ГЛАВА XIII Трагический апофеоз (1188–1190)
Решение Фридриха Барбароссы на «Христовом собрании» открывало папству и всем тем, кто в курии или вообще на Западе был обеспокоен ситуацией в святой земле, путь к осуществлению надежды, уже много лет казавшейся несбыточной. Это было завершением долгих дипломатических усилий святого престола, которые, пожалуй, сначала, были направлены больше на Францию Капетингов и на Англию Плантагенетов. Но Александр III после переговоров в Венеции думал о том, чтобы крестовый поход возглавил Штауфен; вслед за ним Луций III не побоялся высказать эту мысль официально. Патриарх Иерусалима и магистры военных орденов присутствовали в Вероне, где попросили императора включиться в их дело. Фридрих пообещал активно им заняться.
Начиная с этого момента мысль эта его уже не покидала, тогда как сердце его билось учащеннее одновременно от желания всемерно способствовать этому исключительному предприятию и от радостного предвкушения еще большего возвеличивания своего авторитета. Но из осторожности он отбросил мысль о том, что по поводу этого похода можно поторговаться со святым престолом или что ему придется ради отправки на Восток поступиться своими интересами в итальянских делах. Поэтому Фридрих занял выжидательную позицию. Когда Григорий VIII, а потом Климент III обнаружили свою готовность к согласию, не скрывая, что глазную их озабоченность вызывает святая земля, он публично объявил о своем решении участвовать в походе.
Это решение было очень кстати ввиду крайне тяжелой ситуации. После неудачного завершения экспедиции Конрада III и Людовика VII в 1148 году латинские государства на Востоке (Иерусалимское королевство, Антиохийское княжество, графство Триполи) постоянно находились в опасности несмотря на усилия неутомимого короля Амори (умершего в 1174 году). Трудности были внутреннего порядка, так как соперничество кланов, семейств, гражданских руководителей и магистров духовно-рыцарских орденов могло в любой момент привести к параличу руководства. Но внешняя опасность была еще серьезней. Зная, что на Византию рассчитывать не приходится, франки (так их называли) должны были противостоять исламу, который в соседних с Сирией регионах вновь набрал силу при турецком владычестве. На востоке атабек Нур-ад-дин был властелином Мосула, Алеппо, Хамы, Хомса и Дамаска; он владел всеми западными областями Багдадского халифата. На юге, в Египте, визирь Салах-ад-дин Юсуф, известный в истории под именем Саладина, в 1171 году отказался допустить к власти преемника только что умершего фатимидского халифа Каира и перевел страну в подчинение халифату Аббасидов, то есть фактически Турции. В этот именно момент в ответ на призыв Амори Генрих Лев возглавил крестовый поход, который был встречен на Востоке с большим энтузиазмом, но не смог удержать наступление неприятеля. К тому же, после смерти Нур- ад-дина в 1174 году Саладин решил перевести все эти территории под начало одного лица. Таким образом, он взял латинские государства в клещи в тот самый час, когда умирал Амори, оставляя наследником тринадцатилетнего ребенка Бодуэна IV, к тому же больного проказой, вокруг которого начинали завязываться тысячи интриг.
В течение нескольких лет Саладин старался прибрать к рукам владения Нур-ад-дина, некоторые из которых у него оспаривались. В конце концов ему удалось занять все бывшее графство Эдессу (на северо-востоке Сирии) и западные области Антиохийского княжества до Оронта, завладеть мощными замками Арк, откуда он угрожал Триполи, и Банияс, откуда можно было выйти к Иордану или к Тиру. Какое-то время он довольствовался отдельными стычками и рейдами против франков, в 1179 году в районе Тира, в 1182 году в районе Назарета и Тивериады, в 1183–1184 годах на севере от Самарии и на юго-востоке от Галилеи. Это была прелюдия к решающему сражению, которое Саладин надеялся выиграть и случай для которого ему представили распри, вспыхнувшие при Иерусалимском дворе в связи с частой сменой королей на троне, так и оставшемся без прямого наследника после смерти Бодуэна V (1186 год), племянника прокаженного короля, который сам умер годом раньше, и безрассудства великого магистра ордена Храмовников (тамплиеров). Весной 1187 года он бросил все свои силы на Палестину.
Решающее сражение состоялось 4 июля на равнине Хаттин, на северо-запад от города Тивериады. Для латинян это был полный разгром, король Иерусалима был взят в плен, как и самые именитые бароны королевства. 10 июля капитулировала Акра. Вскоре пали Назарет, Цезарея, Наблус, Сидон, Бейрут. В сентябре прибывшие с юга турецкие войска взяли Аскалон, Рамлу, Газу, Хеврон. 17 сентября Саладин прибыл под стены Иерусалима, а 2 октября взял его. В последующие недели наступление было направлено против графства Триполи и княжества Антиохийского, так что весной 1188 года, в тот момент, когда Фридрих принимал крест, держались только Тир, Триполи и Антиохия. Повсюду, кроме этих городов, властелином был Саладин.
Таким образом, можно понять, насколько была необходима новая экспедиция с Запада. По правде говоря, известие о падении Иерусалима всех ошеломило. Стало ясно, что необходимы срочные и чрезвычайные меры. Пока папа и легаты мирили Филиппа Августа и Генриха II Плантагенета, чтобы убедить их организовать общий крестовый поход, причем окончание этих хлопот затянулось из-за кончины английского монарха 4 июля 1189 года, Фридрих принял решение и пригласил немецких принцев к участию в этом предприятии.
Действуя таким образом, он следовал прежде всего — как в 1147 году, когда сопровождал своего дядю Конрада, — собственному религиозному убеждению, толкавшему его на это богоугодное и героическое деяние на благо христианства, на освобождение тех мест, где жил Христос и куда нужно было дать верующим возможность свободно отправляться в паломничество. Тем самым он выполнял свои обязательства христианнейшего принца, и ему власть дана была Богом как первому лицу в государстве, чтобы служить делу христианства, а в данном конкретном случае — чтобы взять на себя командование. Но в то же время он чувствовал, догадывался, что собирается осуществить исключительно важное задание, участвовать в деле, выходящем за рамки политических и человеческих масштабов, которое благодаря своему идеалу и мистике чудесным образом прославит императорский авторитет, придав империи и императору их истинное величие, стоящее над политикой и над людьми.
Император-освободитель Иерусалима, весь Запад, собравшийся вокруг него в священном поклонении за его свершения, изумленный христианский мир, а на землях империи — все жители, принужденные к почитанию его, — вот мечта, которой мог предаваться Штауфен, когда, почти закончив осуществление своих планов в Германии и Италии, решил принять крест. Один из авторов хроники того времени, Арнольд из Любека, очень хорошо подметил: «Главой, вождем, — писал он, — был принц Фридрих, император Римлян, который ради прославления авторитета империи вовлек свою мощную армию в борьбу против врагов креста Христова, желая довести до полного конца эту битву, которую он вел ради Господа и ради мирской славы». В свою очередь, один из самых умных и внимательных историков крестового похода замечательно выразил этот задор высшего порядка: «Имперская власть вырастает из религиозной инвеституры через божественное избрание для борьбы с неверными. После апокалиптического призыва, обращенного к толпам, провала самозванных вождей или законных государей — наконец имперский мессианизм. Атмосфера апофеоза, где порой видны сияющие проблески немецких галлюцинаций» (Л. Альфандери).
Эта несколько сверхчеловеческая экзальтация, однако, не помешала Фридриху тщательно подготовить само предприятие. Пока он способствовал проповедованию похода в своих государствах, пока прощал разных принцев и князей, которые в предыдущие месяцы плели против него интриги, среди прочих — архиепископа Кельнского, епископа Утрехтского и графа Гельдрского, он торопил переговоры с Климентом III, чтобы выразить в конкретном документе достигнутое принципиальное согласие.
А папе нужно было сделать очень многое. Вновь обосновавшись в Риме, он должен был сначала договориться с римлянами. 31 мая 1188 года он заключил с ними соглашение, по которому сохранял коммунальные учреждения, взяв на себя содержание сенаторов и чиновников, но это соглашение утвердило его суверенитет в Вечном городе, а значит, и в коммуне, возвращавшей ему его привилегии. Он также не переставал заниматься подготовкой похода на Восток. Ему предстояло продолжить свое посредничество между Филиппом Августом и Генрихом II, помирить Геную и Пизу и добиться от Генуи помощи в отправке англо-французских крестоносцев морем. Все это затягивало урегулирование отношений с империей, может быть, еще и в связи со сложностями в решении территориальных проблем Центральной Италии.