В конце рейса мы услышали по радио печальное известие о смерти президента Рузвельта. Как теперь повернутся дела, думал я, как поведет себя правительство Соединенных Штатов? Франклин Рузвельт был мудрым и доброжелательным человеком, на голову выше окружавших его политиков. Мне запомнились его высказывания относительно ленд-лиза: “Мы предоставили помощь на основе закона о ленд-лизе для того, чтобы помочь самим себе”. А в мае 1944 года он сказал: “Ленд-лиз работает на Америку на русском фронте”. К этим словам прибавить нечего. Победа не за горами. Идут кровопролитные бои за Берлин. Немцы отчаянно сопротивляются.

Приятно видеть, как относятся наши моряки к труду. Во время войны каждый стал как бы старше, требовательнее к себе и к товарищам.

Экипаж нашего теплохода мало чем отличался от экипажей других пароходов и теплоходов. На других судах было на несколько человек больше или меньше, чем у нас, и только. На всех советских судах моряки самоотверженно относились к своей работе и ставили государственные интересы выше своих собственных. Люди во время войны быстро узнавали друг друга, и работа шла слаженно и дружно.

Помню, когда я вернулся из Портленда, мне предложили принять “либерти”, судно поновее и побольше моего теплохода, но я отказался, не раздумывая. На моем старом теплоходе меня все знали, и я всех знал.

В прошлый рейс мы вышли 9 мая. Наш отход совпал с историческим Днем Победы над фашистской Германией. Собравшись на митинг, мы назвали этот рейс “рейсом победы” и обязались выполнить его на “отлично”.

Война окончена. Мы победили. Победа не сразу вошла в сознание, и в первые часы и дни даже не верилось в нее. Во мне происходило нечто подобное тому, что происходит в курьерском поезде при внезапной остановке. Нам не довелось видеть грандиозное торжество на Красной площади. Мы слушали победные передачи по радио, осторожно пробираясь через минные поля из Владивостока к бухте Валентина.

На судовом митинге прозвучали слова благодарности нашей великой партии - организатору победы советского народа. Моряки в радостном возбуждении поздравляли друг друга. Мы гордились тем, что и полторы сотни “наших” паровозов помогали победе где-то там, на западе.

Мы вышли из Курильского пролива в океан 15 мая. Пролив проходили при хорошей видимости. Погода, как говорят моряки, благоприятствовала плаванию. Ветра почти нет, море гладкое, чуть колышет.

Утром, часов около пяти, мне позвонил вахтенный штурман и попросил на мостик. Море по-прежнему тихое, таким оно бывает редко. Маловетрие. Небо в кучевых облаках, на солнечном восходе они окрашены в красный цвет.

- Что вас беспокоит? - спросил я у вахтенного, оглядывая синевшие вдалеке по правому борту берега Камчатки.

- Вспыхивает, все время вспыхивает, посмотрите, Константин Сергеевич.

Я увидел яркую вспышку где-то над камчатской землей, еще одну, еще. Вспышки через короткие промежутки следовали одна за другой. Мне показалось, что я снова вижу бомбардировку. Неужели японцы? Однако мы прошли Курильский пролив благополучно. Почему не слышно никаких звуков? Может быть, их заглушает работа двигателя? Проклятые выхлопы!

- Остановите машину, - скомандовал я.

Резкое перезванивание телеграфа - и машина остановилась. Тишина на море, и в воздухе яркие беззвучные вспышки. Незнакомый, едва уловимый запах, доносящийся с далекого берега. Залитые алой краской облака на востоке… Величественное зрелище, оно настораживало, вселяло тревогу.

Сон как рукой сняло. Я не мог уйти с мостика. Таинственные вспышки продолжали будоражить нервы. Зарницы? Нет. Прошло еще полчаса. Мы давно шли полным ходом и прежним курсом. И вдруг на северо-западе занялось огненное зарево. Потом столбы черного дыма поднялись кверху над далекими сопками.

Я поднялся на верхний мостик и пеленговал середину пылающего облака. Пеленг проложил на карте. Он прошел через Ключевскую сопку. Извержение вулкана. Ведь я слыхал о том, что вулкан Ключевская сопка ведет себя последнее время неспокойно. Вот откуда незнакомый запах, все стало ясно. Не знаю, почему меня так потрясло это таинство, совершавшееся в природе. Но то, что я видел в тот день, запомнил на всю жизнь. Картина извержения сказочно красива.

А вспышки без звука все же были зарницами.

В нашем “рейсе победы” дух социалистического соревнования оказался высоким - экипаж выполнил все свои обязательства. К окончанию рейса оказалось семнадцать стахановцев и десять ударников.

…Мы снова в Соединенных Штатах и снова встретились с нашими американскими друзьями. Прошло совсем немного времени после смерти президента Франклина Рузвельта, и как будто все осталось по-старому.

На самом деле это было не так, и нам пришлось почувствовать перемену.

В закупочной комиссии в Портленде мы узнали, что президент Трумэн отменил закон о поставках в СССР товаров по ленд-лизу. Будем пока вывозить все, что было закуплено и заказано. Простые американцы удивлялись такой поспешности. Еще больше, наверное, удивлялось наше правительство, которое знало, что предстоит война с Японией.

В части судового снабжения произошли заметные ухудшения. Много самого необходимого на теплоход не отгружали. В городе на рынке и в магазинах все дешевле, чем по ленд-лизу, и лучшего качества.

На пути во Владивосток мы зашли в бухту Ахомтэн, находившуюся неподалеку от Петропавловска. Конвойный офицер . сообщил о гибели парохода “Трансбалт”, самого большого парохода в Советском Союзе в то время. Пароход возвращался из США с генеральным грузом около 10 тысяч тонн. Его торпедировали 13 июня 1945 года в проливе Лаперуза, можно сказать, на пороге дома. Японцы не унимались. Две торпеды попали в кормовые трюмы правого борта. После взрыва судно продержалось на плаву около десяти минут и кормой ушло в воду. Пять человек погибли вместе с судном. Радист успел передать во Владивосток SOS и сообщил место гибели. Девяносто четыре человека вместе с капитаном Ильей Гавриловичем Гавриловым спаслись на шлюпках.

По сути, Япония вела на море против Советского государства военные действия. С декабря 1941 года по апрель 1945 года ее подводные лодки топили суда.

По прибытии во Владивосток я виделся с капитаном Гавриловым, он был у меня в гостях и рассказал о событиях на пароходе “Трансбалт”. Сам Илья Гаврилович, как говорится, остался гол и бос, все его вещи погибли на “Трансбалте”. Помню, все мы, капитаны, помогали ему чем могли. Интересно отметить, что Илья Гаврилович совсем не умел плавать, три раза под ним тонули суда, но он в спасательном жилете оставался на плаву.

Наши новые паровозы, как только их ставили на рельсы, не задерживаясь, уходили на запад.

Остатки груза нам предстояло выгрузить в заливе Посьета, расположенном на юг от Владивостока, в нескольких часах хода.

Мы без лоцмана прошли пролив среди больших и малых каменистых островков. В Посьет прибыли еще засветло и ошвартовались у единственного деревянного причала.

Конечно, первыми гостями на судне были пограничники. Врач пограничников - культурный, знающий человек. По его предложению мы поехали в ближайший колхоз. С нами поехал инструктор райкома партии и старший механик Виктор Иванович Копанев. Колхоз оказался малолюдным, худосочным. Не было удобрений, планы выполнялись плохо. Мы обратили внимание на тощие посевы овса и пшеницы. В поле в основном работали женщины. Несколько старух смотрели за малыми детьми, собранными в большом неуютном помещении клуба. С питанием детей тоже было плохо: почти всю продукцию колхоз отдавал фронту, оставляя себе только крохи.

Всю дорогу на теплоход мы молчали.

- А если нам помочь ребятишкам? - спросил Копанев, когда мы поднимались по трапу. - А, Константин Сергеевич?

Я думал о том же.

- Согласен, только посоветуемся с помполитом. Попросили в каюту помполита К. В. Рычкова, предсудкома Ш. Е. Окуджаву и рассказали об обстановке в колхозе. Единодушно решили поделиться с детьми своими продуктами. Но нужно согласие всей команды теплохода. Продукты принадлежали в равной степени всем морякам. Выступать на собрании поручили мне.