Девушки сразу же растворились в этом странном обществе, и Максим остался один. Обернувшись, он увидел, что за его спиной тоже бесконечность зала, — широкий ряд массивных колонн, теряющийся вдали, те же люди. Он как-то лениво отметил про себя, что вроде бы от дверей не сделал и двух шагов, но это его не взволновало.

От нечего делать стал приглядываться к людям, прислонившись к ближайшей колонне. Хорошо рассмотреть смог только одежду — фраки и галстуки мужчин и очень открытые наряды женщин, но лиц людей рассмотреть не удавалось — царящий в этом мире багровый сумрак скрадывал их очертания.

Эта повисшая в воздухе тишина при общей толкотне такой огромной массы народу, эта напряженность, этот безмолвный шум, сильно утомили его.

Какими-то коридорами вышел в другую комнату. Пол уложен кафелем, целый ряд красных умывальников, сверху — душ, в полу — сливы для воды. И еще, на полу, в самом углу, одиноко стоял телевизор — шел чемпионат мира по футболу. Вроде год не тот, слабо подумалось ему. Однако сел на холодный пол, стал смотреть. В телевизоре тоже почему-то на пурпурном поле неясные игроки отбрасывали черные тени.

— Максим, — тихо раздалось за спиной.

От неожиданности он подскочил и обернулся. Оля, глядя куда-то мимо него остекленевшими глазами, не шевеля губами, опять же бесцветным голосом, словно сомнамбула, произнесла, разделяя каждое слово небольшой паузой:

— Я ошиблась. Вы не тот человек. Вам лучше покинуть квартиру. — И добавила, — Извините.

Максим не помнил, как оказался на улице. Огляделся — он стоял на каменной мостовой; позади — мощный древний замок с кроваво-красными высокими башнями; впереди, метрах в десяти — тоже какое-то крупное сооружение с большими окнами. Мостовая шла куда-то вниз. И там, дальше по холмам — дома, плотно стоящие друг к другу. И деревья…

Он долго шел по пустынным улицам. Красный свет. И все красное — красные окна и стены и крыши и листья деревьев. И всюду черные длинные тени.

Пусто.

Улочка узкая, неровная, изгибами и волнами. Много ответвлений, лазеек. Галереи в несколько ярусов.

Тишина.

Вышел к широкой свежевыкопанной траншее. Неподалеку стояли будки строителей. Два экскаватора. Четверо рабочих сидели на лавочках в тени раскидистого дерева, отдыхали.

Две маленькие девчушки — опять две? — подбежали к нему и, смеясь, подали два листка. Он машинально развернул их. Увидел, что это два последних стихотворения Высоцкого, переписанные им же самим. И тут увидел знакомых на лавках. Вернее — одного — Яшу, мужа Светланы.

Подошел, поздоровался со всеми.

— Вот, записку получил, — сказал он зачем-то.

— Да. Она была здесь. Расспрашивала про тебя. Я ей все рассказал. — Последнюю фразу Яша произнес так многозначительно, словно Максим был многоженцем, или иностранным шпионом. И, хотя это к нему не относилось, но Максим почувствовал себя неуютно и стал дальше рассматривать записки. Стихи были в некоторых местах подправлены чьей-то рукой, кое-где фразы дописаны до конца. Внизу стоял номер телефона, потом аккуратная подпись — "или лучше…" — и — другой номер. А на другом листке под стихотворением — результаты игр чемпионата мира по футболу.

И не заметил как оказался в общежитии на своей койке. Полежал, посмотрел в потолок, поворочался, повздыхал. Не выдержал, встал, пошел за хлебом в магазин и тут вдруг на улице увидел Дашу. Зачем-то пошел за ней. Та шла приятной, твердой походкой и не оборачивалась. Так они и вышли к какому-то зданию. Максим наконец-то огляделся. Вечерело. Красный закат.

Он забежал в одно из многочисленных заброшенных сооружений. То ли недостроенные, то ли наоборот — под снос, непонятно. Но, по крайней мере, в них не было дверей и дверных косяков, хотя окна были со стеклами, и везде — толстый-претолстый слой пыли.

Побежал по темной лестнице, совершенно не думая, куда. Пробегая этаж 4-й или 5-й, он с ужасом услышал внизу тяжелые глухие шаги и от страха рванул еще быстрее, хотя уже устал и еле дышал.

Где-то, совершенно не соображая, свернул с лестницы, углубился в пустые коридоры, заметался там кругами, с ужасом осознавая, что кажется заблудился.

А в пустом здании гулко раздавались неторопливые твердые шаги, и эта неторопливость пугала еще сильнее — до животного страха — своей уверенностью в обреченности жертвы.

Заметался в тупиковой комнате. Шаги уже где-то рядом. Замер, забился в угол, прикрывшись руками и стараясь не дышать — а вдруг мимо пройдет? А дыхание ни как не хотелось задерживаться и воздух с шумом выходил из легких. И на дверной проем страшно было смотреть, и он закрывал лицо и голову руками от этого ужаса.

Вот свет в проеме чуть колыхнулся и сердце упало куда-то вниз живота и замерло там. "Не может быть… Ведь должен же пройти мимо… Так нечестно…" — торопливо, перебивая друг друга неслись в голове громкие мысли. Дышать к этому времени совсем перестал.

Но в дверном проеме совсем потемнело, и кто-то вошел. Максим старался туда не глядеть, — вдруг сердце не выдержит — разорвется. Но какая-то сила тянула его — посмотри… посмотри… И он не удержался, глянул в щелку между скрещенных трясущихся рук.

Посреди комнаты стоял кто-то в темном балахоне, с большим капюшоном, прикрывающим всю голову и лицо.

Замерло все в природе.

Он смотрел, завороженный, на того, кто стоял посреди комнаты, не в силах оторвать взгляда, и все сильнее и сильнее зажимая грудную клетку, чтобы не слышно было биения сердца. А оно, наоборот, стучало все громче и громче.

Тот, в балахоне, постоял немного, как бы прислушиваясь, потом медленно повернулся к Максиму. И он, с холодящим душу ужасом, увидел обращенное к нему, желтое, безжизненное, словно маска, лицо, где вместо глаз была черная пустота.

И эта пустота смотрела, не мигая, на него. Он пошел к Максиму, который еще сильнее вжался в угол комнаты, стараясь раствориться, уменьшиться в ней. Существо протянуло руку с желтыми длинными пальцами и Максим в ужасе закричал…

Когда Максим наконец смог открыть глаза, он еще не мог соображать, и просто тупо смотрел вперед, не понимая того, что перед ним чья-то спина, и что этот человек идет, а он, соответственно, идет за ним, и идет, кстати, очень долго.

Они шли по пустырю. Вокруг — все тот же багрово-зловещий закат. Темно-красное небо с угольно-черными пятнами туч, темно-красная земля с черными пятнами неровностей почвы и кустарников.

Кроме их двоих были еще люди. Он спиной чувствовал чей-то такой же тупой взгляд, обернуться только не мог, и вообще, не мог оторвать взгляда от спины впереди идущего, словно был привязан чем-то. Одних, что впереди, он видел краем глаза на поворотах — длинная цепочка покорных людей, которая терялась в строении все того же, кроваво-красного цвета.

"Как крематорий" — подумал, то ли он сам, то ли кто-то сказал ему по-дружески прямо в мозг. "Все там будем" — опять помимо его воли возникла очередная мысль. "Разумеется" — это уже, судя по интонациям, мысль первого.

Максима стал раздражать этот разговор внутри его головы, но как заставить их замолчать, он не знал. Посмотрел краем глаза на дом и уже самостоятельно подумал — "Крематорий… Забавно…". "Вот болван то…" — отозвался первый. "Не-а, ты не прав", — с готовностью подхватил второй.

Максим мотнул головой с силой — что за ерунда.

Наверху, на небе, увидел вдруг очертания огромного человеческого глаза. Присмотрелся. Оказалась — голова врача. Она склонилась прямо над ним. Рядом, словно облачная дымка, появилась вторая. — Есть, — раздался далекий голос, словно из под подушки. — Добавь еще пару кубиков.