— В таком случае, — сказал Матвей, — мы с Максимилианом обязуемся не принимать не обдуманных решений, что касается наследства родителей, и учитывать также ваши интересы тоже.

— Я согласен. — Подтвердил слова брата Макс.

— Решено! Ставки приняты. — Тут же провозгласила Елизавета, не дожидаясь реакции Файсов, что ни мало меня порадовало. — Сейчас Бартоломью соберёт с гостей подписи, и мы все посчитаем их. Но всё это после главного блюда, название которому придумал Макс ещё ребёнком. Это «малинованные лыбки».

Мы с Евой невольно усмехнулись, потому что Елизавета произнесла это название на русском языке.

— Я не знаю, как произнести по английски. — Так же усмехнулась она. — Макс никак не мог выговорить букву «р» и этим очень нас смешил. Он очень не любил рыбу, и нам пришлось ни мало потрудиться, что бы заставить его её кушать.

— Бабушка, ты хочешь сказать, — заговорил Макс, подозрительно глядя на неё, — что главное блюдо — это…рыбные шарики?

Елизавета кивнула. — Но мы это блюдо усовершенствовали и сделали в одном блюде три вкуса. Это заслуга не только нашего шеф-повара, но и Бартоломью… Пусть лучше он сам нам всё расскажет. — Она слегка качнула указательным пальцем, призывая мужчину к себе. — Бартоломью, вам слово.

Я посмотрела на этого мужчину, который с умным видом, но с усмешкой на губах, стоял позади кресла своей хозяйки. Он подошёл к столу, слегка поклонился, ещё чётче «нарисовал» усмешку на своих губах и заговорил. — Это произошло совершенно случайно, господа. Мы слегка повздорили с шеф-поваром, и я сгоряча сказал, что рыба есть рыба и невозможно придать ей другой вкус кроме рыбы. Шеф возмутился и сказал, что он это может сделать. Я, естественно, продолжил возражать и предложил пари. — Бартоломью замолчал. Его лицо перекосила гримаса неудовольствия, которая всех насмешила.

— И чем же ты пожертвовал, Бартоломью? — Вдруг спросил Матвей, «гася» улыбку. — Зная нашего шефа, могу предположить, что он потребовал от тебя… невозможного.

— Он потребовал от меня, что бы я в течение месяца, каждый день на обед ел рыбу, которую он мне приготовит. — Закатив глаза к небу, ответил мужчина. — Мне кажется, что я уже стал светиться в темноте от фосфора, господа. Но, слава Богу, завтра — последний день моих сучений.

— Значит, вы проиграли? — Спросила я, не скрывая своей улыбки. — Я считаю, что это подвиг, Бартоломью. Я бы так не смогла. Но ваша игра, хоть стоила свеч, как говориться. Блюдо…эти рыбные шарики, были вкусными?

— О, да и у каждого шарика был свой, но рыбный вкус. В общем, я был в восторге от блюда…почти неделю. Следующую неделю я его…терпел. Третью неделю — не мог на это блюдо смотреть. А четвёртую неделю…. — Бартоломью вновь закатил глаза к небу и досказал вымученным голосом, — … я его возненавидел.

Все сидевшие за столом, еле сдерживали смех, глядя на него, и только Эдуард строго смотрел на Бартоломью.

— Так он вас кормил этим блюдом целый месяц? — Произнёс он.

— Да, господин Файс, целый месяц.

— Но это же издевательство над человеком!

— Нет. — Ответил Матвей. — Это чисто русская забава. Как говорится, не рой другому яму, сам в неё попадёшь. Не правда ли, Бартоломью?

Мужчина кивнул. — Вы правы, Матвей. Я сам вызвал шефа на пари, проиграл ему и поплатился. Теперь я зарёкся с ним спорить. — Он сделал шаг назад и заговорил уже торжественным голосом. — Выбор главного блюда в зале уже сделан. Разрешите его внести.

— Разрешаю. — Кивнув, произнесла Елизавета.