Утром герой никак не мог припомнить, что с ним произошло накануне. Пока не отправился проверить оставленную во дворе машину. По пути купил газету, в ней говорилось, что вчера вечером в краевом конференц-зале проходило ответственное политическое мероприятие с участием представителей федеральной и местной власти, крупного бизнеса, журналистов и творческой интеллигенции. А какой-то террорист едва не устроил взрыв газа, который, к счастью, удалось предотвратить. Террориста теперь искали компетентные органы.

Инженер сразу сообразил, куда его занесла нелегкая. Не ясно только было, наркота над ним так подшутила, исказив реальность до жутковатой карикатуры, или вправду за стенами конференц-особняка происходил бесовский шабаш? Пока инженер на своем диване  раздумывал над этим вопросом, в дверь позвонили. Он открыл и понял: за ним пришли… И лица у тех, кто пришел, вдруг начали меняться, открывая потаенную суть и превращаясь в давешние демонические рыла.

Рязанцев принялся ждать реакции на свое сочинение. Но ни вала читательских писем, ни литературных полемик не последовало. Зато его пригласили в местную писательскую организацию и предложили влиться в ее ряды. А вскоре автору   присудили краевую литературную премию года.

Он сперва разозлился: они что, ни черта не поняли?! А потом вдруг вспомнил заграничные фильмы про гангстеров: в них мафия обычно сперва старалась подкупить героев, а уж потом ставила ногами в тазик с жидким цементом. Впрочем, если это и был подкуп, то какой-то хилый. Ни реальных денег, ни широкой известности литературный дебют Рязанцеву не принес, книжка, появившись кое-где на прилавках, быстро канула среди прочей пестрообложечной чепухи. Жизнь поглотила духовные усилия автора, даже не пустив кругов по поверхности, словно гнилая трясина.

Он нашел в Интернете адреса центральных литературных журналов и приличных издательств и отправил туда роман по электронной почте. Прошло полгода, но ему никто не ответил, за исключением некоего литагентства, которое пообещало прислать договор, а потом тоже замолкло навсегда.

Рязанцев продолжал ходить на работу в редакцию, стучал по клавишам компьютера, набирая очередной газетный текст. Но у него было ощущение, будто он тяжело отравился какой-то протухшей дрянью.

Тем временем Ларисин бизнес рос, как на дрожжах. Она звала мужа отдохнуть на райских островах, но он хмуро отнекивался. У них (вернее, у нее) появился собственный «Паджеро». Но чем больше становилось денег, тем глубже Николай погружался в депрессию. Наконец Лариса не выдержала. Как-то вечером после ужина подошла к мужу, засевшему в кресло перед телевизором, обняла за плечи.

– Поговорим?

– О чем?

– Попроси в редакции творческий отпуск. Соберись с мыслями, поработай для себя. Повесть у тебя ведь вышла отличная. Напиши новую.

– Не повесть, а роман, – поправил Рязанцев.

– Извини. Но, правда, я ведь вижу, как ты маешься, что больше нигде не напечатали.

Рязанцев скривился.

– Да разве я из-за этого?! Я хочу, чтобы услышали…

– Вот для этого и поработай.

– Сидя на твоей шее?

– Шея, как ты мог бы давно заметить, у нас общая. Каждый должен делать то, что у него получается лучше…

Рязанцев колебался, но после очередной стычки с главным написал заявление с просьбой перевести его на договор – никаких планерок, регулярных хождений на работу и нормы напечатанных строк. Это давало возможность обрести свободу, не порывая с газетой, без которой Рязанцев, привыкший к прокуренному воздуху редакций, почувствовал бы себя неуютно.

Курдюмов не стал возражать, подписав заявление в тот же день, и Николай  дома засел за компьютер.

Второй роман должен был выйти на совершенно иной уровень. Рязанцев давно продумал забойный сюжет, эффектные ходы, контекст. Идея обрастала в голове ироничными абзацами, герои преследовали во сне, а наяву в мозгу клубились метафоры.

Он запоем простучал по клавишам две недели. Пока не понял, что продукт отличается от проекта, как китайский «адидас» от фирменного. Слова и предложения приплясывали вразброд, герои рождались на свет какими-то мелкими и кривыми, как огурцы в засушливое лето, вместо драйва выходила размазня, вместо философического сарказма – ерничанье.

Рязанцев, промучившись еще неделю, решил, что пора отдохнуть.

Он просыпался поздно, после завтрака отправлялся в город погулять по набережной и поразмыслить под шелест волн. Но размышлениям мешали шум и суета летних кафе, расплодившихся над рекой, откуда ни возьмись появлялись знакомые, и прогулка оканчивалась в ближайшем баре. Вечером он брезгливо листал газеты или пробегал глазами книжные страницы. Современные авторы не лезли в душу. Рязанцев все время ловил себя на мысли: этакий примитив «ВАГРИУС» издал  двухсоттысячным тиражом! А в «ЭКСМО» полумиллионным наклепали некрофила. Несмотря на временные творческие трудности, он был уверен, что его литературный труд более достоин счастливой издательской судьбы, чем то чтиво, которое попадало в руки.

Лариса отсутствовала дома все чаще и дольше, порой исчезала совсем, звоня лишь наутро и скороговоркой объясняя причину – бизнес! И объявлялась через несколько дней. Бизнес. Бизнес! Будь он проклят! Рязанцев иногда пытался поговорить с женой о сокровенном, но измотанной Ларисе было не до того. От нее все чаще попахивало коньяком и мужской туалетной водой. В конце концов они почти перестали разговаривать, потому что любая беседа с первых фраз превращалась в перебранку.

В одну из своих городских прогулок Рязанцев невзначай познакомился с Катей. У нее сломался каблук, и Николай, оставив девушку на скамейке, сгонял с ее туфлей в срочный ремонт обуви. Потом они выпили пива.

Катя была почти вдвое моложе Николая. Она работала менеджером в фирме сотовой связи и выглядела соответственно: по-деловому и чертовски сексапильно в одно время. Несмотря на молодость, она успела побывать замужем, развелась и теперь жила с сынишкой в квартире, оставшейся ей от бывшего мужа. История  замужества и развода была путаной и довольно свинской. Дослушав до конца, Рязанцев взял нить разговора в свои руки.

Катя с улыбкой внимала его легким речам, и, глядя на нее, Николай догадывался, что одними разговорами здесь не обойдется. Поздно вечером он позвонил Ларисе на мобильник и сказал, что заночует у приятеля. Не дослушав, Лариса прочастила, что тоже… что дела… Николай, выругавшись про себя, дал отбой.

Катя и Николай стали видеться часто. Рязанцев водил подругу в рестораны и хорошие кафе. С театрами, концертами и прочими достойными увеселениями дело не сладилось. Катя предпочитала  попсу, терпела музкомедию, но не выносила драму и наотрез отказывалась посещать буйные «сэйшны» заезжих рокеров, знаменитых в прошлом веке. А Николая бесили приплясывающие полуголые девицы и отвязанные юнцы из современных поп-групп. Зато  ночи, которые они проводили в Катиной квартире, уложив спать неугомонного Дениску, с лихвой компенсировали Рязанцеву несовпадение вкусов.

Красноречие Николая было неисчерпаемым, но в конце концов ему захотелось обратной связи. «Интерфейс» подтвердил, что Катя неповторима в постели, но не в беседе. Ее болтовня сперва умиляла, но со временем стала выводить его из себя, и скрывать это становилось все труднее. Но расставаться с возлюбленной Рязанцев  не помышлял, как всякий мужик под сорок, которому судьба подарила такой свежий бутон.

Рукопись второго романа была забыта, но Николай не испытывал от этого огорчения. Его душу омрачало лишь одно: он водил свою любимую по ресторанам, дарил ей цветы и дорогие безделушки – на Ларискины деньги!

В один из редких вечеров, когда супруги вместе оказались дома, Лариса уселась против Николая и спросила.

– Как пишется?

– М-м?

– Мне кажется, ты слегка увяз.

– Идея должна дозреть. Это нормальное явление.

– И что ты станешь делать, пока она зреет?

– Я, вообще-то, работаю в газете!

– Ты в ней только числишься. За последние месяцы твоя фамилия там  появлялась раза три. Скажи спасибо, что Курдюмов вообще не вычеркнул тебя из списков живых.