Солдат прочистил горло, обдумывая свою следующую фразу, внезапно обнаружив, что пол стал очень интересным.

- Ты, наверное, не помнишь, но я был той ночью на тренировочном дворе сенатора. Я лишь хочу сказать, что могу быть еще и хорошим слушателем.

Она продолжала молчать, неуверенная, как поступить. Прежде чем момент стал слишком неуклюжим, Шрам кивнул, забрал ложку и миску и направился к двери.

- Я принесу хлеба и воды немного позже. Попытайся растянуть их на более долгий срок. Я вернусь только завтра, но целитель или его ученик зайдут в полдень. Теперь я пойду... если ты не хочешь, чтобы я остался?

Вопрос удивил гладиатора. Ему не было никакой необходимости оставаться; она никуда не денется. После того, как она делила почти каждый миг своего дня с рабами, слугами, хозяевами и охранниками, постоянно начеку защищая себя от прикосновений, жестокого обращения, насилия или убийства, она берегла редкие моменты одиночества. Но после вчерашнего вечера... гладиатор кивнула, привычно отодвигаясь, чтобы прислониться к дальней стене. Стой слишком близко к охраннику, и у него может возникнуть неправильная идея.

Солдат остался около двери. Минуты прошли в тишине. Не такой, как на внутреннем дворе. Неуклюжие пустые минуты. В маленькой камере не на что было смотреть, нечего изучать кроме него. Его шрама. Интересно, как солдат его получил.

Другие могли бы посчитать прямой взгляд вызовом и побить ее за это. Он на мгновение отвел взгляд, чувствуя себя неудобно, а потом глубоко вздохнул.

- Это случилось в Афинах. Я не должен был быть там. Мой старик... – Солдат покачал головой, серьезно встречая ее взгляд. – Я просто хотел... быть частью чего-то. – Он фыркнул. – А она определенно была чем-то. Я даже не знал, как меч держать. В первом сражении кто-то дал мне его. Я чуть не умер. Но она... – Солдат вспыхнул, пожал плечами. – Это был первый раз, когда я увидел ее. Уверен, для нее это был только очередной противник, погибший от ее руки. Но она подарила мне один миг, один взгляд. “Старайся лучше”.

Габриель почти увидела это: молодой человек, растянувшийся на земле, его сейчас смягченное лицо разрезано до кости, он смаргивает кровь, чтобы посмотреть на своего спасителя. Поклонение блестело в его взгляде и тогда, и сейчас. Дракон предпочел бы умереть, чем подвести ее снова.

Он прочистил горло.

- Ну, хватит об этом. Я говорю как какой-то юнец... Эй, я говорил тебе, что у меня есть дети?

Солдат рассказывал одну историю за другой и, должно быть, было уже за полдень, когда он, наконец, встал, потянулся и закончил с усмешкой:

- Ты позволяешь мне слишком много говорить. Мэйкон!

Гладиатор стояла, пока тюремщик выпускал его и снова запирал дверь камеры.

Солдат показал пустую миску.

- Я вернусь завтра и принесу немного больше. Постарайся не влипать в неприятности, ладно?

Его просьба была искренней. Раб усмехнулась и кивнула, и Шрам пошел к лестнице, исчезнув из ее поля зрения.

Оставшееся время она тренировалась, пока слабый свет, проникающий из коридора, не блокировала фигура посетителя. Эфини ждала, пока тюремщик впустит ее и снова исчезнет в глубине коридора. Наконец, она вздохнула.

- С тех пор, как ты появилась здесь, ты только и делаешь, что создаешь мне дополнительную работу. Лейтенант Рамис задержал нас на полночи. – Она опустила свой мешочек целителя на пол и указала пальцем на гладиатора. – Покажи мне эту рану.

Леопард сделала каменное лицо и отмахнулась. Ученик не собиралась отступать.

- Послушай, у меня есть прямой приказ Завоевателя удостовериться в том, что ты в порядке. Она будет более чем рассержена, если ты не дашь мне выполнить мои обязанности. Давай просто покончим с этим побыстрее.

Раб сжала челюсть, снимая порванную тунику. Очистка царапины заняла немного времени. Гораздо дольше ученик проверяла прежние повреждения.

- Где ты научилась такому удару? Который использовала на лейтенанте Рамисе?

День, когда она научилась этому удару, она помнила с кристальной ясностью, как и того удивительного гладиатора, который учил ее. Ее наставника. Ее друга, которого неделей позже... Она пожала плечами, отводя взгляд.

Эфини поджала губы.

- Когда ты заболела, она приходила, чтобы навестить тебя. Завоеватель. Ты звала ее по имени. Никто не зовет ее по имени. Кто она для тебя? Кто ты для нее?

Раб постаралась не показать своего удивления. То, что она говорила в бреду, волновало ее; какие еще тайны она поведала этой женщине? Хуже того, она произносила это слово, которое ей запретили упоминать. Поэтому Завоеватель не посылала за ней?

В долгой тишине ученик вздохнула, убирая мази в мешочек.

- Попытайся держать солому и грязь подальше от царапины. Охрана!

Пока тюремщик шел, Леопард показала на мешочек целители и вниз по коридору на камеру другого заключенного. Эфини наклонила голову набок и нахмурилась. Раб снова показала на мешочек и на коридор. Женщина непонимающе покачала головой.

- Что? Тюремщик нуждается в целителе?

Другого шанса у нее не оказалось. Появился Мэйкон и отпер дверь камеры, выпуская ученика.

Расстроенная, она подавила желание ударить что-то кроме воздуха. Гладиатор возобновила тренировку с новой силой, повторяя сильные взмахи кулаками и ногами. Разминка скоро превратилась в град сердитых ударов по прутьям решетки, заставляя их резонировать со звоном, заполнившим все уголки сумрачной камеры.

Тяжелая дубинка ударила по двери, смывая ее ярость. Мэйкон появился у камеры.

- Прекрати это, милашка, или завтра твои гости будут стоять в коридоре.

Гладиатор с негодованием смотрела на него, пока тюремщик не ушел, а потом сползла по стене, утомленная и беспомощная.

Она должно быть задремала. Тихое “пс-с” разбудило ее. Раб неохотно подняла голову, уставшая от посетителей.

Служанка стояла у противоположной стены коридора, держась настолько далеко от камеры, насколько это было возможно. Она выглядела молодой, только подростком. Темные фингалы пурпуром выделялись под обоими глазами.

- Я... Я подумала, что тебе может понадобиться это. – Она кинула в камеру какое-то полотно. Леопард подняла его – коричневая туника – и бросила на девочку озадаченный взгляд. – Я слышала о том, что сделала. Я просто хотела отблагодарить тебя. – Под ее пустым взглядом, девочка с трудом подбирала слова. – Я – Орения. Лейтенант Рамис...

Раб подошла к решетке и протянула руку. Девочка еще сильнее прижалась к стене, явно напуганная, но постепенно решилась и подошла ближе, позволяя гладиатору коснуться ушибов на ее лице. Леопард подняла тунику, прижала ее к груди и хмуро кивнула. В темных глазах девочки мелькнуло удовлетворение.

Звук из глубины подземелья напомнил им о том, что они тут не одни. Испуганная девочка отскочила прочь и взлетела по лестнице.

Гладиатор посмотрела на тунику, пропустила грубую ткань между пальцами. Разорванная туника была переведена в разряд тряпки. Смочив край полотна драгоценной водой, она вымылась, насколько это было возможно – импровизированный ритуал, чтобы сделать себя достойной подарка.

Новый звук из коридора. Гладиатор быстро закончила омовение и натянула тунику через голову, потом подошла к двери и прислушалась. Она услышала это снова, слабый стон из-за прочной двери.

Раб щелкнула ногтем по прутьям камеры. Звук получился слабым, возможно слишком слабым. Прошло долгое время, прежде чем она снова услышала слабый стон. Гладиатор ударила суставами пальцев по решетке так громко, как смела, чтобы не привлечь внимания тюремщика.

На сей раз, раздался слабый звон металла по камню. Она ответила стуком. Два металлических дзинька. Она дважды ударила по решетке, повторяя звук. Ей нечего было предложить, но ее ответ давал слабое утешение тем, что заключенный не одинок. Это знание могло быть спасительным, когда ты отрезан от мира.

В конечном счете, шумы прекратились. Леопард напрягала слух, ожидая, что звуки возвратятся, и уже вторую ночь она спала, прижавшись к решетке камеры.