Почему-то именно эти мамы выделяются среди других. Русские мамы...

Там, в России, часто с иронией говорили о мамах еврейских – «идише мамэ». Хорошо известен этот типаж, воспетый или осмеянный в русской литературе и кино: еврейская мама, помешанная на своих детях. Ради своего ребенка она, не задумываясь, примет любые муки, взойдет на любой костер. На фоне «еврейского типажа» русские мамы в России выглядели достаточно здравомыслящими, способными поставить пределы своей материнской любви.

Ах, эти наши однобокие представления о себе! В Америке вдруг открылось, что между мамой русскоязычной еврейской и мамой русской нет разницы! Да, конечно, они различаются по внешности, интеллекту, профессии и т. д. Но схожи в главном: они все «идише мамэ». Русские «идише мамэ».

В нарколечебницы, переживая за своих детей, приходят матери любых рас и народностей, среди них можно увидеть итальянок, полячек, афроамериканок. (Уж так повелось, что именно матери, а не отцы, выбирают себе эту незавидную роль. Отцы чаще выступают суровыми судьями и исполнителями своих же приговоров – выгоняют детей-наркоманов из дома. Впрочем, некоторые с поистине героическим терпением стараются помочь своим детям. Один пример Меира чего стоит! И все же матери взваливают на себя эту ношу гораздо чаще.)

Но если для всех других матерей полная вовлеченность в наркоманию своего ребенка – явление достаточно редкое, то для русскоязычных мам – это правило. Невозможно себе представить такое, чтобы мама молодого русского наркомана не пришла или не позвонила в клинику поинтересоваться: как у него дела? ходит ли на сессии? «чистый» он или «грязный»?

Она и сама попросит оформить ее, как пациентку – созависимую, чтобы ее тоже лечили. А если ей почему-то в этом откажут, то заявит, что она наркоманка, злоупотребляет психотропными таблетками, тоже нуждается в помощи специалистов. На все пойдет, лишь бы быть поближе к своему чаду, видеть его каждую минуту и быть уверенной, что чадо сейчас здесь, в клинике, а не на пути к драгдилеру или в крэк-хауз. (Наркоманский сленг, кстати, они уже давно освоили.)

Конечно, ее можно понять. Муж – жестокосердный, бессердечный, никогда не любил Сашеньку (Витеньку, Володеньку), выгнал его из дому!

Но у мужа свой резон: куда такое годится? Здоровый, понимаешь, лоб, двадцати пяти лет, нигде не учится, не работает, целый день валяется дома на диване или болтается по улицам со своими дружками, ворует из родительских портмоне деньги, врет, никакие уговоры не помогают. Сколько можно такое терпеть?!

И вот – сын на улице, ключи от квартиры у него отняты. Живи, как хочешь, пока не образумишься.

Кто знает, к каким выводам пришел бы выгнанный из дому сын: может, пошел бы лечиться. А, может, совершил бы преступление, ограбил бы кого-то. Но он не сделает ни то, ни другое. Потому что у него есть... мама. Она его не оставит.

Помню одну такую маму: тайно договорилась с суперинтендантом дома, где жила, заплатила ему, и тот разрешил ее сыну жить на чердаке, – там была небольшая каморка с кроватью. Она носила ему туда, на чердак, еду, одежду и... деньги. Муж, разумеется, об этом ничего не знал. Он жалел жену, поддерживал ее, восхищался твердостью ее характера, не подозревая, что на чердаке, над ними, спокойно лежит в кроватке их сынок, обторчанный на деньги, которые жена тайно снимала со своего банковского счета! Зато в семье царили мир и покой.

Каким актерским мастерством обладала эта женщина! Но что творилось в ее душе?..

А другая русская мама в такой же ситуации едва не развелась со своим мужем. Вместе прожили тридцать лет! Муж все-таки пытался сохранить семью. Пришел вместе с женой в клинику, попросил специалистов им помочь.

Больше всего его угнетало вранье жены. Он видел, что она тайно поддерживает с выгнанным из дому сыном связь: исчезает из дому после телефонных звонков даже среди ночи, прячет в кладовках какие-то пакеты с вещами, с банковского счета постоянно снимаются деньги и тратятся непонятно на что. До сих пор он не верил ни одному слову сына, теперь не верил и жене...

Существует и другой тип русских мам, противоположный первому, но вызывающий не меньшее сочувствие. Мамы боевые. Мамы – мужчины в юбках.

Они проверяют у сыновей карманы, когда те возвращаются с улицы, и перед их выходом из дома. Заставляют их закатывать рукава рубашек и смотрят, нет ли на руках свежих следов от уколов. Сами вкладывают им в рот таблетку, если таковая выписана врачом, перед этим сами же эту таблетку получив в аптеке. Светят им в глаза фонариком – не сильно ли расширены или, наоборот, сужены зрачки? В отсутствие сына обыскивают его комнату, устанавливают в квартире видеокамеры… Список мер можно продолжать до бесконечности.

К чему ведет такая охота? Обычно к тому, что сынок становится еще хитрее, изворотливее и подлее. Да, он зверь, за которым охотится «эта сука» (прошу прощения, цитирую дословно). Но она все равно его не поймает и ничего не найдет: он спрячет пакеты за плинтусом, выплюнет изо рта не проглоченную таблетку, уколется не в руку, а в ногу и т. д.

А маму, родную, любимую, будет еще больше презирать.

Вспоминается рассказ одного русского парня о том, как он когда-то поехал с мамой в Россию, – она решила, что на родине сына вылечат скорее, чем в Америке. Поехать-то он согласился, но поставил условие: она даст ему деньги на наркоту. Часть наркотиков он использует перед полетом, остальное она сама пронесет в самолет. Он убедил ее, что так будет лучше: ведь в случае, если его на таможне задержат с наркотиками и у него начнутся «ломки», то он будет сильно страдать. А у нее никаких ломок не будет, даже если ее арестуют! Она согласилась. Спрятала тридцать пакетов (300 долларов) в своем нижнем белье – трусах и лифчике, а шприцы лежали в ее дамской сумочке: соврала таможенникам, что якобы больна диабетом и должна делать себе уколы инсулина.

Очень красочно тот паренек рассказывал о своем путешествии в Москву-столицу. Не каялся в том, что родную мать превратил в «мула». Он просто рассказывал историю...

Чего больше – пользы или вреда – приносит такая материнская любовь?

У меня нет ответа, почему именно русскоязычные мамы (среди них – украинки, еврейки, русские, белоруски) идут на такие жертвы. Ничего подобного и близко не встретишь среди белых американок, или латиноамериканских и чернокожих матерей.

ххх

В чем еще схожи русские «идише мамэ» – глухотой и слепотой. Они тебя слушают и не слышат. Смотрят на происходящее и не видят. Упрямо твердят одно и то же: их сыночек-де до восьмого класса хорошо учился в школе, играл на флейте, занял первое место на математической олимпиаде. Он очень чуткий мальчик. Не такой ужасный, законченный наркоман, как другие. О, да.

Она может не замечать, а если надо, и врать – родственникам, врачам, всему миру. Но не себе!

Пожалуй, нет на Земле большей реалистки, чем русская мать. Ты, нарколог, погоди. Можешь с ней спорить, доказывать ей что-то. А можешь молча выслушивать ее бред о ее чудном сыночке и его «детских шалостях» с наркотиками. Но рано или поздно наступит минута, когда она неожиданно признается тебе в своей самой страшной тайне, которую скрывает от всех: она уже готова к тому, что в любую минуту ей сообщат... Нет, не про то, что сын арестован, – если бы! Она готова к более страшному известию...

Сидят в зале ожидания эти женщины с измученными, безразличными глазами. Они напоминают развалин, человеческих развалин. Нет у них мыслей о мужьях или работе, или о себе; о себе – и уж точно давно не думают. Они думают только о спрятанных где-то пакетах, об одолженных у кого-то деньгах, о медстраховках для детоксов…

ххх

Перед тем, как закончить эту главу, несколько слов о группе самопомощи «Ал-Анон», созданной в Нью-Йорке теми же русскими мамами.