В машине грохотал «Bad Balance», и Антон подчитывал с рэперами окончание фраз:

— Хардкор, хардкор… ты-ты-ты… Слушайте, вот он…

От громкости и басов нутро «бэхи» вибрировало, и авто, казалось, подрыкивало брутальному исполнителю. Но у Давида от такой музыки образовывались рвотные спазмы и рисовались образы его недругов из детдома. Вдруг шизанутый водитель дал по тормозам, и Давид чуть было не вмазался в лобовое стекло. Лихорадочный блеск в глазах золочёного мажора был вызван скромной вывеской «Дружок» — магазина для домашних животных. Давида опять за шкирку выволокли из машины и втолкнули в воняющее тепло магазинчика с рядом аквариумов на стене, с подвешенными клетками и огромной рекламной пачкой кошачьего корма.

— Мне нужен поводок! — весело заявил Антон продавцу.

— Для какой собаки? И для чего? Для дрессировки или для прогулок?

Антон подозрительно покосился на стоящего рядом растерянного Давида, который вытянул шею, чтобы рассмотреть красивого попугая в синем «фраке» и жёлтой «рубашке».

— Собака большая. А какие бывают поводки?

— Вот этот — водилка, с коротким захватом, чтобы вести собаку у ноги. Вот этот — рулетка, на регулируемой длине. Это простые — брезентовые, нейлоновые. Это подороже, цепочки. Есть со строгими ошейниками.

— Это как?

— Вот, — продавец вынул ошейник с небольшими шипиками внутри обода, — это на время дрессуры, чтобы пёс знал команду «рядом». И вообще… сдерживает питомца. Бывают ещё шлейки для больших собак…

— Не-не! Шлейки не нужно! Беру вот этот строгий и вот этот с цепочкой. Он крепкий?

— Конечно! Собаки его не перегрызают! Вот такой рекомендую, фирменный, «Ями-Ями», у них и карабины надёжные. Что-нибудь ещё?

— Да! Вон ту поилку прикольную и коврик с вышитой косточкой. Ага! А бывают клетки для больших собак?

— Бывают. Их чаще всего для перевозки используют. А так собаки не любят в клетках, если есть дом, то уж лучше конуру сколотить.

— Кто их спрашивает, собак… Есть у вас клетки?

— К сожалению, нет…

— Жаль! — искренне расстроился Антон, вынимая карточку из портмоне и расплачиваясь за покупки. — Ну, псинка, вроде всё закупили, порулили домой! — это он уже обратился к Давиду, схватил его за воротник и повёл к выходу. Продавец, молодой парень, немного косивший правым глазом, открыл рот и только через пару минут пришёл в себя, медленно убрал радушно выложенные товары обратно и громко выругался в пустом помещении:

— Ебанутый придурок!

На что голубой попугай заверещал:

— Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Негодяя-а-ай!..»

— Ты про поводок серьёзно? — оторвался от чтения Сергей.

— А почему нет?

— Но… это он для Давида купил?

— А для кого ещё? Не для собак же охраны!

— Это перебор! Ну, правда… Мне это не нравится!

— Ты сам разрешил править твой текст прямо на ноуте! — взвился настоящий Давид. — Все эти клоунские шмотки — мелочь, хотя и неприятная, унизительная. Но поводок и коврик — это уже настоящий повод ненавидеть, хотеть убить. Поверь, так бывает! Оставь это в тексте!

— Антон получается совершенным извращенцем!

— И отлично! Пусть!

— Блин, это даже писать противно, про поводок… Я ведь дальше написал только то, как он его переодевал и заставлял в латексных шортах и футболке с котёнком по дому ходить, как пригласил друзей и Давида нарядил в полосатый купальный костюм и фиолетовые ботинки из секс-шопа, а в меховом костюме белочки…

— Приказывал ложиться к нему в постель! Вместо плюшевой игрушки…

— Это уже ужасно. Про поводок… Я не смогу написать.

— Я тебе помогу. Он ведь не всегда будет из Давида пса делать. Но один эпизодец можно и включить!

— Ну у тебя и фантазия! — Сергей был явно расстроен тем, куда заводил сюжет этот рыжеволосый соавтор. — И мат нужно убрать, не пройдёт, многовато уже…

— Ну, пусть продавец скажет: «Ах какой нехороший человек!» — и пальцем ещё пожурит! — сделал рожу и захлопал ресницами Давид.

— Это не я про мат придумываю, законы профессиональной этики. Какие ещё унижения ты приготовил моему бедненькому Давиду?

— Это не фантазия, — буркнул парень. — У нас кофе нет и пряников. Давай сгоняем до «Пятёрочки». А уж с пряников я тебе таких извращений надиктую, что только успевай записывай!

Сергей согласился сгонять за пряниками. А то они целый понедельник просидели в душной комнате. Сначала он писал, а Давид валялся на диване, слушал музыку из планшета через наушники, потом гладил на журнальном столике высохшие шмотки и бельё, подложив выжженное покрывало. Потом змей дал ему прочитать кусок текста и разрешил править прямо в ноутбуке. Парень увлечённо тыкал в клавиатуру, морщил лоб, кусал губы, скалился кому-то в монитор.

За пряниками они пошли пешком, так как дождь закончился и нужно было подпитаться живым озоновым воздухом. Сергей не собирался глубокомысленно молчать всю дорогу.

— Расскажи, почему ты тут в Москве один? Где у тебя родители?

— Родители дома… далеко… не в Москве. Просто надоело в провинции жить и после школы сорвался сюда.

— Поступал в институт? Хотел покорить златоглавую?

— Н-н-не поступил… Стал искать работу и вот, нашёл.

— А из какого ты города всё-таки родом?

— Из этой… Костромы.

— Я там был! Памятник-то Романовым на центральной площади напротив каланчи восстановили?

— Э-э-э… Я не знаю, давно не был. Наверное, восстановили. Бесишь своими вопросами!

— Мне же интересно, — на лице змея появилась довольная улыбка, и он утвердительно кивнул, наверное, какой-то своей мысли. — А до «Патрика» ты где работал?

— В «Старбаксе».

— Долго?

— Всё! Закончили пресс-конференцию!

— Какой ты!

— Нормальный. Мне не нравится, что ты лезешь в мою жизнь. Ты про своего Давида пишешь, вот и пиши.

— Но ведь ты прототип! Он сбежит в результате. И куда? — Сергей щёлкнул пальцами. — В Москву! Будет прятаться, ночевать на чердаках и на вокзалах, мотаться по съёмным квартирам, искать работу. Вот тут мне и будет нужен твой опыт обустройства в столице! Поэтому мне интересно!

— Хе… Кто его на работу возьмёт, такого мелкого? Да и квартиру снять он не сможет.

— Так он же не сбежит сразу. Он проживёт в этом аду года три. Школу закончит и потом сбежит, грохнув обидчика. Только вот не срастается, три года — это много. Никакой нормальный человек не выдержит такого обращения. Должен был сбежать раньше.

— А он пытался, — уверенно заявил Давид. — Пока были каникулы, то из дома он мог выйти не иначе как с придурком. А дома — то на поводке, то заперт, то в наручниках, ну или просто вокруг надсмотрщики. Он будет терпеть весь август, — в этом месте Сергей улыбнулся ещё раз, но так, чтобы соавтор не увидел. — А в сентябре его поведут в новую для него школу, не в интернатскую, а в супер-пупер гимназию с охраняемой парковкой перед зданием и рестораном вместо тухлой столовки. В школу его будет отвозить либо сам Тошенька, либо охрана и увозить сразу после уроков по расписанию. Но ведь в гимназии решёток на окнах нет, вход хоть и через электронный терминал, но ведь не тюрьма! И уже день на третий пацан сбежал. Прихватил с собой деньги, что он всё-таки прикарманил в доме у Голиковых — рублей пятьсот, кольцо то самое, в рюкзак с утра вместо учебников сунул пару своих родных вещиц, стырил нож на кухне; повариха, с которой он подружился, завернула ему в фольгу бутербродов. Ну и после первого же урока вышел через запасный вход на стадион, перелез заборчик и… свобода! — Давид растопырил руки и подпрыгнул, изображая восторг персонажа.

— И он отправился на автовокзал, так как понимал, что поездом поехать не сможет, паспорта нет…

— Нет, — рыжеволосый придумщик погрустнел, — сначала он сделал страшную глупость. Он побежал туда, где жил до детского дома. У его родителей же была квартира. После смерти бабушки она стояла запечатанная, там никто не жил, Давид об том знал, так как директриса детского дома ему показывала постановление администрации города о его квартире. Он и решил, что заберётся туда, захватит некоторые вещицы, пару маминых безделушек, чтобы продать, свою старую кошку-копилку времён бабушкиной экономии. Ключа у него, ясно-понятно, не было. Но по соседству жил дружок, и через балкон вполне можно было очутиться внутри. Вот он и полез, тем более что приятель оказался дома один, обрадовался, помогал, страховал…