-Ну что теперь мы в расчете солдат, доволен?

  -Да-а-а! Федька коли, матерь ево! -вдруг взрывается короткой командой с виду невозмутимый и спокойный ранее унтер-офицер, сказал словно выстрелил.

  Бывший профессор судорожно пытается развернуться и выхватить из кармана жилета пистолет, но уже поздно, острая боль справа по лопаткой словно парализует тело, и штык почти на палец выходит, точно грифель красного автоматического карандаша, слева наискосок из его груди, прямо под соском, разрывая дорогую качественную ткань верхней одежды. Страдания умирающего тела и медленно наползающий мрак завершают эту трагическую сцену, последнее что он успевает почувствовать - это цепкие, как у обезьяны, руки унтера обшаривают его карманы и срывают часы с цепочкой. Зачем, там золота нет, дешевая китайская подделка под старину?

  -Живее чорт! Сымай с ево сапоги и в овраг отволочем... Глядишь волки доедят.-последнее что в своей жизни услышит Карл Федорович Пферд, бывший когда-то совсем другим человеком...

  ААА!!!...Тьфу, присниться же такое, нарочно не придумаешь! Бывший Степаныч, а ныне "Карлыч" проснулся в холодном поту и вскочил с кровати, рука сама автоматически хлопает по спине, пытаясь найти источник жгучего раздражения. Ну конечно это обычный клоп присосался, развели тут погань мерзавцы, у местных аборигенов тараканы считаются признаком зажиточности, а с ними обычно соседствует и эта кусачая постельная дрянь. Заедают гостей даже в богатых аристократических домах, а на постоялых дворах так и вообще лютуют как хищники. Но сон что называется в руку, хотел было он по горячим следам вчера кинуться спасать своего современника Сашку, но вовремя одумался. Видно не судьба, как нибудь в другой раз попытаемся ему помочь. В самом деле этапные солдаты - та еще отпетая публика, туда списывают из частей самых худших отморозков. Если эти скоты почуют большие деньги то убьют нанимателя без малейшего сожаления, одному страшно с ними связываться. В большом саквояже у него приятно греет душу фантастическая сумма в ассигнациях, равная стоимости двух боевых фрегатов со всем парусным, артиллерийским вооружением и морскими припасами и командой. Такой драгоценный груз надолго без присмотра оставить нельзя, приходиться при длительных отлучках таскать с собой, местные аборигены они любопытные как кошки и пронырливые точно помойные крысы, а замочек на его заветном кошельке-чемодане хиленький, да могут и на ощупь прямо через кожу определить, что там внутри толстые тугие пачки бумажных денег. Нет покоя простому российскому миллионеру ни днем, ни ночью: он осторожно пошарил рукой под койкой - все в порядке, здесь они родимые дензнаки образца 1773 года. Так взял бы и побольше из хранилища бункера с собой в Москву, но уж очень здоровые бумажки, почти как А4 формат. В наше время великая редкость, с большим трудом отыскали его соратники по Проекту у российских коллекционеров единственный не поврежденный временем и людьми раритет. Современная полиграфическая техника творит буквально чудеса, тем более что изначально все купюры проходят под одним номером, защита от подделки минимальная.

  Нет выручить своего несостоявшегося напарника он намерен обязательно, но не сейчас - это дело подождет до времени, когда прибудут все остальные "гости из будущего" числом не менее полусотни, и решится вопрос с надежной вооруженной охраной из числа местных, без этого в любом случае трудно продолжать дальнейшую намеченную деятельность по "коррекции". С этапа Александр сам по себе не сбежит, Виктор Степанович справлялся у знающих людей, все в один голос уверяли, что без пособничества конвоя такое чудо невозможно. Будем надеяться, что Александр парень крепкий и стоически перенесет все тяжелые прелести военного обучения в полку, выдержал же он в свое время службу в советской армии, про нее ведь тоже наши современные средства массовой информации каких только ужасов не рассказывали. Кроме того, с точки зрения профессора, его спутник сам виноват в создавшемся неприятном положении, что не дождался тогда возле бункера, какой черт его понес в город, а затем еще и на базар - неизвестно.

  Проклятые деньги просто невыносимо жгут руки, их надо немедленно превратить в серебро, золото или недвижимость. Через полгода новый царь движимый желанием наполнить казну запустит печатный станок и бумажный рубль упадет в цене впятеро по отношению к серебряному, произойдет своего рода дефолт, первый к слову в истории России. Нет, к черту сомнения, вперед в Москву, и только в Златоглавую, время неумолимо поджимает. Кроме фальшивых ассигнаций у него имеются при себе все положенные приличному человеку и дворянину документы и рекомендательные письма, полный набор. Не должно быть никаких серьезных проблем с полицией, если верить Александру Сергеевичу Пушкину, она занята исключительно политикой, а не ворами. В крайнем случае десяток-другой сотенных бумажек в карман полицмейстеру и дело в шляпе. В свое время Виктор Степанович долго и упорно готовился к "вживлению" в начало 19-го века. Пришлось немало прорепетировать, он даже сыграл в студенческом театре Хлестакова в "Мертвых душах", по мнению профессионалов вышло очень даже неплохо. Что до языка, то по легенде он "курляндец", плохой немецкий в комбинации с плохим русским, для замоскворечья сойдет и так, а в "высшее общество" он пока не полезет... Далее можно будет нанять себе какого-нибудь французика, этого добра в России начала 19-го века хватает.

  Глава 3. #13 - число несчастливо, или каждому - свое.

  ...Чирк-чирк, острый кусочек твердого мела безжалостно царапает кожу даже сквозь жесткую ткань штормовки. Крест на спине, словно крест на той далекой безмятежной мирной жизни, теперь все - завтра или послезавтра ему предстоит стать на 20-25 лет солдатом российской императорской армии, и никак "откосить" от этой почетной миссии не получится. Долго их держали под охраной в бараке на окраине мелкого и грязного провинциального городка, названия которого он так и не запомнил, много их потом будет в его жизни: Пернов, Козлов, Глупов - все на одно лицо, точно патроны в обойме. Почти неделю пришлось спать на голых дощатых нарах, условия жизни такие, что даже "бичевка" - временное пристанище бомжей двадцатого века теперь показалась бы теперь верхом комфорта. Потом стали прибывать из частей приемщики, обер-офицеры и фельдфебели, дело что называется пошло. Плац перед старыми гнилыми бараками оживился руганью, командами и криком, стал немного похож на базар на котором поймали Александра, нет точнее на конскую ямарку, где в роли продаваемых жеребцов выступали рекруты. "Покупатели"-офицеры громко шумели и бранились, до чего стал плох живой "товар" в этом году, не иначе всех высоких и сильных парней забрали в гвардию и в артиллерию, остались одни худосочные и кривоногие уродцы. Группа к которой принадлежал Сашка, стояла особнячком с краю, их пока не трогали, приемщики прибывшие из полков, разбирали в первым делом крестьян, очередь остальных "отловленных", почитаемых неблагонадежными, наступит потом.

  "Пули немецкие, пули турецкие, пули французские, палочки русские." Какая же сука Некрасов, прямо душит злость - "палочки", сразу видно он из тех "Кому на Руси жить хорошо" тогда было, лучше уж были пули, он Сашка согласен снова отправиться в Афганистан, там было легче, хоть и опаснее... Невыносимо ноют сломанные ребра, каждый вздох отдается острой болью, но терпи солдат стисни зубы и терпи, иначе нельзя. Бессмысленные ружейные приемы доводящие людей порой до настоящего черного безумия, до пены на губах и совершенно дикий "фрунт" - так здесь называют эту жестокую строевую подготовку. С утра до вечера плац оглашался громогласным ревом команд повторяемых унтерами, буханьем сапог и прикладов и хлесткими звуками ударов по живому телу. Их здесь учат, точнее дрессируют по старому, еще покойного императора Павла Первого воинскому уставу, вот только сплошь и рядом нарушают его сами наставники безбожно. Позднее, готовясь к экзамену на унтер-офицера Александр заодно мельком просмотрит этот оригинальный сборник военной мудрости начала века. Там конечно, на взгляд нашего современника много несуразностей, есть вообще дикие требования, так например за случайный выстрел в бою по противнику солдата могли расстрелять, огонь в строю следовало вести строго залпами по команде. Но черным по белому в той толстой книге было указано, что при обучении нижних чинов насилие применять строго запрещено, максимум - наставник мог править руками стойку или положение тела рекрута и все. Видимо не задумывался бедняга император, почему в его стране слова "учить" и "бить" означают одно и тоже, пока его самого верные слуги престола не "поучили" табакеркой по голове. Лучше бы действительно были палки... их главный учитель, он же главный палач, его имени никто из солдат не запомнил, уж слишком замысловатое оно и вычурное для русского слуха, какой-то фон Хр..., они тогда называли его Немцем, вкладывая в это слово всю жгучую ненависть солдата к жесткому и ублюдочному начальству. Этот садист, не иначе у человека были серьезные проблемы с психикой, находил прямо особенное удовольствие в жестокой муштровке нижних чинов с утра до вечера, даже нередко на обед не отлучался. Главным инструментом для управления "серой скотинкой" у Немца была не пресловутая "палка капрала", а тяжелый и длинный кавалерийский палаш в железных ножнах, этим оружием он орудовал поистине виртуозно, с одного удара ломал ребра, пальцы, пробивал головы. Обычная дневная норма у него состояла в том чтобы покалечить одного-двух человек, но иногда этот фашист входил в азарт, и пробегая вдоль строя, лупил своим длинным дрыном всех подряд, пока из сил не выбивался, тогда горе тем, кто оказывался в крайних рядах. В довершение всеобщего ужаса, "учитель" еще и по-русски толком не говорил, только матерно ругался, вчерашние крестьяне и мещане, недавно забритые в солдаты, долго не могли никак понять, чего же от них собственно хотят. Избитые на следующий день вынуждены были снова вставать в строй на плацу, симулянтов и притворщиков Немец не терпел, и перед отправкой в лазарет отпускал на солдатскую спину положенные 300 розог, которые впрочем отличались от печально известных шпицрутенов только названием. Правда такого количества обычно никогда не выходило, забитые и запуганные фельдфебели и унтеры считать при Немце не осмеливались, поэтому провинившегося били до тех пор, пока его немецкое благородие не давало отмашку, и часто на выходе получался уже полутруп. Местная медицина не только не лечила, но еще и почти не кормила своих узников, справедливо полагая что, зачем на них ценные продукты тратить, все равно помрут. Такой вот страшный и безжалостный конвейер получался: плац - лазарет - кладбище, не мало тех с кем Александр прибыл в часть уже прошли по нему в один конец. Были в батальоне и другие офицеры, но они как правило пьянствовали в городе с веселыми "девицами", и только на больших построениях по праздникам и торжественным солдаты с удивлением обнаруживали перед строем неких совершенно незнакомых субъектов с опухшими мордами в помятых офицерских мундирах. Проклятый Немец буквально царил в этом аду, который по недоразумению считался воинской частью. Третий батальон Омского егерского корпуса, или тринадцатого егерского полка в другое время назвали бы штрафным или дисциплинарным, но местные военные специалисты еще не додумались до такого специфического изыска. Внимательный читатель вправе возмутиться - егеря, это же "элитные войска", что-то вроде современных ВДВ? Все правильно, но только лет за 50 до описываемых событий, а в начале 19-го века господствующая "линейная" тактика низвела егерей до обычной, даже скорее "второсортной" пехоты, малопригодной для генерального сражения. Как раз в начале 19-го века егерские батальоны из корпусов начали сводить в полки, подобная перетряска в штатном составе, обычное явление в начале каждого нового царствования, сопровождалась привычным российским бардаком.