Крэг ответил ему с улыбкой, больше напоминающей волчий оскал:

– Двое моих детей тоже не хотели умирать.

Не став больше ждать, Лэйк кивнул Крэгу и Шредеру. Они шагнули назад, ухватившись за свободный конец веревки, и Беммон в предчувствии неизбежного конца издал вопль, вырываясь из рук Барбера.

Затем его тело поднялось в воздух и крик внезапно оборвался. Раздался негромкий треск – и Беммон судорожно забил ногами, с нелепо повернутой набок головой.

Крэг, Шредер и Барбер стояли, глядя на него, с суровыми неподвижными лицами, но Андерс быстро отвернулся в спазмах охватившей его тошноты.

– Он был первым, кто предал нас, – сказал Лэйк. – Закрепите веревку и оставьте его висеть здесь. Если есть другие, подобные ему, они будут знать, чего ожидать.

Когда они отправились назад к пещерам, взошло голубое солнце. Позади них Беммон беспорядочно болтался и дергался в веревочной петле. Вместе с ним качались две длинных бледных тени: желтая тень клонилась к западу, голубая – к востоку.

Беммона похоронили на следующий день. Кто-то послал ему проклятье, кто-то плюнул на могилу, а затем он стал частью мертвого прошлого – впереди колонистов ожидали новые страдания.

Джулия поправилась, хотя на лбу у нее навсегда остался рваный шрам. Андерс, работавший вместе с доктором Чиарой и вынужденный занять его место, развеял ее опасения и заверил ее, что ребенок, которого она носила в себе, еще слишком маленький и ей не следует опасаться возможного выкидыша от удара при падении.

Трижды в течение следующего месяца с северо-запада налетал ревущий ветер, принося с собой тучи серой пыли, заполнявшей небо и окутывавшей землю горячим, удушающим мраком, сквозь который совершенно не было видно обоих солнц.

Однажды в отдалении появились черные тучи и на землю обрушился ливень. Полуторная сила тяжести придала стене воды, несущейся по каньону, гораздо большую силу и скорость, чем она имела бы на Земле; в воздух взлетали и разбивались на части огромные камни величиной с небольшой дом. Но весь дождь выпал на одном небольшом участке, а на пещеры же не пролилось ни капли.

В пользу колонистов действовал единственный фактор, и если бы не он, им не удалось бы пережить такую сильную и продолжительную жару: в воздухе практически отсутствовала влажность. В горячем сухом воздухе вода быстро испарялась, и железы потовыделения действовали с наивысшей степенью эффективности. В результате люди выпивали огромное количество воды – в среднем каждому взрослому нужно было не менее пяти галлонов в день. Весь брезент пошел на изготовление мешков и ведер для воды, а использование принципа охлаждения путем испарения давало колонистам воду, которая была тепловатой, а не противно горячей, каковой она была бы в любом ином случае.

Но, несмотря на отсутствие влажности, жара, тем не менее, была значительно сильнее, чем в любой точке Земли. Она не прекращалась ни днем, ни ночью, не давала людям ни минуты передышки. Существовал предел, за которым человеческая плоть уже не могла выносить ее, какой бы доблестной и геройской она ни была. С каждым днем потери среди тех, кто достиг этого предела, нарастали, как быстро поднимающиеся волны прилива.

Когда пришел первый дождь, означавший конец лета, их оставалось всего триста сорок человек. Желтое солнце к тому времени переместилось в южную часть неба, а голубое стало постоянно уменьшаться в размерах. Снова зазеленела трава и вернулись лесные козы, ведя с собой молодняк, родившийся на севере и достигающий уже половины размеров своих матерей.

На какой-то период времен у колонистов были мясо и зелень. Затем появились хищники, и охота стала опасной. Можно было видеть самок с детенышами, но всегда на большом отдалении, как будто хищники, как и люди, не желали рисковать жизнями своих детенышей.

Сразу вслед за первыми хищниками пришли единороги и их детеныши, удивительно крупные и уже отлученные от матерей. Охота стала вдвойне опасной, но необходимость заставила лучников учиться пользоваться своим оружием со все возрастающим умением и меткостью.

Для лесных коз был сделан искусственный солонец, хотя Лэйк и испытывал сомнения по этому поводу. Выяснилось, что лесные козы относились к соли довольно равнодушно. А когда в окрестностях солонца появлялись охотники, козы предпочитали держаться от соли подальше.

Дичь постепенно перемещалась дальше на юг, и вслед за ней на расстояние во много миль уходили от пещер охотники. Вернулись они только в тот день, когда с плато на равнину, ревя и завывая, обрушилась первая снежная метель; метель, которая отметила начало долгой и суровой зимы. К тому времени колонисты, как могли, подготовились к ее встрече. Были запасены в больших количествах дрова, а в пещерах были сделаны грубые двери и система вентиляции. И у них было мясо – не так много, как им бы этого хотелось, но достаточно, чтобы не умереть с голоду.

Лэйк провел ревизию продовольственных запасов после возвращения последнего охотника и затем изредка производил проверки, не предупреждая и не объявляя о них заранее. Он не обнаруживал недостачи. Да он и не ожидал другого результата – хотя могила Беммона давным-давно была засыпана снегом, веревка все еще свисала с ветви дерева, с раскачивающейся и поворачивающейся на ветру петлей.

Прошедшей весной, используя информацию, данную ему Джоном Прентиссом, Андерс рассчитал календарь для Рагнарока и отметил на нем соответствующие земные даты. По совпадению, Рождество пришлось как раз на середину рагнарокской зимы. И хотя в день Рождества нормы отпуска пищи не были увеличены, для детей были срублены маленькие коричневые деревца и украшены тем, что можно было сделать из имеющихся под рукой материалов.

Рождественским утром с плато с ревом спустился еще один снежный буран; белая смерть грохотала и завывала у пещер при температуре восемьдесят градусов ниже пуля. Но в пещерах у горящих костров было тепло и под маленькими коричневыми деревцами лежали игрушки, терпеливо вырезанные, из дерева или сшитые из кусочков материи и звериных шкур, пока дети спали. Игрушки были грубые и простые, но когда дети брали их в руки, их бледные худые лица светились от радости.

В пещерах раздавался смех играющих детей – этот звук колонисты не слышали уже многие месяцы – и кто-то начал напевать старые песни. В течение нескольких быстро пролетевших часов в первый и последний раз на Рагнароке присутствовала магия земного Рождества.

В ту ночь на ложе из сухой травы и шкур хищников Джулия родила ребенка. Перед тем, как умереть, она попросила показать ей ребенка, и ей дали подержать его.

– Я ведь не побоялась, не правда ли?– спросила она. – Жаль, что здесь так темно – я бы хотела рассмотреть ребенка, прежде чем уйти навсегда.

Когда Джулия испустили последний вздох, у нее взяли из рук ребенка и развернули одеяло, бывшее на нем, чтобы Джулия не узнала, что ее ребенок появился на свет мертворожденным.

Когда пришли первые весенние грозы, их оставалось только двести пятьдесят. К тому времени родилось восемнадцать детей. Шестнадцать из них появились на свет мертвыми, но двое были как обычные нормальные дети на Земле. Было только одно отличие: полуторная сила тяжести, казалось, не влияла на них так сильно, как на рожденных на Земле.

Лэйк и сам женился той весной; его женой стала высокая сероглазая девушка, сражавшаяся рядом с мужчинами в ту штормовую ночь, когда хищники ворвались в лагерь Джона Прентисса. И последним из всех женился Шредер.

В ту весну Лэйк разделил лучников на две группы. Первая группа стрелков пользовалась обычными луками, изготовленными прошедшей весной. Если верить истории, английским стрелкам из больших луков в средневековье не было равных по дальности и точности полета стрел, к тому же такое сверхмощное оружие позволит охотиться на лесных коз с более дальнего расстояния и послужит лучшей защитой от единорогов.

Стрелки из больших луков действовали так успешно, что к середине весны Лэйк смог отозвать с охоты Крэга и еще троих человек и отправить их в геологическую разведку. Прентисс говорил, что на Рагнароке отсутствовали залежи металлических руд, но оставалась надежда, что удастся найти небольшие жилы, которые не смогли обнаружить инструменты экспедиции Дунбара. Им необходимо было найти металлы, иначе в конце концов колонистам придется вернуться назад, в каменный век.