– Дрова намокли, – произнес он. – Мы сможем разжечь костры только через некоторое время. А к тому времени грудные младенцы могут замерзнуть до смерти.

Прентисс посмотрел на убитых хищников, лежащих на снегу, и кивнул на них Чиаре.

– Они теплые. Вынь из них внутренности и легкие.

– Зачем это...

Затем взгляд Чиары озарился пониманием, и он заторопился прочь, не задавая дальнейших вопросов.

Прентисс отправился дальше обходить сторожевые посты. Когда он вернулся, то увидел, что его приказ был выполнен.

Хищники, как и прежде, лежали на снегу, оскалив в предсмертном рычании свои свирепые пасти, но внутри их тел, в тепле, спали младенцы.

Хищники еще не раз нападали этой ночью, и когда взошло тусклое солнце, освещая своими лучами белую замерзшую землю, в лагере Прентисса насчитывалось пятьсот трупов: триста человек умерло от Адской Лихорадки и двести погибло при нападении хищников.

Пятьсот человек – и это только за одну ночь пребывания на Рагнароке.

Лэйк сообщил, что в его лагере погибло более шестисот человек.

– Надеюсь, – сказал он с горькой ненавистью, – что Джерны прошедшей ночью спали спокойно.

– Нам придется построить вокруг лагеря стену для защиты от хищников – мы не можем себе позволить тратить наши боеприпасы в таких количествах, как за прошедшие две ночи.

– При такой силе тяжести это будет изнурительной работой, – произнес Лэйк. – Нам придется соединить оба лагеря в один, чтобы, на сколько возможно, уменьшить периметр.

То же самое планировал сделать и Прентисс. Но предстояло решить с Лэйком один вопрос: в слившемся лагере не могло быть двух независимых лидеров.

Лэйк, наблюдая за Прентиссом, произнес:

– Думаю, мы сможем поладить. Чужие планеты – это скорее твоя профессия, чем моя. К тому же, согласно теории средних чисел, действующей на Рагнароке, вскоре из нас двоих останется кто-то один.

В тот день все колонисты переместились ближе к центру территории лагеря, и когда ночыо появились хищники, они обнаружили кольцо охраны и костров, через которые они могли пробиться, только понеся тяжелые потери.

Следующим утром солнце согрело землю и снег начал таять. Началась работа по возведению ограды. Она должна была быть не менее двенадцати футов высотой, чтобы хищники не могли перепрыгнуть через нее, и поскольку они обладали острыми когтями и могли взбираться по стене, как кошки, вершина ее должна быть увенчана рядом острых, наклоненных под углом вниз, кольев. Эти колья предполагалось укрепить в специально вырезанных гнездах и привязать ремнями из шкур хищников.

Деревья на большом расстоянии к востоку от лагеря были украшены гирляндами из обрывков брезента и материи, занесенных туда ветром. Группа мальчиков, защищаемая от хищников обычным отрядом охраны, была направлена для того, чтобы снять все это с деревьев. Все снятые куски материи, вплоть до мельчайшего лоскутка, были переданы женщинам, которые физически были не способны участвовать в возведении частокола. Они начали терпеливо сшивать обрывки и лоскуты материи в пригодные для употребления веши.

Первый отряд охотников отправился на промысел и вернулся с шестью рыжевато-коричневыми лесными козами с острыми рожками, величина каждой из них достигала размеров земного оленя.

Охотники доложили, что к лесным козам довольно трудно подкрасться, а, будучи припертыми к стенке, они становились опасными. Из-за незнания этого один охотник погиб, а второй был ранен.

Охотники принесли также нескольких грызунов, размером с кролика. Но они почти целиком состояли из лап, зубов и жесткого меха, а мясо их было практически несъедобным. Охотиться на этих животных было бы напрасной тратой и так очень ограниченного запаса боеприпасов.

На Pагнароке росло дерево с черной корой, которое экспедиция Дунбара окрестила «копьевидным деревом» из-за стройных и прямых веток. Его древесина была такой же твердой, как у орешника, и такой же упругой, как у кедра. Прентисс выявил двух колонистов, занимавшихся в качестве любителей стрельбой из лука, которые были уверены, что смогут изготовить эффективно действующие луки и стрелы из ветвей копьевидного дерева. Прентисс поручил им эту работу и дал нескольких человек в помощники.

Дни внезапно стали жаркими, а ночи еще продолжали оставаться морозными. Адская Лихорадка собирала свою постоянную безжалостную жатву. Колонисты нуждались в достаточно надежных убежищах, но тающий запас боеприпасов и ночные атаки хищников делали задачу возведения защитной ограды вокруг лагеря еще более настоятельной. Хижинам придется подождать.

Однажды вечером Прентисс отправился на поиски доктора Чиары и обнаружил его выходящим из одного из временных убежищ.

Внутри хижины лежал мальчик, лицо его пылало от жара Адской Лихорадки, а глаза казались слишком блестящими и слишком темными, когда он останавливал свой взгляд на лице матери, сидящей рядом с ним. Глаза ее были сухи, и она не произносила ни слова, глядя на своего сына, но крепко, в отчаянии, сжимала его руку, как будто могла таким образом помешать ему покинуть ее навсегда.

Прентисс пошел рядом с Чиарой и, когда хижина осталась позади, спросил его:

– Для мальчика нет никакой надежды?

– Никакой, – ответил Чиара. – Для тех, кто заболел Адской Лихорадкой, нет никакой надежды.

Чиара изменился за прошедшее время. Он уже не был тем плотным, жизнерадостным человеком, каким он был на «Констеллэйшн», чьи карие глаза улыбались миру сквозь толстые стекла очков и который смеялся и шутил, успокаивая своих пациентов и говоря им, что в скором времени у них все будет хорошо. Сейчас он был худым, а его лицо выглядело изможденным от постоянного беспокойства. Он был по-своему таким же храбрым человеком, как и те колонисты, что сражались с хищниками. Он работал дни и ночи напролет, чтобы победить ту разновидность смерти, которую нельзя было увидеть и против которой у него не было оружия.

– Мальчик умирает, – произнес Чиара. – Он сам это знает, и его мать знает тоже. Я сказал им, что лекарство, которое я дал мальчику, может помочь. Это было ложыо, попыткой хоть немного облегчить их участь до того, как наступит конец. Лекарство, которое я дал ему, было таблеткой соли – это все, что у меня есть.

И затем, с горечью, которой раньше Прентисс никогда у него не замечал, Чиара сказал:

– Ты называешь меня «доктором». Все меня так называют. А я не доктор – я всего лишь интерн, работающий первый год. Я стараюсь делать все, что в моих силах, но этого недостаточно – этого никогда не будет достаточно.

– То, чему тебе здесь предстоит научиться, не знает и не может научить тебя ни один земной доктор, – ответил ему Прентисс. Но тебе нужно время, чтобы научиться этому – и тебе нужны оборудование и лекарства.

– Если бы у меня были антибиотики и другие лекарства... Я хотел взять запас лекарств из корабельной аптеки, но Джерны не позволили мне этого сделать.

– Некоторые из растений на Рагнароке, возможно, смогли бы оказаться для нас полезными, если бы мы только смогли найти их. Я только что разговаривал по этому поводу с Андерсом. Он снабдит тебя всем, что у него имеется из оборудования и припасов для исследовательских работ; все, что может пригодиться в лагере для спасения человеческих жизней – в твоем распоряжении. Он зайдет в твою хижину сегодня вечером, чтобы узнать, что тебе нужно. Хочешь попытаться найти способ лечения?

– Да – конечно. – Во взгляде Чиары вновь вспыхнула надежда. У нас, может быть, уйдет много времени, чтобы найти, лекарство – возможно мы его никогда не найдем – но мне нужна помощь, чтобы я по крайней мере, попытался. Мне хочется, чтобы я был в состоянии, как когда-то прежде, сказать испуганному ребенку: «Прими это лекарство и утром тебе станет лучше» – и сознавать, что я сказал правду.

Ночные атаки хищников продолжались, а запас боеприпасов таял. Было налажено производство луков и стрел, но прежде чем колонисты научатся ими искусно пользоваться, должно было пройти определенное время. Тем временем работа по возведению ограды вокруг лагеря делалась со всей возможной скоростью. Никто не освобождался от работы по ее сооружению, даже если он был в состоянии только лишь подавать заостренные колья. Дети, даже самые маленькие, работали рядом со взрослыми мужчинами и женщинами. Работа становилась во много раз более изнурительной из-за полуторной силы тяжести. Люди с трудом передвигались во время работы, и даже ночью сила притяжения не прекращала своего воздействия. Колонисты проваливались в тяжелый сон, который не приносил настоящего отдыха и после которого они пробуждались усталыми и разбитыми. Каждое утро были, люди, которые не просыпались вообще, хотя их сердца были довольно крепкими для работы на Земле или Афине.