Малыши суетились, пытались забраться к матери на спину, другие совались под крылья, под грудь, долго копошились там, снова выбирались на свет из своего теплого убежища, и только один незадачливый цыпленок все никак не мог решиться нырнуть в распушенные перья своей мамаши.
Он ходил вокруг, жалобно попискивал и совсем не знал, что ему делать. Наверное, от рождения этот цыпленок был или недостаточно сообразительным, или слишком самостоятельным, и матери пришлось преподать ему первый в его жизни урок. Курица осторожно, чтобы не наступить лапой на других цыплят, забравшихся под нее, повернулась в сторону писклявого малыша и клювом тихонечко стала подпихивать его себе под грудь.
Цыпленок наконец нашел дорогу в теплое убежище, заглянул туда, но почему-то не стал забираться дальше: то ли ему не понравилось рядом с братишками и сестренками, то ли он просто не знал, как пробраться среди распушенных перьев. Малыш попятился было назад, но курица снова подтолкнула его клювом и сама запрятала неугомонного цыпленка к себе под крыло.
Теперь все цыплята отдыхали, зарывшись в перья матери. Но вот отдых окончился, курица не спеша поднялась, осторожно переступила через птенцов, отошла в сторону, отряхнула перья и сделала первый неширокий шажок к блюдечку с рубленым яйцом.
Малыши несколько секунд оставались одни, затем беспокойно завертели головками, но мать тут же тихо позвала их, как звала глухарят глухарка-мать. «Кво-кво-кво…» — и цыплята один за другим побежали к наседке.
Снова они оказались рядом с матерью, снова засуетились, стараясь забраться к ней под крылья. Но не тут-то было — время отдыха окончилось, сейчас надо пообедать, и курица сделала еще один шаг в сторону.
Наконец блюдечко рядом. Наседка несколько раз ударила клювом по дну, будто собиралась подобрать лакомые крошки. Цыплята посмотрели на нее, на блюдце, видимо, узнали знакомые желтые крошки и живо засуетились вокруг обеденного стола.
Обед окончен. Теперь предстоял небольшой отдых, а потом новая прогулка, поиски пищи и первые знакомства с окружающим миром.
Вот курица отыскала на земле рассыпанные крошки хлеба, заквохтала, цыплята поспешили за ней, завертелись на месте, не находя знакомого блюдца, но мать снова раз за разом коротко ударила клювом по земле, снова подала призывный сигнал и погребла лапами землю. Малыши заинтересовались, заметили у курицы на клюве налипшие крошки хлеба и наперебой кинулись склевывать их с маминого клюва.
Тогда наседка снова опустила клюв к земле, медленно поклевала, следом за ней опустили вниз свои крошечные носики и цыплята и, как первоклассники, которых взрослые учат правильно выводить в тетрадке буквы, взяв руку ребенка в свою руку, принялись вместе с матерью подбирать с земли пищу.
Итак, за один день крошечные цыплята освоили сразу несколько уроков. Они научились прятаться под мать, научились следовать за ней по двору, не терять ее из виду и даже научились подбирать пищу с земли.
Казалось, на этом занятия первого дня можно было бы и закончить. Но нет, малыши еще не усвоили самой главной науки, не научились быть самостоятельными до конца — ведь и крошки хлеба, и рубленое яйцо им приготовили люди. А как быть, если люди вдруг забудут приготовить для них пищу, — и наседка после очередного отдыха повела своих цыплят к большой мусорной куче.
Курица разрывала верхний слой земли около мусорной кучи, чтобы там, поглубже, отыскать какое-нибудь лакомство, — ведь не всегда же угощение лежит на виду. Она разгребала землю, отступала назад, звала к себе цыплят, поклевывала в вырытой ямке, цыплята суетились вокруг. Так продолжалось недолго — и вот уже один, другой цыпленок самостоятельно высматривают что-то в земле, стараясь подражать матери.
Наутро я опять увидел счастливое семейство. Цыплята будто повзрослели. Они помнили вчерашние уроки, торопились к матери по первому ее призыву, при каждом сигнале тревоги быстро прятались у нее под крыльями и с интересом рассматривали все, что попадалось им на глаза.
Цыплятам не придется жить в лесу, не придется затаиваться в случае опасности, прижиматься к земле. Да к тому же их мать-курица не умеет летать и ей, как глухарке или тетерке, не отвести в сторону от затаившихся цыплят врага. Поэтому по сигналу тревоги малыши не разбегались по углам, а, наоборот, собирались под матерью и чувствовали себя здесь, по-видимому, в полной безопасности.
Да разве мать даст обидеть их, разве позволит ястребу наброситься на своих птенцов. Если хищная птица обнаглеет и появится здесь, на дворе, то наседка тут же примет бой, и еще неизвестно, кто победит… Но до такого боя дело обычно не доходит. Стоит курице громко закричать, как на крыльцо сейчас же выйдет человек с палкой в руках. А уж какой ястреб осмелится напасть на цыплят, если их защищает человек…
Это там, в лесу лесным цыплятам надо разбегаться в разные стороны и затаиваться, когда появится враг. Если враг будет совсем близко, глухарка поднимется на крыло, притворится больной, очень медленно полетит в сторону, уводя врага от затаившихся малышей. Мать обязательно обманет, отведет хищника, а потом вернется обратно и отыщет своих глухарят. Это там, в лесу, а не на птичьем дворе…
Обучение опасности было главной лесной наукой. Знать сигнал тревоги, который подает мать, уметь быстро спрятаться, затаиться или глубоко нырнуть и тихо вынырнуть только в зарослях травы — эти знания приходили к рябчикам, тетеревятам, глухарятам и утятам в первый же день жизни.
Но кроме этого главного предмета, диким утятам и цыплятам приходилось изучать и другие школьные дисциплины. Они учились отыскивать пищу, учились запоминать во время прогулок такие места, где пищи было больше, внимательно поглядывали за матерью и так же, как маленькие домашние цыплята, торопились к ней, чтобы узнать, какое еще лакомство отыскала утка, глухарка, тетерка или курочка-рябчик.
Малыши старались во всем подражать матери, как подражали наседке маленькие цыплята, разрывая еще неумелыми крошечными лапками мусорную кучу. Закон подражания родителям был главным законом в любой школе.
Конечно, мать-медведица никогда не рассуждала, как лучше воспитывать медвежат, но зато она хорошо знала лес, знала каждую тропку, а то и каждый пень возле лесной тропы и с утра пораньше отправлялась вместе с малышами в поход по тайге.
Медвежья семья обходила поляны, старые вырубки, заглядывала к муравейникам, посещала ягодные болота, и всюду мать находила пищу, но эту пищу она находила только для себя.
Медвежата неслись следом, забегали вперед, старались отнять у матери лакомство, но медведица недовольно ворчала и строго посматривала на своих неугомонных малышей. И те сразу же успокаивались, начинали внимательно следить, какой корень и где именно отыщет мать, какой пень начнет ворошить, и тут же находили себе точно такой же пень и, разбрасывая когтями гнилушки, выискивали среди них личинки насекомых.
Закон подражания был основой воспитания и маленьких медвежат…
Медвежья школа уже начала в тайге свои занятия. Мне очень хотелось поближе познакомиться и с педагогом и с учениками этого интересного учебного заведения, и теперь я жил в небольшой деревушке на краю леса и ждал хорошей дороги в лес.
Дорога в лес была пока очень тяжелой. В лесу под елками еще лежал снег, болота затопила весенняя вода, и пробираться туда, где уже начались занятия медвежьей школы, сейчас можно было разве только на лодке. Но такой лодки, которая выручила бы меня на вспухших от воды весенних болотах и не слишком обременяла бы в пути по еловым островам, где все еще прел снег, остававшийся с зимы, увы, не было, и мне приходилось только ждать.
Мой рюкзак был давно уложен, со дня на день я собирался тронуться в путь, а пока было время, внимательно присматривался еще к одной замечательной школе животных — к школе будущих четвероногих охотников…
Щенков давно разобрали, разнесли по разным домам и будущие помощники человека готовились теперь пройти высшие курсы своего образования на охотничьих тропах рядом с людьми, а пока они учились быть верными хозяину, учились следовать за ним по пятам и подходить к нему по первому сигналу.