— Покажите мне эту дрянь, пожалуйста, — Ленин протянул руку.
На ладони его оказалась злосчастная пуля. Он слегка подбросил ее, как бы взвешивая.
— И только-то! Стоило из-за такой мелочи подымать шум на всю Россию, — Ильич посмотрел на Розанова. — И на всю Германию, — он перевел взгляд на Борхардта.
— Как вы себя чувствуете, Владимир Ильич? — спросил Розанов. — Не больно? Скоро начнет отходить заморозка.
— Я чувствую себя, как бы вам сказать? Хорошо, совсем хорошо, прекрасно даже, но неловко. Стольким людям причинил уйму хлопот! И все из-за какой-то дурацкой железки. Верно сказано — пуля дура…
И вдруг без всякого перехода задал вопрос, относящийся непосредственно к Розанову:
— Сколько я здесь пробуду, товарищ Розанов? Вы обещали отпустить меня быстро.
— Я так не говорил, Владимир Ильич, вы неверно меня поняли.
— Ну а все-таки? — настаивал Ленин.
— Прежде всего, мы отправим вас в палату, Владимир Ильич. Там и поговорим обо всем.
На носилках Ильича перенесли на второй этаж, поместили в отдельной палате. Это была маленькая угловая комната. Железная койка, тумбочка, два стула.
Когда все ушли и остался только Розанов, Ленин сразу же заговорил о том, что его волновало в эту минуту:
— Больница перегружена, товарищ Розанов, а вы мне такие апартаменты выделили.
— Не так уже и перегружена, Владимир Ильич. Нормально…
— Нормально? Больные лежат в коридорах, я же видел. Нет, нет, нет, товарищ Розанов, меня не надо вводить в заблуждение. И потом, я уже сказал вам — работы вот столько! — он провел рукой по белому бинту на шее, и острая боль отразилась на его лице.
Розанов заметил это:
— Вот видите! Отдохните после операции, Владимир Ильич. Сейчас вам сделают еще один укол, и поспите. Чем больше будете спать, тем лучше.
Поздно вечером профессор снова сидел возле койки Владимира Ильича.
— А вы мне нравитесь, — сказал Розанов после осмотра Ленина.
— И мне тоже! — поддержал пришедший к Ильичу главный врач больницы Соколов. — Температура нормальная, пульс приличный, давление налаживается.
Ленин удовлетворенно заметил:
— Раз мы друг другу так нравимся, значит, договоримся!
— Что вы имеете в виду, Владимир Ильич? — спросил Розанов.
— Очень простую вещь, товарищ Розанов. Я ваше указание выполнил? Выполнил! Выспался так, как давно уже не высыпался. Обещаю вам и ночь провести хорошо, но при одном условии. Непременном.
— При каком же, Владимир Ильич?
— Завтра будем думать о разгрузке больницы. У меня созрел целый план. Начнем, конечно, с этой палаты. И именно завтра. Вы меня поняли, товарищ Розанов? И вы, товарищ Соколов?
Оба вынуждены были ответить, что поняли.
— Ну, я же знал, мы обязательно договоримся! — воскликнул Ильич.
На следующий день, 24 апреля, после перевязки Ленин уехал домой. Его опять сопровождал Розанов.
По дороге Ленин долго молчал, о чем-то сосредоточенно думая, и только в самом конце пути повторил вчерашнюю фразу:
— Целый план, товарищ Розанов, целый план! С этой Солдатенковской больницей надо что-то делать.