«23. Бомба снижается. Я открываю люк, чтобы найти исход себе. Прощайте».
Затерянные в лесах.
Приключения русских воздухоплавателей.
Рассказ пилота-аэронавта Н. Н. Шпанова.
ОТ РЕДАКЦИИ.
Быстрое развитие авиации в СССР и проникновение ее во все области жизни совершенно отодвинули на задний план свободное воздухоплавание.
Между тем Англия и Италия в Европе и Соед. Штаты в Америке усиленно заняты в настоящее время вопросами свободного и управляемого воздухоплавания. Германия, колыбель современного дирижаблестроения, только ждала снятия запрета со своих мощных верфей Цеппелина и Шютте-Ланца, чтобы показать миру истинное место большого воздушного корабля.
На первый взгляд может показаться, что при наличии таких могучих и совершенных средств воздушного передвижения, как дирижабль и самолет, не может быть и речи о полезном использовании изобретенного полтораста лет тому назад сферического аэростата.
Однако, это не так. Полезность свободного аэростата не только не упала с тех пор, а, напротив, повысилась. С развитием моторных средств воздушного передвижения расширяется и область применения сферического аэростата. Развитие авиации и воздухоплавания пред'являет новые и новые требования, как в смысле совершенства подготовки личного состава для воздушных кораблей, так и в смысле изучения воздушной среды. Никакое иное воздушное средство не дает таких исключительных удобств в руки ученых для исследования верхних слоев атмосферы, как сферический аэростат. Как школа для подготовки экипажей воздушных кораблей, он занимает также очень важное место.
Наше воздухоплавание находится сейчас в трудных условиях. Его материальная часть обветшала до последней степени. Личный состав сжат. И все-таки, несмотря на это, внутри воздухоплавательной среды ведется неустанная работа по самосовершенствованию и поддержанию знаний на известной высоте.
Для поверки состояния наших пилотов Авиахим СССР организовал 12 сентября текущего года воздухоплавательные состязания. В них приняли участие четыре аэростата.
Красные воздухоплаватели, несмотря на отвратительный газ, несмотря на устаревшую материальную часть, показали такие достижения, какие показываются на исключительно удачных заграничных состязаниях.
Не обошлось и без приключений. Аэростат «Союз Авиахим» с пилотом Канищевым и помощником пилота Шпановым был принужден сесть из-за дождя и малого запаса балласта в такой глуши, из которой экипажу пришлось добираться до жилья пешком в течение пяти с лишним суток.
Предлагаемый читателям рассказ написан специально для «Всемирного Следопыта» пилотом-аэронавтом Н. Н. Шпановым, принимавшим участие в состязаниях в качестве помощника пилота на этом аэростате.
Полет на аэростате.
— Товарищ Канищев, возьмите аптечку.
— Надобности в ней нет никакой, а выбрасывать вместо балласта все-таки жалко. Уж оставьте себе, пригодится.
И Канищев так же флегматично, как проделывает все вообще, отправляется курить.
«Союз Авиахим» просрочил уже почти час, а мы все еще треплемся на старте в ожидании, пока нам доставят альтиметр[2] взамен предназначенного нам поломанного анероида. Публике начинает надоедать длительная отсрочка. Давно уже исчез из глаз на своем маленьком «пузырике» Константинов, и желтой горошиной кажется на серо-голубом небе аэростат Карелина, а мы все сидим.
— Ну, вот вам ваш альтиметр, — заявил, наконец, помощник стартера, укрепляя на рейке под обручем черный кругляк анероида.
Канищев недоверчиво постукал ногтем по стеклу. Стрелка дрожит, как от нервного подергивания. Все в порядке.
Больше ничто нас теперь не задерживает. Влезаем в корзину. Один за другим сдаю на руки команды загруженные в корзину мешки с балластом, пока не остается четыре мешка.
Крепкий, точно рубящий слова голос:
— Дать свободу!.. Вынуть поясные!..
И восхищенно-растерянные физиономии зрителей, тесным кольцом обступивших старт, уходят вниз. Сердце болит, глядя на то, как с места в карьер Канищеву приходится травить балласт, чтобы не напороться на мачты радио, так некстати плывущие нам навстречу. Но вот и они уже в стороне. Теперь мы на чистом пути. Внизу плывет в каких-нибудь двухстах метрах Москва, отчетливо кричащая гудками авто и быстро уходящими шумами трамваев.
В самое сердце Красной столицы врезались своими четкими щупальцами железные дороги. Пересекаем одну за другой несколько линий. Парк Московско-Казанской дороги — желтый песок с тонкими линиями рельсов на темных перекладинах шпал и со всех сторон пакгаузы, пакгаузы без конца.
Меньше домов, больше деревьев. Уже потянулись заводы. Свежеют деревья, свободней тянутся к небу их зеленые шапки, и расплывчатые пригороды Москвы тонут в буйной зелени садов. Как браслетом, отрезает «пределы города» Окружная дорога, и мы за границами столицы.
Канищев, не отрываясь, следит за приборами, время от времени посылая за борт совок балласта. Над Окружной дорогой он коротко бросает мне:
— Гайдроп[3]!
— Есть гайдроп!
Вытравить за борт пятипудовый корабельный канат не штука, а штука сделать это так, чтобы сам Канищев не заметил толчка, когда гайдроп повиснет на обруче. Фут за футом уходит гайдроп к земле. На руках кровавые пузыри.
— Гайдроп вытравлен.
— И, свидетельствую, вытравлен прекрасно. Это который у вас полет?
— Третий. После двух обязательных, в школе, не приходилось.
— Ну, ничего, теперь наверстаете. А у меня пятьдесят второй.
Однако, разговоры в сторону. Дела достаточно. Берусь за бортовой журнал. Надо заносить данные каждые 15 минут.
«18 часов 12 минут, высота 200 метров. Курс 29 Норд-Норд-Ост. Температура 14 с половиной выше нуля».
Из зеленой гущи деревьев, с желтых прогалин, несутся задорные крики:
— Эй, дядя, садись! Са-а-ди-ись к нам!..
Внимательно гляжу вниз на конец гайдропа; сверяюсь с компасом — курс 32 и ветер как будто много быстрее, чем предсказанный нам метеорологами. Идем с вполне приличной скоростью в 40–45 километров.
Проплыли над Пушкиным. В стороне осталось Софрино. В сумерках маячат редкие дачники.
Массивная фигура Канищева все так же молча торчит в своем углу у приборов. Нет-нет да постучит он ногтем по стеклам их.
Беспредельно далеко и как-то, совсем точно рядом, на западе пылают последние лучи заката. Вернее, даже не лучи, а просто темно-розовое зарево, какого никогда никто не видит с земли. Пыль, дым навсегда закрыли от людей чистоту вечного светила, и люди никогда не увидят его в истинной красоте. А оно бесподобно красиво в эти минуты, когда шлет свой последний прощальный привет, застилая розовым золотом лиловые дали. И провожает его тишина. Такая тишина, какой не бывает на земле.
Никогда никто из пассажиров аэропланов не сможет постигнуть величия воздушного океана. Неумолчный рев моторов. Назойливая, выматывающая все, что есть в желудке, качка, — все это портит впечатление тем, кто думает, что он видит подлинную природу. Видеть ее и быть в ней можно только в свободном полете на аэростате.
2
Альтиметр — прибор, указывающий высоту полета.
3
Гайдроп — тяжелый канат, длиною 80 м, выпускаемый за борт корзины. Он служит для уравновешения системы аэростата при спуске и облегчения остановки опускающегося шара, играя роль якоря; кроме того, воздухоплаватели пользуются им и для поверки своих наблюдений над ветром и положением аэростата. Гайдроп изобретен знаменитым воздухоплавателем начала прошлого столетия, англичанином Грином.