Да, неоценима польза этого теста, скажу я Вам!

В течение нескольких лет в этой клинике я тестировал на СПИД не только пациентов, но и всех желающих. Скажем, взбрело в голову человеку «с улицы» узнать свой «статус», он заходил к нам в клинику, регистрировался, подписывал соответствующие бумаги и «всходил на эшафот теста».

Клиника находилась в очень интересном районе Нью-Йорка, в так называемой war zone – военной зоне. «Военными зонами» в Нью-Йорке называют криминогенные районы, где обитают бедняки, точнее, армии пожизненно безработных, тысячи профессиональных бездельников и паразитов, из поколения в поколение получающих государственное пособие.

Эти war zones – раковые опухоли города; муниципальные власти локализуют их с помощью различных государственных программ помощи и льгот.

«Гетто» – так еще называют эти районы, причем называют сами же их обитатели. Причем, в слово гетто они не вкладывают негативного оттенка. «Я из знаменитого гетто «Мальборо»», «Я полжизни прожил в гетто», «В моем гетто вчера застрелили двоих…» Это расхожие обороты. Большая часть населения гетто в Нью-Йорке – чернокожие и испаноязычные.

Гетто – это целый мир, целый материк. Гетто разбросаны по всему Нью-Йорку, занимают либо несколько кварталов с многоэтажками, либо, что чаще – огромные пространства, размером с небольшой город. В каждом гетто свои традиции, свой сленг. Жители гетто не считают, что живут в Нью-Йорке. Они крайне редко и только по большой необходимости ездят в другие районы города. Чего они там, в Манхэттене, не видели? Да и какого черта переться, скажем, из Бруклина в Манхэттен, если все необходимое есть в родном гетто: супермаркеты, госпиталь, аптеки, рестораны, бары, автомастерские, драгдилеры, ликероводочные магазины, школы, детские сады, ночные клубы. В гетто рождаются, получают на детей государственное пособие, в гетто ходят в школу. Первый секс, первый аборт, первая сигарета с марихуаной, первый арест и первый ребенок – все происходит в гетто. Там бурлит жизнь.

Возле бордюров у дорог там валяются пустые пол-пинтовые бутылки из-под джина и водки. Там повсюду гремит рэп. Там часто случаются автомобильные аварии, потому что водители или пьяны, или с тяжелого похмелья. Там стреляют в десятки, а то и в сотни раз чаще, чем в других районах Нью-Йорка. Там много танцуют и очень громко разговаривают…

Клиника, где я работал, находилась как раз в таком «гетто». Как я уже говорил, мне приходилось делать тесты на СПИД не только пациентам, но и случайным посетителям, желающим узнать, не заражены ли они.

Тогда-то я впервые столкнулся с этим жутким необъяснимым явлением: секс с партнером, зараженным СПИДом. Секс без презерватива!

Скажем, входила в кабинет молодая негритянка, просила ее протестировать. Я разрывал упаковку с тестером, вынимал из коробочки пробирки, одновременно задавая стандартные вопросы о ее семейном положении, историю ее сексуальных отношений с мужчинами и т. д.

С женщинами иметь дело проще, они не врут, когда врать не имеет смысла.

– Официально, доктор, я в разводе. Живу с мужчиной, у которого СПИД. Он мне дает деньги и делает дорогие подарки. Вот, смотрите, этот золотой браслетик и этот iPOD последней модели – он подарил. Нет, мы живем открыто, трахаемся без презерватива. Я знаю, знаю, что это опасно, что могу заразиться… Поэтому и пришла к вам, провериться. Да, в будущем обязательно. Конечно, учту, приму во внимание... Да, давайте мне эту палочку, как ее засовывать? В рот, да? Вот так, да?

С подобными женщинами мне приходилось сталкиваться настолько часто, что я перестал удивляться их признаниям. (Между прочим, в нью-йоркских школах лекции по мерам против заражения СПИДом читают с пятого класса.)

Как ни странно – и это тоже правда – ни у одной из них не было обнаружено позитивного результата! Ни одна из тестируемых мной женщин, кто на протяжении нескольких лет открыто спала с мужчинами, зараженными СПИДом, каким-то чудом не «подхватила» этот смертельный вирус!

Объяснений этому у меня нет. Возникает философский вопрос: почему, скажите, кто-то провел приятную ночь-другую с малознакомой женщиной (мужчиной), познакомившись на курорте или на круизном корабле, и – попался. А другой фактически продает свое тело за деньги и золотые побрякушки, заведомо рискуя и отлично зная о возможных последствиях, и выходит сухим из воды?

Но почему-то случается именно так. Богу видней...

На одной из полок в моем кабинете стояли коробки с презервативами. Как добрый Санта Клаус от медицины, после каждого теста, произнеся напутственную речь, я всегда предлагал пациентам в подарок презервативы. Мужчины, как правило, гордо отказывались. А вот женщины брали охотно. Особой популярностью пользовались женские презервативы (есть и такие). Одна из моих пациенток работала в эскорт-сервисе: заходя в мой кабинет, девушка одним махом выгребала почти все из моего недельного запаса – для «себя и подружек». Мог ли я ей отказать?

ххх

…Прошло еще немного времени, и я поступил в университет «Fordham» – один из лучших гуманитарных университетов на Восточном побережье США. Решил получить специальность психотерапевта.

Многое меня удивляло в американских студентах и преподавателях. В том числе, их открытость в отношении СПИДа.

Ладно, будем откровенны: в наркологических клиниках преобладающее большинство пациентов – со дна. Дно, конечно, тоже понятие относительное и у каждого свое. Но, коль скоро человек соприкоснулся с наркотой, он катится только вниз, не вверх. А те, кто живут в гетто, наверху вообще никогда-то и не бывали. Простолюдины, одним словом. Таким поведать миру о своем СПИДе ничего не стоит.

Но в университете со мной вместе учились студенты из совсем иного мира. Многие из них работали, занимали должности супервайзеров и менеджеров. Это были образованные, трудолюбивые американцы, которые любили интеллектуальные дискуссии, интересовались политикой и искусством.

Учебная программа включала предмет «СПИД и психотерапия». Так вот, за время занятий несколько студентов открыто признались, что заражены СПИДом! Они не сообщали подробностей – как, где и когда – но со знанием дела, явно основываясь на личном опыте, высказывали свое мнение о методах лечения, о таблетках, о психологических сложностях, которые испытываешь, когда живешь с этим проклятым вирусом.

Как когда-то, пять лет назад, я был в шоке от откровенных признаний, услышанных в школе наркологов, так и в этом университете, уже ко многому привыкший, я делал новые открытия. Но теперь я открывал для себя не мир падших наркоманов, а мир благополучных американцев. Я смотрел на студентов и преподавателей в этом университете и ни у кого из них не заметил и намека на осуждение. Ни одного упрека тому, кто заражен СПИДом. Никакого презрения.

Невольно задумывался о том, какой же колоссальный путь проделала «бездуховная» Америка, чтобы разрушить стереотипы, отменить моральные приговоры, которые с легкой руки выносим друг другу мы, русские. Можно ли себе представить, чтобы в универе Москвы или Питера русский студент открыто признался перед аудиторией, что он заражен СПИДом? Не говорю уже о провинции, знаменитой российской глубинке…

«Спидоносец» Володя

У Володи было худое, умное лицо, сосредоточенный взгляд темно-карих глаз. Средний рост и хорошее телосложение, – в свои сорок восемь он был в отличной форме. Во всем его облике чувствовались твердость и сила характера. Он мог бы сниматься в русских фильмах о войне, в роли боевого капитана или майора.

Родом он из Питера. О том, что Володя болен СПИДом, сначала знали только мы – медперсонал клиники. Причем, Володя был не просто вирусоносителем – ВИЧ, а имел самый настоящий СПИД (уровень его иммунных клеток упал ниже условной отметки, разделяющей ВИЧ и СПИД. – авт.)