Крэг и его спутники возвратились, когда голубая звезда снова стала солнцем, а жара достигла такой температуры, при которой уже нельзя было ни ходить, ни работать. Они сделали круг в сотни миль, но не обнаружили никаких металлов.

– Когда придет осень, я хочу сходить в южном направлении, – сказал Крэг. – Возможно, там удастся что-нибудь найти.

В это лето колонистам не грозил голод, какой они испытали прошлым летом. Диета из мяса и высушенных растений была простой и грубой, но пищи хватало всем. Наступил разгар лета, и земля вновь была обожжена и безжизненна. Людям ничего не оставалось делать, кроме как устало сидеть в тени и стараться перенести жару, находя психологическое облегчение в том, что летнее солнцестояние уже прошло и оба солнца вновь начали мало-помалу клониться к югу, хотя до уменьшения жары еще должно было пройти много недель. Именно тогда совершенно случайно Лэйк обнаружил, что с движением солнц к южной части небосвода было что-то не в порядке. В тот день он возвращался с наблюдательного поста и внезапно осознал, что прошел ровно год с того момента, когда они возвращались по этой дороге в пещеры, а тело Беммона раскачивалось позади них на свисающей с ветви веревке. Даже время дня было то же самое; голубое солнце поднималось сзади него на востоке, а желтое солнце ярко светило ему в лицо, опускаясь к горизонту в западной части небосклона. Лэйк вспомнил, как желтое солнце напоминало ему тогда прицел в винтовке, помещенной в прорезь, образованную западными холмами. Но сейчас, ровно год спустя солнце не находилось в этой прорези. Оно находилось к северу от нее. Он посмотрел на восток, на голубое солнце. Ему показалось, что оно также находилось дальше к северу, хотя для проверки местоположения этого солнца у него не было никаких ориентиров.

Но в отношении желтого солнца не было никаких сомнений: оно уходило все дальше на юг, как ему и положено было делать в это время года, но уходило оно с опозданием. Единственное объяснение, которое Лэйк мог дать этому феномену, означало еще одну угрозу их выживанию; угрозу возможно большую, чем все остальные.

Желтое солнце полностью скрылось за холмами, и Лэйк отправился назад, к пещерам. Он разыскал Крэга и Андерса, единственных, кто мог хоть что-то знать о наклоне оси Рагнарока и рассказал им о том, что видел.

– Я составил календарь на основе тех данных, что дал мне Джон, – сказал Андерс. – Экспедиция Дунбара провела наблюдения и высчитала длину Рагнарокского года – я не думаю, что они могли ошибиться.

– Если они не ошиблись, – ответил Лэйк, – тогда мы, похоже, во что-то влипли.

Крэг пристально взглянул на него. – Подобно ледниковому периоду на Земле? – спросил он. Лэйк утвердительно кивнул, а Андерс произнес:

– Я не понимаю...

– Каждый год северный полюс делает наклон к солнцу, что приносит нам лето и отклоняется от него, что приносит нам зиму, – объяснил Лэйк. – Это вы, конечно, знаете. Но может существовать наклон оси и другого рода. На Земле он повторяется через тысячелетние промежутки. Наклоны оси, приносящие лето и зиму, продолжаются, как и прежде, но с течением столетий летний наклон в сторону солнца уменьшается, а зимнее отклонение от солнца возрастает. Северный полюс все дальше и дальше отклоняется от солнца, и с севера начинают спускаться ледники – наступает ледниковый период. Затем отклонение Северного полюса от солнца перестает нарастать, и по мере того, как он начинает вновь приближаться к солнцу, ледники отступают.

– Понимаю, – произнес Андерс. – И если подобного рода событие происходит здесь, то это значит, что мы выходим из ледникового периода, но со скоростью в тысячи раз большей, чем на Земле.

– Я не знаю, влияет ли здесь только один наклон оси Рагнарока или же пересекающиеся орбиты двух солнц через определенные периоды лет добавляют свои собственные эффекты, – сказал Лэйк. – Экспедиция Дунбара была здесь недостаточно долго, чтобы проверить гипотезы подобною рода.

– Мне кажется, нынешним летом было жарче, чем прошлым, – произнес Крэг. – Возможно, это только моя фантазия – но если наклон к солнцу будет продолжать увеличиваться, через несколько лет это уже перестанет быть фантазией.

– Настанет время, когда нам придется уходить отсюда, – сказал Лэйк. – Нам придется каждую весну уходить на север вдоль плато. А там нет леса – нет ничего, кроме травы, ветра и разреженного воздуха. И каждой осенью нам придется мигрировать на юг.

– Да... мигрировать. – В резком отраженном свете голубого солнца лицо Андерса казалось старым и измученным, а его волосы стали почти совершенно седыми за прошедший год. – Только молодежь сможет достаточно адаптироваться, чтобы подниматься по плато к его северной части. Что же касается остальных... Но нам и так уже мало осталось. Рагнарок принадлежит молодым – а если им придется мигрировать туда и обратно, подобно животным, только чтобы остаться в живых, у них никогда не будет достаточно времени, чтобы достичь чего-нибудь или подняться над уровнем кочевых племен каменного века.

– Хотелось бы знать, сколько может продлиться Большое Лето, в которое мы вступаем, – сказал Крэг. – И насколько долгой и холодной будет Большая Зима, когда Рагнарок начнет отклоняться от солнца. Это ничего не изменит – но все равно хотелось бы знать.

– Мы начнем проводить ежедневные наблюдения и записывать результаты, – ответил Лэйк. – Возможно, ось начнет отклоняться в другую сторону прежде, чем станет слишком поздно.

В тот год осень, казалось, наступила несколько позже. Как только позволила погода, Крэг отправился на юг, но не обнаружил там никаких минералов; только голые холмы, постепенно уменьшающиеся в размерах, пока местность не превратилась в степь, спускающуюся к южным низменностям, где все животные Рагнарока проводили зиму.

– Когда придет весна, я снова сделаю вылазку на север, – сказал Крэг. – Возможно, вон в той горе на плато удастся что-то отыскать.

Пришла зима, и Элаина умерла, подарив Лэйку сына. Потеря Элаины была для него неожиданным ударом, и рана эта оказалась гораздо более болезненной, чем он мог думать.

Но у него появился сын... и его долгом было сделать все, что он мог, чтобы обеспечить выживание своего сына и сыновей и дочерей остальных колонистов.

Его мировоззрение изменилось, и он стал планировать будущее уже не в годах, а в поколениях. Когда-нибудь кто-нибудь из молодежи сменит его на посту лидера, но у молодых о Земле остались лишь детские воспоминания. Он был последним лидером колонистов, кто познал земную цивилизацию, уже будучи взрослым человеком. И то, как он будет действовать сейчас на посту лидера, повлияет на судьбу новой расы.

Ему необходимо сделать все, что в его силах, и ему предстоит начать немедленно. У него осталось не так много лет.

Он не был одинок; у других колонистов в пещерах были те же самые мысли в отношении будущего, что и у него, хотя ни у кого из них не было планов выполнения того, о чем они говорили. Уэст, имевший на Земле степень доктора философии, сказал Лэйку однажды вечером, когда они сидели у костра:

– Ты заметил, как дети прислушиваются к разговорам о том, что было на Земле, что могло бы быть на Афине и что стало бы, если бы только мы могли найти способ улететь с Рагнарока?

– Я заметил, – ответил Лэйк.

– В этих разговорах уже содержится цель для будущих поколений, – продолжал Уэст. – Когда-нибудь так или иначе они полетят на Афину, чтобы убить там Джернов, освободить землян-рабов и провозгласить Афину своей собственной планетой.

Лэйк прислушивался к разговорам колонистов о межзвездном перелете на Афину, пока они сидели у костров и делали луки и стрелы. Для них это была только мечта, и, тем не менее, без этой мечты перед их взглядом не было бы ничего, кроме ряда поколений живущих и умирающих на планете, которая никогда не даст им большего, чем простое существование.

Мечта была необходима. Но одной мечты было недостаточно. Сколько лет прошло на Земле от неолита до развития цивилизации – сколько лет прошло от того момента, когда люди решились выйти из пещер, до того дня, когда они готовы отправиться к звездам.