21. «Не один, не два раза бессонницей…»

Не один, не два раза бессонницей
Догонял я будущность свою…
Так еврей за поездом гонится,
Увозящим всю его семью.
Он бежит, а поезд быстрее
Напрягает взмах колеса…
Но утеха есть у еврея,
Что семья его поскорее
Обещала ему написать.
Мне же, мне под колесный грохот
От кого еще вести ждать,
Провожающему эпохи
Бесконечные поезда…
Провожаю ее —
                            и не вижу ее,
Ни глаз ее,
                    ни кудрей.
Белая ли она,
                     смуглая ли,
                                       или рыжая,
Или только череп у ней?
Я хотел бы тяжелой хваткой
Положить ее на перо
В темный час, когда украдкой
Выбегает она на перрон.
Выбегает и слепо ищет
Наши руки и наш удар,
Оттого, что знает: нищие
Мы стихами в эти года.
Мы стихаем, и мы не можем
С громким словом связать язык,
И не наш ли по бездорожьям
Тонким стоном
Замер крик?
Было б радостно, было б любо
Дни, как пленников, повести,
Или так, чтоб зубами схватить,
Или так, чтоб вышибло зубы.
1923

22. РАБОТНИЦЕ

1
На руках твоих улегся труд,
И овал лица так тонок,
Ты похожа на мою сестру,
У которой есть ребенок.
Поздним часом сумерки
                                         пасут
Облаков задумчивое стадо,
В щели улиц радость понесу
И пойду с тобою рядом.
Месяц сядет в голубом
                                          зрачке,
Звезды синие вплетутся в косы…
Завтра на тяжелом молотке
Загремит, заплачет осень.
А пока под серое окно
Приходи синеть, сентябрьский
                                               вечер.
Ты похож на мой станок,
У которого согнулись плечи.
2
Когда смелее и уверенней
Разнесся площадями гул,
Твой облик тихий и вечерний
Заночевал в моем мозгу.
И в час, когда лихие звоны
Перекликались на борьбу,
Я видел красные знамена
И пару ямочек на лбу.
Твоя коса, как сноп гречихи,
И спелые изгибы плеч,
И вечер пал большой и тихий,
Как в праздник доменная печь.
Я помню: колыхнулись песни
И строчки поплыли звеня,
И месяц глянул в поднебесьи
На труп скучающего дня.
3
Зорька ль вспыхнула над домом
Или милка у станка поет…
Это голос твой знакомый
Ручейком весенним капает,
День, шатаясь, в небе тянется,
Захмелел весенний пьяница.
Ранним утречком напевы чьи
Принесла из Комсомола ты…
Два котла, как груди девичьи,
Белым соком льют на молоты…
Ох, и дразнят, окаянные,
От лучей весенних пьяный я.
Утром месяц плавал в инее,
Опрокинул к низу день его…
Показалось небо синее
Твоей кофточкой сиреневой,
Синих птиц увидел тоже я,
На глаза твои похожие.
Помнишь, к смене утром ранним,
Шел я, думами волнуемый,
Рядом ты… Звала в тумане,
Угощала поцелуями,
А с окраины по-прежнему
Звал и звал гудок рассерженный.
Грудь твою нащупал рядом
Я руками неуклюжими,
Ты меня суровым взглядом
Навсегда обезоружила.
С той поры гляжу за топками
На тебя глазами робкими.
Белый пар и печка красная
Нас связали крепкой клятвою,
За работою напрасно я
Переплыть хотел глаза твои,
Даже солнце алой птицею
Утонуло за ресницами.
И когда с работ обратно я
Шел, как с праздника веселого
Кто-то кинул шаль закатную
На твою хмельную голову.
День, шатаясь, брел устало
По рабочему кварталу.
1923

23. УТРОМ

Ранним утром счастливые вести
Мне газеты опять принесли —
И о том, что волненья в Триесте
И о том, что здоров Ильич.
На окне моем изморозь вяжет
Сноп непахнущих зимних цветов,
Мне сегодня о многом расскажут
Корпуса онемевших шрифтов.
Льют столбцы оживленные пренья,
Непонятные для меня…
С белой стенки наклонится Ленин
И тихонько начнет объяснять.
Декабря непонятным узором
Расписались на мерзлом окне…
Будут Ленина добрые взоры
На холодном стекле леденеть.
Вьюга снежно ворвется в сени
Разузнать у замерзших шрифтов —
И о том, что где-то волненья,
И о том, что Ильич здоров.
1923

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: