— Ты меня увидел таким беспощадным и вероломным?

      — Н-н-не знаю… Но твоя внешность такая царственная и такая подходящая…

      — Ты не ответил на вопрос — зачем свою голову нарисовал на копьё?

      — Считай, что это признание: потерял я голову.

      — Иди ко мне, безголовый ты мой, — Тимур откинул одеяло, совсем оголяясь, игриво подёргал бровями, — голову нанизывать на копьё мне как-то не хочется, а вот что другое…

      Наверное, Илья никогда так самозабвенно и долго не занимался сексом, как в эту неделю. Он даже иногда ловил себя на ленивой мысли о том, что он превращается в похотливое животное, в красноглазого кролика, которому всегда мало. Но мысль отгонял, принимаясь за очередной портрет своего любовника. Признавал свою зависимость и старался не мечтать о большем, чтобы не испугать судьбу. Подспудно он понимал, что такое безудержное счастье не может продолжаться долго.

      Утреннее впрыскивание алкоголя обусловило очередной сонный день. Только около шести вечера Илья пробудился от холода, так как одеяло улетело на пол, а окно было приоткрыто, впуская неумолимый ноябрьский холод. Продрогший Илья на цыпочках подбежал к окну, чтобы захлопнуть коварную щель. Но не захлопнул. Он увидел, как Бегич открывает ворота и в небольшой двор дома, освещённый ажурными фонарями, въезжает грязная, простывшая «тойота». К ней выбегает Тимур, уже одетый не по-домашнему. Он учтиво открывает дверь и помогает выйти пожилой даме. Такую, пожалуй, трудно назвать старухой. Тонкие ножки обтягивают брюки клёш, на сухих плечах латексная красная куртка с богатым мехом, на голове шариком-одуванчиком уложенные редкие волосы, на сморщенном лице красуются тяжёлые квадратные тёмные очки. Дама опиралась на палочку, хотя и была на высоких каблуках.

      Тимур что-то говорил, но было не слышно, что именно. Несколько раз приложился губами к руке. Очевидно, дама была важной особой. Она плотоядно улыбнулась, предъявляя белоснежный фарфор, который только подчёркивал её старость, и крикнула в машину:

      — Вольдемар!

      Со стороны водителя вывалился молодой человек, чуть пухлый, с удивительно смазливым, кукольным лицом чебурашки, но с приличными ушами и набриолиненной чёлкой. Он суетливо открыл багажник и вытащил оттуда зелёную папку. Илья, невольный зритель галёрки, непроизвольно открыл рот. Он бы узнал эту папку из тысячи. Потрёпанный сгиб, синие завязки и выпуклые буквы «ИЛиЯ Комакадемии, Ленинград».

      Трое прошли в дом. Бегич закрыл ворота и по-хозяйски оглядел двор. Скривился от вида грязной «тойоты», как будто от наследившего гостя. Охранник вдруг увидел человека в окне третьего этажа. Того самого, сопляка с хвостиком на башке, который оккупировал ту комнату для утех хозяина. И Бегич чутьём охотника уловил, что этот голый парень в окне увидел то, что не должен был увидеть. Может, предупредить хозяина?

Часть 5

      Предчувствие непоправимого и чего-то мерзкого охватило Илью. Он оглянулся, в который раз убеждаясь, что прикрыться особо нечем, даже простыня на кровати особая — на резинке. Схватил лёгкое одеяло мятного цвета, обернулся им и на цыпочках побежал из комнаты, прислушиваясь и озираясь. Илья спустился по лестнице, пересёк оливковую гостиную. Звуки исходили из кабинета Тимура, где за особой витриной находились серебряные и золотые изделия авангардной формы. Дверь кабинета была приоткрыта. Илья бесшумно подошёл к ней вплотную.

      — …конечно, это просто бомба!

      — Я понимаю.

      — Вольдемар, подай мне документы. Cам Кашевич посмотрел, и, конечно, никакой ошибки, это подлинник. Вольдемар, отойди, загораживаешь свет!

      — Отлично. Давайте рассчитаемся за экспертизу.

      — Нет-нет, Тимур Раисович…

      — Для вас просто — Тимур.

      — Для меня это большая честь исследовать эти эскизы. О какой плате может быть речь! Лучше расскажите мне правду: откуда у вас столь дивные картоны?

      — Я сказал вам правду, Гертруда Ивановна, получил в наследство от одной милой старушки.

      — Ах, сударь, позволю усомниться! Слишком часто такие ухари, как вы, обманывают нас, бедных старушек…

      — Что вы, Гертруда Ивановна, какая же вы старушка?

      — Вольдемар, не тормози, огня! — Щелчок зажигалки и сладковатый табачный аромат. — Не играй лицом, Тимур Раисович! Я про свои года всё хорошо знаю. Развлекал, поди, бабульку на старую жопу? Послушного котика изображал? Мяукал под артрозными пальцами? Ну не красней! Я же не осуждаю! У тебя есть бумажка о праве собственности? Завещание? Дарственная?

      — Нет. Работы ведь были не зарегистрированы. Хранились в безвестности. Она просто мне их передала. Вот я и занялся экспертизой.

      — Хм… Тимур Раисович, мы всё оформим безукоризненно и быстро. Но… Услуга за услугу! Я не буду разыскивать старушку-шалунью, но ты продаёшь мне пилота и футуро-человека. Заметь, на самое ценное я не покушаюсь!

      — Гертруда Ивановна… Вы же знаете, я и сам одержим картинками…

      — Ничего, я тебе предложу такую цену, что одержимость ослабеет…

      — Мне нужно подумать.

      — Вольдемар! Подай-ка ручку. — Пауза. — Например, столько.

      — Э-э-э… Нет, Гертруда Ивановна, это цена сомнительных открыток Дали.

      — Ах ты, пройдоха! Тогда так…

      — Я сохраню этот листочек, дело в том, что у меня есть уже покупатель на костюмы…

      — Тимур! Ты же не испортишь наши прекрасные отношения? Я дам больше!

      — Гертруда Ивановна, я вам доверился, и, безусловно, вы претендент номер один. Вы же знаете, я дружбу не предаю…

      И на этом самом месте на голое плечо совершенно оглушённого и растоптанного Ильи, что столбом застыл около дверной щели, легла крепкая рука. Илья даже не вздрогнул: ведь столбы не реагируют на прикосновения.

      — Тимур Раисович! — громко раздалось над ухом, это был Бегич. Вовсе не немой. Он толкнул дверь и следом впихнул в кабинет незадачливого шпиона. — Вас тут слушали!

      От неожиданности Илья выпустил из рук одеяло, да ещё и запнулся о его мягкие волны. Чуть не клюнул носом в пол, зацепился за пухлого нарцисса Вольдемара. Тот брезгливо стряхнул с себя руку странного растрёпанного человека. Илья предстал перед двумя изумлёнными людьми и одним человеком-хищником в жалком, нагом виде. Более того, Илья готов был позорно расплакаться, горло сдавливал горький спазм, в груди невыносимость пустоты. Он смог только мелодраматично выкрикнуть:

      — Как ты мог?

      — Простите великодушно! — мгновенно отреагировал Тимур. — Бегич, отведи его наверх! — и как-то по-особому, многозначительно поднял бровь.