Уже с раннего средневековья распространялись водяные, а позднее (с XII в.) и ветряные мельницы[7]. Строительство водяных мельниц стало заметным явлением уже в IX в., а начиная с X и по XIII в. темп его все время нарастает.

Очевидно, что использование неживых сил возможно лишь при условии механизации некоторых приемов в процессе труда. Монотонные тяжелые операции, более всего нуждающиеся в механизации, легче всего поддаются ей. Путь к механизации многих ручных операций открыли два важных изобретения, относящихся к этому времени. Первое — это кривошип — изобретение «второе по важности после колеса», как пишет Л. Уайт [170, 17]. Значение его трудно переоценить, так как это приспособление позволяет преобразовывать вращательное движение в возвратно-поступательное, и наоборот. Это изобретение, неизвестное грекам и римлянам, появляется, даже в примитивной форме, только после эпохи переселения народов. Впервые — в ручных мельницах, затем во вращающихся жерновах, точильных камнях. В средние века он затем применялся в разнообразных машинах. Другое изобретение — маховик, тяжелое маховое колесо, позволяющее выравнивать неравномерное усилие двигателя, придавая равномерность вращению.

Благодаря этим изобретениям оказалось возможным заставить воду работать не только в обычных мельницах, где мелют зерно, но и приводить в движение различные машины: механические решета для просеивания муки, молоты в кузницах, машины в сукновальнях и сыромятнях. К началу XII в. такие машины получили широкое распространение[8].

В XII в. Европа вступает в новую фазу технико-экономического развития, которая ознаменована начинающейся урбанизацией. Можно видеть, как и на этом этапе различные стороны хозяйственной жизни взаимно поддерживают и стимулируют друг друга. Например, развитие овцеводства, очень выгодное и для земледелия в северных районах Европы, так как обеспечивает прекрасное удобрение, способствует распространению сукноделия. Расширение сукновального производства в городах (впрочем, как и бочарного, кожевенного и др.), а также избыточное производство сельскохозяйственных продуктов требуют развитой торговли, тормозом к развитию которой были как известная замкнутость отдельных хозяйств, так и, в еще больше степени, монетный голод. Удовлетворить эту потребность могло усиленное развитие горного дела, разработка серебряных рудников. Горное дело еще раньше начало развиваться, подталкиваемое острой нуждой Европы в железе. Таким образом, разработка железорудных местоположений ради увеличения выплавки стали (что, кстати, было бы невозможно без использования силы воды) косвенно, через усовершенствование горного дела, влияет и на развитие торговли, противостоящей хозяйственной раздробленности.

Эти примеры рациональной организации хозяйственной деятельности важны здесь даже не сами по себе. Всякое хозяйство, традиционно воспроизводящееся, может быть, еще в большей степени предполагает взаимосогласованность своих частей. Нам важно здесь подчеркнуть именно тенденцию к усовершенствованию, которая и собирает отовсюду технические новшества, и распространяет, стимулирует их открытие, а на их основе вновь и вновь переупорядочивает соответствующие части хозяйства. Это процесс нарастающий, таков он и в наше время. А начинается он в средние века, когда впервые появляется эта тенденция.

Отметим и другую сторону дела. Начиная с раннего средневековья рациональные способы хозяйствования, новые изобретения скорее всего пробивают себе дорогу в монастырях. Монашеские общины зачастую первыми осуществляют те хозяйственные реформы, о которых мы говорили.

Именно здесь наиболее широко распространяются приспособления, позволяющие использовать силу воды и ветра. В описании цистерцианского аббатства Клерво, относящемся к XII в., рассказывается о различных приспособлениях, мукомольных, валяльных, кузнечных и др., заставляющих воду, текущую через аббатство, выполнять разнообразные работы. Как пишет восхищенный автор, она «варит, просеивает, вращает, молотит, орошает, моет, мелет, разминает, повинуясь без сопротивления»[9]. Хотя, как пишет А. Я. Гуревич, многие виды ремесленного труда, в том числе ткачество, сукноделие, сапожное дело, крашение, мельничное ремесло, кузнечное дело и хлебопечение, считались недопустимыми для духовенства [24, 271]. И тем не менее, будучи запретными для белого духовенства, они, безусловно, входили в обязанности монахов в обителях. Неудивительно поэтому, что, например, цистерцианцы сыграли важную роль в распространении в средневековой Европе железообрабатывающей технологии. Они имели множество кузниц, и уже в XII в. на одной из них, в Фонтене, был установлен приводимый в действие водой молот. Велика их роль и в развитии других производств[10].

Монастыри, в ранний период — бенедиктинские, позднее — цистерцианские и др., вообще играли важную роль в жизни средневекового Запада, являясь единственными в то время хранителями античной образованности. Особенно это относится к раннему периоду. В течение ряда столетий бенедиктинские монахи были наиболее образованными людьми своего общества. Образование, воспитывающее ум человека для свободного рассмотрения вещей, вместе с тенденцией рационализации труда, создают питательную среду для технологизации. «Такие аббатства, — пишет Л. Уайт в статье “Средневековая инженерия и социология знания”, — очевидно, были идеальными ретортами, где инженерия сплавлялась с традиционно значимыми видами образования, постепенно повышая социальный статус инженеров и сообщая новый импульс технологии» [170, 320—321].

Монашеская технологическая традиция находит свое самое яркое выражение в сочинении «О различных искусствах», написанном в 1122—1123 гг. немецким монахом-бенедиктинцем Теофилом [88] (см. также: [116]). Это свод знаний и умений, полезных для украшения церкви и изготовления церковной утвари, таких, как эмалировка чаш, роспись храма, создание органных труб, отливка больших колоколов. Теофил сообщает о новом и более дешевом способе изготовления стекла, впервые описывает лужение железа способом погружения, рассказывает о разных механических приспособлениях. Само сочинение и три предисловия к разным его разделам свидетельствуют, что Теофил был не просто искусным ремесленником, но вполне образованным человеком: он хорошо владел латынью, был сведущ в Писании, знаком с современными ему теологическими проблемами. По словам Л. Уайта, «в своем лице Теофил упраздняет греко-римскую дихотомию рук и головы» [170, 323].

В результате повышается социальный статус инженерии, механических искусств. Последние входят в классификации знаний, составленные в XII—XIII вв.; например, классификация, которую дает Гуго Сен-Викторский (ум. 1141 г.) в своей работе «Руководство для обучения чтению» (Didascalicon de studio legendi [106]), содержит в разделе механики семь искусств, в том числе изготовление одежды, оружия, навигацию, сельское хозяйство и др. Последующие классификации также обычно включают механические искусства.

Этот дух уважительного отношения к физическому труду, к деятельности изобретателей и инженеров, облегчающих человеческий труд, а вместе с тем и вообще дух изобретательности и предприимчивости постепенно выходит за стены монастырей и проникает в светскую жизнь; его основным носителем становится слой городских ремесленников.

Характерно, что дух предприимчивости, изобретательности, стремление заимствовать технические усовершенствования, где бы последние ни появились, единодушно констатируемые историками средневековой техники, почти не осознавались самими современниками технологической революции. Это объясняется психологической неприязнью средневекового человека к самому факту инновации, к любого рода переменам (ср.: [24, 135 и сл.]).

Есть, однако, и примечательные исключения, свидетельствующие о рождении «ренессансного» сознания безграничных возможностей технического творчества, потенциальной бесконечности потока изобретений. Это и известное пророчество Роджера Бэкона о веке автомобилей, подводных лодок и самолетов. Это и вдохновенный гимн изобретательской деятельности, включенный в проповедь о покаянии, произнесенную 23 февраля 1306 г. доминиканцем братом Джиордано из Пизы в церкви св. Марии во Флоренции: «Не все искусства открыты; мы никогда не увидим конца их открытию. Всякий день может явить новое искусство… и они действительно открываются все время». В подтверждение он ссылается на изобретение очков: «Не прошло и 20 лет с тех пор, как было открыто искусство изготовления очков, которые помогают видеть и являются одной из лучших и полезнейших вещей в мире… Я сам видел человека, открывшего и практиковавшего это искусство, и говорил с ним» [140, 133].