Длинная череда хозяев и хозяек, работниц и батраков прошла через кабинет судебного следователя, и все они повторяли одно:

- Кто ж мог подумать, что поджигательница — Мари Тааде? Такую прислугу, как она, днем с огнем поискать, уж до того она славная, исполнительная...

Некоторые так и вовсе отказывались верить, что Мари Тааде может быть в чем-то виновна.

- Нет, - говорили они убежденно, - кто-кто, а эта девушка ни при чем. Другой такой честной и набожной, поди, на всем свете нету. Хутор, оно верно, сгорел дотла, все в огне осталось, и скотина, и хлеб, но Тааде в этом ни капли не виновата. Пожар просто случился от трещины в трубе!

Следователь десятки раз задавал девушке вопрос:

- Зачем ты жгла хутора?

Но так и не получал ответа. Мари подробно описывала детали, помнила отчетливо каждый случай, охотно отвечала на любой другой из вопросов, но объяснить мотив преступления не могла.

Тогда ее отправили в госпиталь. Там врачи обследовали ее психическое состояние и дали заключение, что Тааде совершенно нормальна и способна отвечать за свои поступки. Мари Тааде опять перевезли в тюрьму; она сидела, нахохлясь, в углу камеры и обращала к себе самой все тот же жгучий вопрос:

- Зачем жгла?

2.

В один прекрасный день на мызе Вийтоя появился человек по имени Юри Тааде, старый николаевский солдат. Он зашел в харчевню, поговорил о том о сем, но предпочтение отдавал беседе с женщинами. Когда кто-то спросил, что привело его в эти края, Юри Тааде ответил, что он из Вайнвараской волости и что он жил там в волостном доме призрения, однако зачем пришел сюда, сказать не сказал. Немолодой уже человек- лет, наверное, шестидесяти, - он чуть прихрамывал на левую ногу и плоховато слышал. Но подбородок его был тщательно выбрит и грудь увешана орденами и медалями. Очень серьезный, общительный, Юри Тааде не любил зубоскальства и насмешки просто пропускал мимо ушей. Зайдя в харчевню, он немного посидел гостем на общей кухне, а затем взялся помогать женщинам: кормил свиней, чистил картошку, носил воду. И с наступлением вечера не ушел, попросился переночевать на полу у печки.

Лишь на другой день он осторожно завел разговор, мол, нет ли где здесь в округе вековушки, под стать ему?

- Ого, - воскликнули женщины, - вон его, чертяку, что сюда привело! Жениться он надумал, сучок старый!

- Хотелось бы, да, - протяжно вздохнул отставной солдат.

- Ну-ну, - молвили женщины и стали рядить кого бы из девушке ему присоветовать. Но при всем своем добром отношении к солдату им никак не удавалось подыскать ему подходящей невесты. Либо они были все слишком молоды, либо слишком стары. Во всех уголках дома жило обсуждалась эта проблема, не оставались в стороне даже мужчины.

Наконец один из половых предложил:

- А что? Направьте его к соргуской Анне!

- Да ну! - захихикали женщины, - она ведь калика. Сызмала с сумой ходит и умом туповата, а так что ж — вполне здоровая, чистая...

Юри Тааде послушал эти женские пересуды и спросил:

- Кто это — соргуская Анне?

- Нет, ее мы тебе не советуем. Ты все ж таки человек серьезный, заслуженный солдат, так сказать, награды имеешь, пенсию. А она — голь перекатная, бродит по волости, побирается. Кто корку хлеба даст, кто крупы кроху или малость картошки — тем и сыта.

- А где она живет? - поинтересовался старый солдат.

- Ах да мил-человек, - ответили женщины, - зачем это тебе? Разве годится калика тебе в жены? Она ведь немного придурковата или как бы это сказать... А жить она живет возле кирки, в маленькой пасторской бане. Сколько уж ее гонят оттуда, да все никак не выгонят...

- Та-а-ак... - протянул отставной солдат. - Стало быть, соргуская Анне в церковной баньке живет? - И стал прикидывать что-то про себя. В путь он сразу не двинулся, еще покормил свиней, начистил картошки, воды наносил, и лишь когда день начал клониться к вечеру, вдруг исчез.

- Куда подевался этот обходительный солдат? - спрашивали друг дружку женщины.

Но никто не видел, как он ушел.

А солдат шагал себе неторопливо к кирке. Все эдак: шаг ступит — станет, шаг сделает — постоит. Порой смахивал пот со лба, покашливал, рассматривал подолгу ландшафты и готов был, того и гляди, повернуть обратно. Никакое другое дело в жизни не казалось ему таким трудным. Идти или нет? - снова и снова спрашивал он себя. И в конце концов решил: пойду — попрошу стакан холодной воды. Скажу, мол, прохожий, попить захотелось, день-то вон какой жаркий...

К тому времени, когда он появился у баньки, Анне уже знала, что придет гость и что у него за намерение. Она даже кофе сварила, повязала голову белым платком и стала в дверях баньки как зажавшаяся невеста во всем своем блеске. Маленькая, тщедушная, смуглое лицо все в морщинках, она походила на чахнущий можжевельник. Однако жизненной энергии в ней было предостаточно — она крючком впилась в солдата. Тот и опомниться не успел, рта раскрыть, как Анне повелительно прикрикнула:

- Иди скорее! Кофе на столе стынет!

Ничего не сказав, Юри Тааде вошел в баньку, сел за стол и стал прихлебывать кофе. Анне чертом вертелась вокруг него, тараторила без умолку и потчевала гостя то одним, то другим. А потом, так и не дав солдату слова вставить, сказала:

- Посиди, попей кофия, отдохни, а я сбегаю тут мигом...

На душе у Тааде полегчало. Слава Богу, подумал он, теперь хоть смогу немного поразмыслить. Женщина, видать, и впрямь ничего, довольно бойкая, вроде расторопная. Через месяц эдак или чуть попозже надо будет опять сюда наведаться и серьезно поговорить с ней. Да, так он и сделает...

Пока он строил планы, как он сюда вернется, Анне вихрем примчалась к пастору.

- Теперь у нас есть звонарь! - сказала она. - Очень приличный человек, вся грудь в медалях. Когда-то он в больших чинах, состоял на казенной службе.

- Кто же этот новый звонарь? - спросил пастор.

- Мой муж! - гордо ответила Анне.

- Твой муж? - удивился пастор. - Насколько я знаю, у тебя нет никакого мужа.

- Есть, есть! - радостно заверила Анне. - Уже есть! Сегодня пришел меня за себя звать. Так что через три недели и свадьбу сыграем.

- Да уж, прежде сыграйте свадьбу, - промолвил оторопело пастор.

- Это-то конечно, - деловито ответила Анне, - со свадьбой мы мешкать не будем. Прошу вас, огласите нас сразу же. А как вам самим звонарь нужен, то лучшего человека на это место вам и не сыскать.

- Ну а как хоть звать-то этого человека? - спросил пастор.

- Звать? - протянула Анне. - А вот этого я и сама пока не знаю. Некогда было спросить, но я сейчас сбегаю домой и... хоть лучше, наверное, если я его самого к вам приведу.

И Анне вихрем помчалась назад. Влетев в баню, она с жаром зачастила:

- Пастор просил тебя сейчас же прийти к нему. Он хочет видеть твои бумаги и поглядеть, приличный ли ты человек. Дело, вишь ли, такое, что ты ни дня не можем тянуть с венчанием. Не только пастор не возьмет тебя звонарем, а это очень хорошее место. Платят, правда, мало, зато побочные доходы куда как завидны. Отзвонишь ли по покойнику, на крестинах ли пособишь или там свадьба какая — все тебе кто-нибудь да что-нибудь сунет.

Юри Тааде был до того ошарашен этим наскоком, что чуть не подавился. Вот так, так, - подумал он, - прямым ходом к попу иди, день свадьбы назначай, определяйся в звонари, и все это не обмозговав, не взвесив, что называется, с пылу с жару — да в рот?

А соргуская Анне уже, ухватив его за руку, торопила:

- Идем же, идем скорее — не оттягивая! Кто-нибудь опередит — и останешься без места. И свадьбы не будет!

Солдат встал, двинулся вслед за Анне. Идти или не идти? - опять стал гадать он про себя. - Идти или нет? По правде говоря, девка ничего, но эта чертова стремительность была ему явно не по нраву. Чихнуть не успел, вокруг оглядеться — а уже к попу ведут! Конечно, совсем бы неплохо было заполучить место звонаря, поселиться здесь в баньке и не знать на стрости лет забот. Но к чему спех такой, словно сатана в зад шилом тычет. Надобно было бы сперва поспрошать Анне, есть ли у нее хоть какое имущество, ну там овца, поросенок, еще что... Идти или не идти?