Радищев как будто в ответ вынул лист бумаги и подал Новикову:

   - Для сравнения с любовниками гляньте вот на заботу о нашем духовном. Это не тайное, списать дали мне добрые знакомые.

   - Новиков пробежал глазами мелко написанное.

   "Согласно штатам, положено отпускать:

   1) на Петербургскую, Новгородскую и Московскую кафедры с соборами - по 39.410 рублей;

   2) на второклассные (8 кафедр) - по 5.000 (лично епископу - 2.600);

   3) на третьеклассные (15 кафедр) - по 4.232 г. 20 коп. (лично епископу -1.800);

   4) на Троице-Сергиеву Лавру и на все мужские монастыри - в 174.650 г. 40 коп.

   5) на все женские монастыри - 33.000 рублей.

   6) на 22 собора не кафедральные - 2.530 рублей.

   7) вообще на все духовенство - 365.203 рубля".

   -Чужой народ, чужую страну и веру не жаль.

   Они долго еще говорили, обдумывали издательские намерения и предложение Новикова выдать полностью "Путешествие из Петербурга в Москву" в его типографии. Они будут питать надежду, не зная, конечно, какая это не близкая и весьма ухабистая дорога к ней.

   Мрачным утром к дому Радищева подъедет черная карета, и из нее торопливо выпрыгнут два усатых унтера. В доме Александра Николаевича они поставят все вверх дном, ища крамолу на виду у четырех малолетних детей-сирот, потому что мама уже умерла, детворы, которая только будет постреливать напуганными глазами из углов, а не обнаружив для себя утешительного, арестуют отца.

   Радищева допрашивал лично Шешковский.

   Степан Иванович поправил подсвечник так, чтобы лучше видеть лицо Радищева, видеть в мигающем свете каждый мускул, наименьшее движение мысли, которая неминуемо отразится при хорошем допросе.

   -Зачем писан этот пасквиль? Говори правду, сердце нашей императрицы доброе, ценит она человеческую искренность, не обойдёт она лаской ...

   -Это "Путешествие" я готовил чисто из писательского честолюбия. Это не пасквиль, а испытание моего пера.

   · -Ты призываешь к мести холопов своим хозяевам. Ты это называешь писательским упражнением? - Шешковский, в основном, мягким тоном говорил на допросе, иногда внешне наивно.

   · -Я думаю, что беды человека от самого человека. Если бы она могла беспристрастно посмотреть на себя сбоку, заглянуть себе в глубь, может, по-другому бы велось в мире, - Александр Николаевич старался говорить медленно, тщательно подбирая, быстрее пересеивая слова, потому что Шешковский таки был искусником ухватиться, как клещами, за неосмотрительно молвленное. - Я не думаю, что природа скупа к человеку, что эту истину - человек рожден добрым-она скрыла от нее. Я именно это хотел донести, может, в чем-то ошибаюсь, но другой мысли за душой не было.

   Радищев смотрел в глаза Шешковскому и удивлялся человеческому бесстыдству, невероятному для него, необозримому до сих пор: свояченица, на которой теперь сироты, собрала все семейные драгоценности и передала Шешковскому, он поблагодарил и передал поклон; а теперь вот перед ним, смотрит в глаза Радищеву таким невинным, искренним и наивным взглядом... "Неужели этому можно научиться, неужели можно так, даже не мигая?" - между словесной игрой - перебрасыванием удивляло Александра Николаевича.

   Тот мешочек с драгоценностями, тихо зазвенев, утонул тогда в бездонном кармане халата Шешковского, тот мешочек спас Радищева от пыток, но не изменил наказания.

   1. -За посягательство на здоровье императрицы, заговор и измену, приуменьшение надлежащего власти уважения... смертное наказание, - будет читать судья криминальной палаты длинный перечень провинностей писателя, а поскольку статей "Криминального уложения" не хватит, то будет перечислять еще, время от времени переводя дыхание, статьи "Воинского устава" и даже добавит из "Морского регламента".

   Приговор ему вынесли 24 июля и Радищев, ожидая выполнения приговора, в камере смертников спешил дописать давно задуманный труд. Он писал о Филарете Милостивом, а мысленно переносился в своё время и свои обстоятельства. Святой Филарет, человек полностью реальный, жизнеописание его историки подтвердили, глубоко верил и делал добро. Он отдавал бедным последнюю меру пшеницы, а Бог ему вернул как будто бы через случай в сорок раз больше, он раздал все, а ему возвратили несоизмеримо весомее - царица искала для будущего императора Константина невесту, и послы пришли в его дом. У него не было, чем угостить, но добрые соседи принесли всякую всячину, и пир состоялся на славу, он поделился с нищими последним, хотя ни крошки не было в доме, а ему подарено иное - внучка Филарета становится женой всемогущего и сказочно богатого императора. Почему же его современники, почему те, кто на троне и при троне, так не верят и так не делают, как Филарет?

   Мешочек с драгоценностями помог ему избежать пыток Шешковского, но маловат был, чтобы, если не он, то лишь написанное им о святом Филарете вышло на волю.

   4 сентября императрица "по своему милосердию и для всеобщей радости" помиловала Радищева, заменив смерть десятилетней ссылкой в Сибирь. Повезли его в Илимский острог "для всеобщей радости" в кандалах и даже без теплой одежды...

   Николаю Ивановичу Новикову тоже не суждено было осуществить то, что обсуждал при встрече с Радищевым, и о чем мечтал. Указом императрицы его издательский труд удостоен пятнадцати лет Шлиссельбургской крепости.

   На небосклоне Радищева еще на какое-то мгновение выглядывало солнце - после смерти императрицы он получит волю, вызовут даже в Петербург и назначат членом комиссии по подготовке законов. Он будет составлять "Проект либерального уложения", в котором будет идти речь о равенстве всех перед законом, свободу прессы и еще немало таких манящих идей. Но однажды его вызовет граф Завадовский, глава комиссии, а в прошлом фаворит уже покойной императрицы, и так допечет, как ни разу за всю многострадальную жизнь.

   · -В Сибирь захотелось опять? Теперь не вернешься!

   Александр Николаевич пришел домой с душой, в которой что-то надломилось окончательно, надломилось так, что не склеить уже, не сложить. "Пропили государство и во влагалище немецкой курве запихнули, - без злобы, с холодной печалью связывал мысли Радищев, но они все не связывались. - Даже после смерти императрицы ее любовники продолжали насиловать эту землю и люд. Мне нечего уже делать в этой России, а другой России на земле нет".

   С тем же холодным покоем он налил в стакан яду, выпил без передыха, как можно выпить только спирт - и обожгла невероятная боль, пламя её нарастало, полыхало, пока в какой-то момент не оборвалось все и не утихло, исчезла боль, осталось только голубое небо, в котором уже не было несправедливости и зла, голубое и всеобъемлющее, как его вера в добро.

   33

   После венчания Потемкин с императрицей убежали на время в Царицыно - купили для души имение у Кантемиров, такой уютное, между холмов и курганов, голубых прудов, лесов, и широких ложбин.

   Потемкин перехватил императрицу у Васильчикова - для нее он станет просто "холодным супом". "Я был содержанкой, - будет жаловаться Васильчиков. - Так со мной и обращались. Мне не позволяли ни с кем видаться и держали взаперти. Когда я о чем-нибудь ходательствовал, мне не отвечали. Когда я просил что-нибудь для себя - то же самое. Мне хотелось Анненскую ленту, и когда я сказал об этом, нашел назавтра у себя в кармане 30 тысяч".

   "Холодный суп" бесцеремонно вылили, апартаменты в Зимнем обустроили для Потемкина, и он теперь подъезжал гордо к дворцу шестеркой резвых, выдавалось, безудержной и порывистой силы коней. Императрица отныне принадлежит только ему, особенно почувствовал это Григорий здесь, в Царицыно, где нет льстивых и лукавых придворных лиц, суеты и заморочек светских. Он мог позволить себе пройтись, взявшись под руки, живописными берегами прудов, где тишина всеобъемлюща и неизмерима, которую нарушить может разве хлопок хвоста по воде задиристого карася под камышом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: