— Это за вранье про Изабель.

Затем Джон решительным шагом направился к выходу и перестал думать о Ньюте.

Кто-то изо всех сил старается навредить ему. Джон не знал точно кто, но был уверен — сейчас этот мерзавец сидит где-нибудь и радуется, что так ловко удалось насолить Джону Уолкоту — оставить его без спиртного. Ягодная инфляция — дело рук этого злодея.

Он толкнул откидную створку двери и вышел на улицу, погруженную во мрак. Плоский диск луны рассеивал слабый свет над притихшим городом. В этом бледном, молочного оттенка сиянии прямо перед ним, словно маленькая комета, пролетел мячик для гольфа и врезался в брюхо стоявшей у коновязи лошади.

Он всмотрелся в темноту, откуда прилетел мячик.

Улица была пустынна. Дома и тени застыли как на зловещей картине.

Он прокричал в пустоту:

— Эй ты! Слушай, что я тебе скажу: мне не смешно!

Чем ближе время подходило к полудню, тем громче становился гул голосов во все увеличивающейся толпе. Изабель слышала, что сам Беллами Никлаус выйдет на крыльцо и объявит о прибытии рождественской елки — той, для украшения которой предназначались ягоды. Предполагалось, что это будет большая ель Дугласа, срубленная в окрестностях Санта-Барбары и доставленная сюда по железной дороге тихоокеанского побережья.

Разглядывая свежевыкрашенный дом с позолоченными фронтонами, рамами, отделанными темно-красным багетом, бледно-желтыми стенами и кирпичного оттенка крышей, Изабель не могла поверить, что перед ней — то самое ветхое строение, которое стояло на этом месте еще неделю назад.

Старый самшит, который без должного присмотра разросся в непроходимую чащу, был аккуратно подстрижен. По обеим сторонам дом был окружен рядами баобабов, сходящимися к парадной аллее. Казалось, клейкая листва и цветы, по форме напоминающие трубы, сливались в пестрый маскарад. Как все это удалось Беллами за одну ночь? Можно подумать, что тут потрудился… волшебник.

Над головами столпившихся людей возвышалась, привлекая внимание, Изабель. Серая стетсоновская шляпа. Это Джон. Хотя их разделяло некоторое расстояние, она различила на его лице следы бессонницы. Длинные волосы были зачесаны за уши, на подбородке — щетина. Их глаза встретились, но оба почти сразу отвели взгляд в сторону, почувствовав неизъяснимое смущение. Вчера он был близок к тому, чтобы поцеловать ее. Но она предпочла не заметить этого, так как боялась отдаться во власть той силе, которую заключал в себе его чувственный взгляд. Сделать этот шаг было бы просто. Но кто смог бы поручиться за последствия?

Внезапно послышалось сухое тарахтение, хрип клаксона, и с Главной улицы к дому подъехало невиданное доселе в Лимонеро авто. Толпа притихла. Изабель даже не слышала свистка, которым двенадцатичасовой поезд возвещает о своем Прибытии, а сюда уже въезжал пыльный черный «олдсмобиль», капот которого был украшен праздничным венком.

Выдаваясь вперед не меньше чем на десять футов, на крыше кабины лежала самая высокая рождественская елка, какую доводилось видеть Изабель. Голубоватые иголки пушистым мехом покрывали ее ветви.

— Автомобильная компания «Олдс мотор», модель «Керв дэш», — сказал мужчина рядом с Изабель.

Какой-то парень позади нее добавил:

— Видать, у Никлауса куры денег не клюют. Таких машин выпустили только двенадцать штук.

— Да что ты!

— Четыре и пять лошадиных сил, двигатель объемом девяносто пять и пять кубических сантиметров, расположен горизонтально под сиденьем.

— Клянусь, с такой мощью можно просто чудеса вытворять на дороге.

— Да-а. Одна такая красавица стоит шестьсот пятьдесят денежек.

На водительском месте сидел очень высокий и широкоплечий господин в белом дорожном комбинезоне. Человек подобного телосложения вполне мог сойти за боксера. Рядом с ним сидел точно такой же детина.

Толпа посторонилась, пропуская «олдсмобиль», который остановился у ворот. Водитель и его спутник вышли из автомобиля и важно прошествовали к парадному входу. Изабель встала на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее.

— Что ты обо всем этом думаешь? — Губы Джона были так близко, что слова щекотали ухо, и все тело ее наполнилось приятной истомой.

Повернувшись к нему лицом, она сказала:

— Что я могу думать? Ничего подобного я еще не видела. А ты?

— Мне это напоминает передвижной зверинец, который мы с братом ходили смотреть в детстве. Там было много всяких диковинных штук.

— Дверь открывается! — прокричал кто-то.

Изабель вытянула шею и увидела, как створка двери распахнулась внутрь и в проеме показался дородный господин. Его абсолютно седую голову покрывала шляпа в шотландскую клетку. Густые брови, пышные усы и борода сияли той же почтенной белизной. На полных щеках играл румянец.

На нем были узорчатые вязаные бриджи и полосатые гетры, которые провисали, несмотря на эластичные подвязки с пряжками, крепившие их к толстым коленям. На ногах — войлочные домашние тапочки. Он курил трубку и помахивал тонкой металлической тросточкой.

Ба!.. Да этот Беллами Никлаус похож на клоуна.

— А, черт, — пробурчал Джон. — Этот тип кидал в меня мячики.

— Что?

Джон не успел объяснить, потому что в этот момент Беллами заговорил.

— Я рад, друзья, что все вы пришли посмотреть на прибытие моей елочки, — сказал он, ухмыляясь. Затем, умильно сощурив глазки и обращаясь к двум гигантам, приехавшим на «олдсмобиле», он произнес: — Вы отлично справились, Юль и Тайд. Эта даже лучше, чем была у нас в прошлом году в Паго-Паго. Вы, конечно, не забыли эти колючие плоды — как бишь они?

— Ананасы, — подсказал Юль.

— Да, ананасы, — повторил за ним Тайд. Беллами обратил к толпе улыбающееся лицо:

— Надеюсь, все вы усердно собирали ягоды. — Он смотрел прямо на Изабель и Джона. Больше на Изабель.

Сердце ее екнуло, как будто она поднялась на самую вершину горы и упала оттуда на землю. Взгляд голубых скандинавских глаз проникал ей в душу и обжигал сердце. Она не смогла бы объяснить этого, но в тот момент ее охватили нежные, добрые чувства… У нее даже родилось непреодолимое желание рассказать ему про себя все-все.

Но по тому, как Беллами смотрел на нее, казалось, что ему и так известны все подробности ее жизни: что ей никогда по-настоящему не нравились розовые ленты, подаренные ей на Рождество в возрасте семи лет, — она хотела алые, как у Кейт; и что она солгала матери про якобы потерянную собачку из семейства фарфоровых мопсов, тогда как на самом деле фигурка разбилась, когда Изабель, нарушив родительский запрет, выносила весь набор на улицу; или тот случай, когда Изабель «взяла поиграть» (но она же потом вернула!) у Мейбл Элен Литлфилд куклу с настоящими вьющимися волосами и почти живыми стеклянными глазами, потому что та кукла, которую ей подарили на Рождество, была тряпичной, с волосами из ниток и глазами-пуговицами.

На Изабель накатило вдруг сознание вины. Она почувствовала, что ей необходимо попросить прощения… у Беллами Никлауса.

Затем взгляд Беллами обратился на Джона, и она заметила, как тот напрягся… Они долго смотрели друг другу прямо в глаза. Наконец Джон не выдержал. Он выругался про себя, переступил с ноги на ногу, сунул руку в карман, вынул ее, снял шляпу, повертел ее в руках, помял тулью и снова надел.

Беллами вновь заговорил с толпой:

— Сегодня мы установим елку, а у мамочки найдутся разноцветные ленты, чтобы украсить ее. Кроме них в рождественскую ночь на елке будут висеть только гирлянды из ягод.

Волна одобрительных кивков и улыбок прокатилась по толпе.

— В эту ночь мы узнаем имя счастливчика, который станет победителем конкурса. У мамочки очень светлая голова в том, что касается цифр, она умеет быстро считать.

И вновь глаза Беллами на мгновение встретились с глазами Изабель, и ей показалось, что это произошло не случайно. Как будто он хотел передать взглядом какое-то послание, касающееся только ее. Этот взгляд говорил, что извиняться ни к чему. Он и так все понимает.

Юль и Тайд взяли по лопате и принялись копать яму посреди двора. Позади них стояли корзины с песком, предназначенным для закрепления дерева в вертикальном положении.