся и валяются, но предстоящий визит Санька напрягал, и убрал я их, чтобы глаза не мозолили. По-любому, пару штук утащат ведь, спросят посмотреть - не отказаться будет, а потом ищи-свищи их. Какие диски? Не помню я ника-ких дисков!