— Ты прости, что гружу тебя…

— Нет-нет, рассказывай. Всё равно я уснуть не могу.

Слово за словом, наш разговор струился, словно ручьи во время ливня, черпая из воздуха всё новые и новые темы. Они появлялись сами по себе, и казалось, будто мы знаем друг друга уже много лет. Эта девочка из иного мира, с другими привычками и вкусами, тем не менее произносила фразы, сидевшие у меня в голове, и понимающе кивала в ответ на мои слова. Даже когда предмет разговора был мне незнаком, мне почему-то было чертовски приятно слушать, что Майя говорит о нём.

Впрочем, моя откровенность не выходила за рамки дозволенного, и периодически мне приходилось сочинять что-то про школу или семью. Это несколько отравляло удовольствие от общения, а когда в нашей беседе внезапно возникла тема планов на будущее, меня и вовсе накрыло тоской. Сначала мне вспомнилось, что наш мир, согласно гениальной метафоре Джека — падающая тарелка. Потом я предположила, что это не так, и мне стало еще противнее.

Подобно предрассветному сну передо мной промелькнула вся моя будущая жизнь в этом «нормальном мире». Скучная работа, маленькая серая квартирка, какой-то непонятный, похожий на кораблиста ребенок ползает по кафeлю. Иногда в квартирку заходят мужчины с водянистыми глазами. Затем — моя взрослая дочь, до ужаса похожая на меня сегодняшнюю, чахнет из-за никчемности собственного бытия, напоминающего последний год моей жизни, а я почему-то старая — мне, наверное, сорок, не больше, но я старая и тощая, как ведьма — совсем не под стать своей матери!.. И работаю в этом плоском, одномерном мире — каждый день, каждый день!.. И умираю в сорок лет от старости, жадно вспоминая убийства, вспоминая свои нежные белые руки, запятнанные кровью, и скучая по ним…

— Вера? Всё в порядке?

— Как ты правильно сказала — стоит только взгрустнуть, и нахлынут все, какие только есть, печали.

— Да, это точно. Я передала тебе свою хандру? Прости…

— Прощаю, — я улыбнулась, всё еще замирая от ужаса и тоски. У меня будто открылись глаза на то, к чему я иду. Да, понимаю, в сорок лет не умирают от старости, но ведь это образно! Как можно так жить? Как можно спокойно шагать к такому концу?..

Словно читая мои мысли, Майя философски и не без иронии заметила:

— Мир — тлен, и в итоге все всё равно умрут.

Я молчала, судорожно ища в своем воображении какую-нибудь зацепку — хоть что-то стоящее, ради чего стоит оттягивать финал. Но посреди ночной меланхолии, глядя на проскальзывающие за окном волны черного леса, я не видела ответа — и пробормотала потерянно:

— Может, мне лучше было умереть тогда?.. три года назад…

— Что ты такое говоришь?

— Ну, у меня была замечательная возможность, — я выдавила улыбку. — У меня были иллюзии, и смерть казалась осмысленной. Как и жизнь.

— Умереть можно в любой момент. Взять и умереть.

— «Умереть может каждый дурак, а вот жить, несмотря ни на что — такой вызов я принимаю!» Так сказал один мой знакомый.

— Он, наверное, милашка. Похоже на фразу из какого-нибудь BD. «Магма течет в моих жилах, раскаляя сердца!..» — Майя зажмурилась и воинственно вскинула правый кулачок, явно пытаясь подбодрить меня.

Я внимательно посмотрела на нее и осторожно уточнила, о чём она. Это вызвало живой всплеск эмоций и возмущения, и следующие полчаса меня знакомили с молодежной субкультурой любителей комиксов. Не то что бы они привели меня в восторг, но приступ апатии был преодолен.

Следующим утром, шагая по перрону вслед за Джеком, я думала об этом странном знакомстве. Сколько неконтролируемых совпадений должно было произойти, чтобы мы с ней встретились!.. Не знаю, может, это из-за моего затворничества, но мне кажется, что такие встречи — одна на миллион. Ведь надо же так — не успели мы заговорить, как возникло ощущение, будто я могу доверить ей душу.

Или дело в том, что мне одиноко, и я готова привязаться к первому встречному?..

Штаман-Рэйн был поистине сказочный городок, застрявший в Средневековье. Мощеные площади, мозаики на стенах, замысловатые переплетения улочек… Но нам, к сожалению, было не до красот.

В шести километрах к западу отсюда высился причудливый замок, напоминающий скорее коралловый риф, чем рукотворное здание. Его стены и башни изгибались, накреняясь к земле, а темный песчаник, из которого была выложена внешняя сторона, трескался и покрывался наростами из рыхлого голубоватого камня.

Были времена, когда всем Замкам Вентеделей давали свои имена. Теперь эта традиция уже не в ходу, но тогда этот Замок назывался Морская Корона. Если присмотреться, он действительно напоминал корону, застывшую на пенистых волнах. Правда, чрезвычайно уродливую по классическим меркам красоты. Зато ценители современного искусства — насколько я в нём разбираюсь — подобными сооружениями восхищаются.

Замок окружен густым лиственным лесом, и именно туда лежит наш путь.

Стоит мне отвлечься, расслабиться, и задача, стоящая перед нами, кажется почти элементарной. Но затем я вспоминаю свою последнюю встречу с кораблистами, и мне становится не по себе. Они же в грош не ставили мои команды, словно я какой-то третий брат справа в восьмом колене, а то и вовсе случайный прохожий. Пялились на меня своими глазенками. Меня передернуло.

Умом я понимал, что это значит. Как понимал и то, что при таком раскладе Вренна — наша единственная надежда, и если и она потеряла свою власть — мы трупы. Но всё мое естество отвергало подобный подход и кричало мне: да как же так?! Чтоб кораблисты взяли и посмели меня не послушаться, меня игнорировать? Напасть на меня? Невозможно!

Если следовать уму, вся эта затея — неоправданный риск. Причем осознавать это могу только я. Зимов, Игорь, Хоньев — все они и не догадываются, насколько опасен наш план, поскольку видят во мне надежную защиту от кораблистов. Сказочник считает, что предложил мне достаточную оплату, чтобы мне не было резона натравливать этих чудовищ на его людей. Вренна тоже вряд ли задумывается, что кораблисты могут мне или ей вдруг не подчиниться.

Так что только я могу здраво оценить опасность и решить, что лучше остановиться. Но во-первых, я и сам едва верю, что лишился власти, а во-вторых — разве риск не украшает нашу жизнь? Разве не забавно играть, поставив на карту так много? Несколько лет назад я увлекался русской рулеткой. Пришел к выводу, что я довольно удачлив. Так что — будь что будет.

— Ты мне, в конце концов, объяснишь, что именно мы тут делаем? — Вренна наклонилась ко мне через стол.

— Я пью пиво, ты ешь цезарь.

Она раздраженно сдвинула брови.

Выдался на удивление теплый денек для конца сентября, и моя племенница-кузина-жена сидела в плотной майке без рукавов на открытой террасе кафе. Красивые хрупкие руки лежали на кружевной скатерти, и правая гневно сжимала вилку.

— Скоро узнаешь, — насмешливо пообещал я.

Вренна скривила губы и запустила в рот лист салата.

Вскоре к нам подошел Игорь — успел прикупить брутальный кожаный плащ, а на горбатый нос нацепил зеркально-черные очки — и объявил, что мы отправляемся через час.

— Куда отправляемся?! — взорвалась Вренна.

Я посмеялся и сказал Игорю, что мы придем на стоянку вовремя. Там нас должны были ждать два внедорожника, профессиональный пиротехник — некто Робин (интересно, это имя или фамилия?) — и приличный запас динамита.

Так и случилось.

Мы вошли на стоянку через скрипучую калитку, и дряхлый сторож проводил нас внимательным взглядом. Солнце клонилось к горизонту, и в его оранжевых лучах металл автомобилей ослеплял. Нас встретили наши соучастники и представили нам подрывателя: рыжий фрик с разноцветными глазами. Вренна в очередной раз сорвалась по поводу неизвестности, и какого-то черта Зимин сжалился и решил ей всё рассказать, да еще и укоризненно покачал головой в мою сторону. Тоже мне, добродетель.

— Понимаешь, — начал он после причитаний, какая я сволочь, — мы хотим навсегда избавить мир от кораблистов. Чтобы не было больше убийств…