СКАЗ О ПОЛИТЕ БУСЛАВИЧЕ
атьша еще рассказывал о чуде, с ним происшедшем, когда к огню их подошел слепой старец с гуслями за спиной. Рука его покоилась на плече мальчонки- поводыря.
— Мир вам, люди добрые! — звучно молвил старик. — Милости просим к трапезе нашей, — ответил в наступившей тишине охотник Бортя.
— Благодарствуем за приют ласковый песнотворцам русским, — отозвался старый гусляр, с помощью двух мужиков усаживаясь на чурбак.
Тотчас гостям наложили в плошки вареной полбы, дали по ломтю житной лепешки и по бараньей кости с мясом. Старик, а вместе с ним и мальчик бросили по кусочку от каждого яства в огонь костра — дань покровителю песенников богу Велесу — и неторопливо принялись за еду.
Новое событие затмило дела Ратьшины: все внимание теперь было отдано гусляру. Кругом благоговейно молчали.
Сказитель былин в гостях — честь великая! В мирное время каждый старался завлечь его в дом, посадить в красный угол, накормить самым лучшим. Даже в тереме княжеском гусляры принимались почетно. Хмурились иной раз сильные мира сего, слыша дерзкое слово правды, скрежетали зубами от ярости: но кто же осмелится тронуть сынов Велесовых? К дарам и богачеству сказители былин были, как правило, равнодушны, поэтому свободны, как птицы.
Чаще всего старые песенники сами когда-то были удалыми богатырями, отлично знали дружинную среду и потому в тревожное, бранное время были вдвойне принимаемы, ибо умели зажигать сердца для битвы, как никто другой!
Когда песнетворцы-странники справились с полбой и бараниной, им с поклоном поднесли ковш вареного меда. Вои русские ждали почтительно, когда трапеза кончится и потечет сладкая и хмельная для души сказка-былина про богатырскую силу, удаль и смекалку…
— Пошто, русичи, закручинились? — спросил старый гусляр, обтерев усы. — Али рык зверя лютого слышите, али ворон над вами надсмешку чинит?
— Дак ить вот уж и солнышко на лето поворотило. А там опять битвы с ворогом лютым. Сказывают, козары снова на нас ополчаются. Кто ведает, чья голова скатится от меча вострого? — сказал печально Сохота и тяжело вздохнул.
— Пока есть человек, он не горем жив! — поднял руку старый гусляр. — Кто ж хоронит себя прежде времени?.. Русь на битву идет со веселием: сим сердца врага затрепещивает! А не спеть ли вам песнь удалую? И какая ж вам больше по сердцу?
— У Добрыни-витязя есть меч-кладенец, — подал голос сотский Остромир. — А на нем начертано имя древнего богатыря Политы Буславича. Не ведаешь ли ты были про него?
— Были такой не ведаю… А вот сказ светлый о могуте[50]том ходит по Святой Руси.
— Так поведай и нам сказку сию…
Старик величественно кивнул седой головой, положил гусли на колени, взмахнул сухими перстами… И тренькнули струны тихим звоном малиновым, зажурчали струею прозрачною, зашептались травою зеленою — исчезли снега, дохнуло пряным ароматом лета, трудами и заботами. Тихим грудным голосом запел гусляр:
Как во славном граде Чернигове
Да у чистой речки Лебединки,
Как у черного смерда Буслава
Уродился отрок убогий:
В нем и силушки нет, да и стать крива,
Да и глас к разговору не вяжется.
Ой, кручинится старый смерд Буслав,
Плачет матушка, убивается:
«Да на то ль я родила убогого.
Сына милого да кровиночку,
Штоб во старости со клюкой ходить.
Не плечом молодым подпираючись!» —
плакали жалобно гусли. Высокий мальчишеский дискант поводыря вторил звучному голосу сказителя. Слезы навернулись на глаза сторонников русских: каждый из них в трудах повседневных и тяжких знал цену горю, оно им было близко и понятно…
Но вот мелодия выровнялась и потекла спокойнее, размеренней:
Чередой год за годом минули,
И уж много раз снег растаивал…
Только все во кручине родители,
Побелило их горе горькое,
Думы тяжкие о кровиночке…
Раз пускал Буслав по чащбе огонь,
Да топориком острым помахивал,
Да соху за рогалики держивал,
На солову кобылку покрикивал.
А старуха его пироги пекла,
Калачами да печь укладывала.
А убогий их отрок на реке играл —
Звонки камешки перекидывал,
На саженю их в воду забрасывал:
А уж было ему за пятнадцать лет,
Да вот силушкой Велес не миловал.
Враз услыхивал отрок на том берегу
Голос слабый со горькими стонами.
Поглядел и узрил он старинушку,
Старину-та калику перехожия.
Ухватилась немощь за ракитов куст,
Тонет в речке тихой Лебединке,
Тонет в реченьке на быстриночке
И зовет его слабым голосом:
«Ой ты, молодец добрый Политушка,
Ой, спаси мою душу безвинныя,
Поддержи над водою светлыя
Да снеси до крутого бережка!»
А убогий Полита и встать не мог
Все ползком по земле продвигаючись.
А и глас свой подать он не в силушке,
С изначалу немым уродившиись.
А калика та перехожия
Уж не может держать за ракитов куст
А и дед водяной ту старинушку
Во омут тащит да побулькивает…
Гусли звенели смятенно, голоса песенников источали боль человеческую, переговаривались. Громкий аккорд предшествовал следующему куплету:
Закипело тут сердце у отрока,
На чужую беду ту глядючи.
Мыслит: «Сам потону, а и сгинуть не дам
Той старинушке сирыя, слабый!»
Поднатужился отрок и в речку пал.
И почуял Полита Буслава сын,
Што он резво плывет, далеко плывет,
Будто утица серая легкия.
Чует, силушка в нем молодецкая
И доселе им не испытанная.
Как подплыл он к калике перехожия,
Поддержал над водою старинушку,
Да как выплыл со речки быстрый
Как на сух бережок-та муравистый.
И тут речет старинушка сирыя,
А и вторит ей небо синее,
И леса, и поля земли Русския:
«Исполать тебе, добрый молодец!
Да за душу твою широкую!
Так пускай с сего часу светлого
Станет сила твоя по душе твоей.
Ибо есть она во сто благостей
И на добры дела обозначена!»
Струны рокотали все быстрее и быстрее. Звуки расширили пространство и, казалось, заполнили весь мир!
У костра давно уже собралась толпа ратников. Тишина стояла такая, что было слышно, как в бездонном небе шептались морозные звезды… А песня-былина летела себе, и не было ей преград…
И исчезла старинушка сирыя.
Вдруг почуял Полита силушку,
Да такую, што стать расправилась,
А головушка закружилася,
И Полита десницей да о дуб хватил:
Загремела земля тут матушка:
Пригибалась трава муравая;
Возбурлилась речка Лебединка;
Пал на землю дуб трехсотлетния,
Што корнями врос до среды земли!
Как расправил тут плечи Политушка,
Зашагал прямо к батюшке в займище.
Он склонил свою буйну голову
Да и речет ему тихим голосом:
«Здравствуй, батюшка да старинушка.
Ты примай меня, сына родного.
Дай в десницу мою могутную
Той сохи кленовой рогалики.
Не желаю быть захребетником,
А желаю быть вам помощником!»
Закачалися боры стоячие,
Расплескались озера светлые,
Разбежалися волки лютыя.
Разлетелись по небу вороны.
На колени пал родный батюшка.
Убежала кобылка соловая!
Молвил батюшка да старинушка
Слабым голосом со смирением:
«Гой еси да ты, добрый молодец.
Да какого ты званья да отчества?
Да и коей земли заморския?
Да какого народа великия?»
«А я есмь земли Святорусския,—
Отвечал ему сын неузнанный,—
А по имени я Полита есмь,
А по отчеству сын Буславич-та».
Прижимал ко груди его белыя
Черный смерд Буслав, сына узнавши.
Прибегала тут его матушка,
Што дитя свое да кровиночку
Во обличьи узрит даже в волчиим.
Оливала она слезьми светлыми
Да милое чело свово отпрыска,
Пирогами его да потчивала
И просила Политу-кровиночку
Сим держать ответ по-ученому:
Што он думушкой да замысливает,
На какое дело нацелился?..
Мерно переговаривались струны, тихо текла беседа между сказителем и его поводырем, и слушали ратники голоса былинные:
И ответствовал тут Политушка
Своим батюшке а и с матушкой:
«Не хочу я быть захребетником,
Для заботы плечо молодецкое,
Вам во старости я опорою,
А во горести вам отрадою…»
Но вот заговорила мудрость, отмеченная светом прожитых лет. Богатыри русские — защитники родной земли — с интересом прислушивались к ответу старых родителей сыну своему…
А и сказывали тут родители,
А и батюшка с родной матушкой:
«Дал Перун тебе стать могутную,
Силу сильную, богатырскую!
А плечо твое молодецкое
Для опоры не нам, а Святой Руси!
Ибо горесть земли Святорусския
В тыщу горестей против нашия.
Мы родной земле, чать, не пасынки —
Кровь от крови ее, плоть от плотии!
Если горе падет в землю Русскую,
Нам горючей всего жить на светушке.
Ну, а радость на Русь —
Нам в сто радостей.
А и слава ее —
Пусть потомкам в век!
И жила бы Русь песней светлою.
Да враги ее заколдобили:
Жжет поля земли Святорусския
Змей Горынович — внук Кагановый.
Он отцов мертвит, да их жен вдовит,
Сиротит слабых детушек малыих.
Ополчи ты десницу могутную
Да на злого Змея поганого.
Коль с победой придешь — слава воину!
Коли в битве падешь — память вечная!»