- Возместила? - Ее лицо стало жестким. - Занимаясь с тобой сексом, ты имеешь в виду.

Коса отлетела назад. Ему пришлось обнять ее за талию, чтобы ухватить ее снова. Он медленно наматывал ее толстую косу себе на руку.

- Тот факт, что ты добровольно предлагаешь мне собственную кровь, волнует меня куда сильнее любой мести. Это означает, что ты доверяешь мне - готова ты это признать или нет.

Она ничего не ответила, но он услышал, как у нее перехватило дыхание. Его вторая рука скользнула вниз вдоль ее бедра - мягкого и нежного по сравнению с грубой шерстяной тканью ее брюк - и подтянула ее поближе к нему. Она оказалась между его ног, прижатой голенями к матрацу, ее грудь медленно отклонялась от его лица.

- Когда я, в первый раз ощутил себя в тебе, я понял, что твое желание, не уступает моему.

Она вздрогнула, вспоминая, как входили в нее его клыки.

- В первый? И последний.

- Нет, если я позабочусь об этом.

Он опустил руку ниже и перехватил ее под коленом, так что она почти уже лежала на его кровати.

- Я хочу тебя Марика. Я жажду оказаться в тебе.

Она, вывернулась и ухватилась рукой его за плечо - так что теперь он не мог опрокинуть ее, не потеряв равновесия.

- Сексуально или в качестве еды?

Он хихикнул.

- И так, и так.

Он отпустил ее волосы, чтобы перехватить вторую голень. Он прижал ее к себе плотнее, ощущая исходящие от нее импульсы.

- Если бы мне все-таки пришлось выбирать, я бы предпочел сексуально.

- О? - Ее низкий голос послал прилив энергии по всему телу, и сконцентрировавшейся в его паху. Он возбудился, о чем свидетельствовало нарастающее напряжение и уплотнение у него в брюках.

- Я могу достать кровь где угодно, но нет никого, с кем бы я ощущал себя так, как с тобой.

И тут он понял, что сказал слишком много. Что-то изменилось в ее глазах - их выражение стало мягче. Глубже.

Она опустилась к нему на колени - теплая нежная податливость супротив его упругости. Бишоп застонал от этой сладкой пытки.

Руки Марики порхали, расстегивая пуговицы на его рубашке, пока ее взору не предстал его обнаженный торс и плечи. Ее пальцы скользили по его груди вверх, к ключицам, чтобы обвиться руками вокруг его шеи.

- Что произойдет, если я укушу тебя? - Ее низкий голос походил на тихий рык.

В искусственном освещении блеснули ее клыки, и Бишоп вздрогнул.

Представив, как ее клыки вонзаются в его кожу, втягивая его сущность, как он упивался ею...

Ее рот скользил по его шее, слегка царапая, вызывая пульсирующую энергию в его чреслах.

- Не делай этого, - он чуть не задохнулся. - Марика, я не знаю, что произойдет.

Она подняла голову, пристально на него глядя. Она поняла его, и он видел это. Он не знал, что произойдет с нею, и никогда бы себе не простил, если бы его кровь обратила ее.

Ее руки скользнули вниз между их телами и остановились у него между ног. Она ласкала и сжимала его, пока цветные круги не начали расплываться у него перед глазами.

- Есть иной способ ощутить тебя на вкус, - пробормотала она, скатываясь на пол, чтобы встать на колени у его ног.

Он не пытался ее остановить. Он расстегивал пуговицы на брюках, сбросил их, чтобы освободить свою напряженную плоть. Откинувшись на руки, выставленные назад, он ждал, подавая таз немного вверх, ощущая прикосновения ее рук. И когда ее мягкие губы сомкнулись вокруг головки его восставшего естества, он запрокинул голову, позволяя стону наслаждения выплеснуться из его горла.

Ее рот был горячим и влажным, а язык подобен прикосновению бархата, когда она прикоснулась им. Осторожное прикосновение каждого зуба, особенно ее точеных клыков, проняло его дрожью до самого основания. Она водила губами по поверхности, поглаживала его языком, заглатывала и снова отпускала, пока у него не возникло ощущение, что он вот-вот утратит контроль.

Затем она оставила его, пульсирующим и влажным.

Бишоп приоткрыл отяжелевшие веки, чтобы увидеть, что она стоит перед ним. Она уже сняла ботинки и удаляла остальную одежду. Купаясь в золотистом свете. Ее глаза казались черными, ее губы алыми и влажными. Она сняла рубашку, оставаясь в полу-корсете. Он выталкивал вверх ее грудь - золотистые затененные холмы, в которых ему хотелось спрятать свое лицо. Черт, он готов был разгрызть эту шнуровку, чтобы по быстрее получить ее обнаженной.

Он тоже начал снимать одежду, наблюдая, как она плавно и последовательно обнажается. Она имела какое-то представление, как ее небольшое "шоу" воздействует на него? Если бы он был обычным человеком, то к настоящему моменту он уже давно растратил бы себя.

Слава Богу, что он не был обычным человеком, столкнувшись с этой неподражаемой женщиной.

Последним от чего она избавилась, был кожаный шнурок, стягивающий ее косу. Подняв руки, расплетая пальцами волосы, она подошла к нему, великолепной, абсолютно обнаженной. Локоны ее темных волос струились по ее плечам и груди. Нежные розовые соски вздымались на ее прекрасной груди, его взгляд спустился ниже к шелковистым завиткам, там, где сходились ее бедра.

- Богиня, - прошептал он, когда она присоединилась к нему. - Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Она не сводила с него глаз, в которых застыл вопрос, когда он опустил ее спиной на подушки. Он понимал, о чем она хотела спросить, так, словно она произнесла это вслух.

Прекраснее Элизабетт?

- Да.

Вырвался у него хриплый ответ, в то время, как его сознание сопротивлялось этому. Конфликт между разумом и чувствами опрокинул его, вызывая почти дикую сексуальную агрессию. Он не хотел, чтобы эта маленькая Дампир стала важнее Элизабетт, в то время, как люди подобные ей расправились с этой невинной женщиной. Но он не мог отрицать, что он реагировал на Марику, как никогда не реагировал на Элизабетт. Он не боялся причинить вред Марике. Ее сильные руки обнимали его, раскачиваясь с ним в такт. Ее объятия были теплыми и надежными.

Господи, помоги ему, но ему казалось, что Марика создана, специально для него.

Он сел между ее расставленными бедрами, потупив взор, не желая, чтобы она заметила эмоции бушующие в них. Его руки нырнули, раздвигая нежную плоть. Большие пальцы освободили проход - возбужденных лепестков - он склонился, и его язык коснулся напряженного соцветия, сокрытого внутри.

Она задохнулась, выгнувшись ему навстречу. Он крепко обхватил ее бедра и упивался ею. Его язык двигался неистово, распаляя ее, пока бессвязные стоны, близкие к рыданию изливались из ее горла.

Он хотел овладеть ею, как никто и никогда больше. Он хотел, чтобы она была столь же уязвима для него, каким был он по отношению к ней. Пусть любой другой после него окажется в проигрыше после сравнения.

Эта мысль вызвала неконтролируемый рык. Не будет, никого другого. Никого другого.

Он поддразнивал ее, нежно прикасаясь языком. Ее пальцы запутались в его волосах, обхватив его голову и побуждая его пойти глубже. Он погрузил два пальца в ее призывную влажность, изгибая их, пока не ощутил, что она откликнулась. Он нащупывал, пока не обнаружил место, от прикосновения к которому по ее телу прокатилась дрожь, и перехватило дыхание. Улыбаясь себе, Бишоп привел в унисон прикосновение языка с прикосновением пальцев, и был вознагражден сладостными всепоглощающими спазмами, поскольку Марика вскрикнув, погрузилась в оргазм.

В диком восторге Бишоп закинул ее ноги себе на плечи. Он вошел в нее резко одним толчком, погрузившись до самого основания. Она глубоко вдохнула, выгибаясь ему навстречу, принимая его. Он ощущал, что плоть, сжимающая его, все еще сокращается от пережитого ей наслаждения.

Он усадил ее себе на бедра, и подался вперед, открывая ее для себя еще больше. Одной рукой он придерживал ее, а другой поглаживал упругость, источника ее наслаждения, который все еще был плотным и чувствительным к его прикосновению.

- Никого другого, - прорычал он, пристально глядя ей в глаза. Она была податливой и влажной, упругой и исполненной неги. Он неистово погружался в нее. - Никого другого.